Он создал еще одного себя и потянулся через реку, через эфир, к командиру врага — древней Сказочной Королеве.

— Пойдем, моя госпожа, — пропел он в эфире, — пришло время закончить нашу вражду и заключить новый союз. Люди проиграли. Помоги мне завоевать врата, и я награжу тебя.

Тамсин заколебалась, а затем убежала.

Он отпустил ее. Если бы он мог привлечь ее на свою сторону! Армии людей стали бы прахом или кормом для его новых союзников. Сказочная Королева была действительно ценным союзником.

Он был близко. Очень близко. Он чувствовал это и знал, каким должен быть его следующий шаг.

Ведомая медведями, маленькая армия Тапио ползла на восток по лугам. Они удалились лиг на сорок к северу от Кохоктона, олени пришли в себя, как и люди. Три ночи сна, три дня мяса и фруктов, найденных в землях Диких.

Тапио остановился, дожидаясь, пока Билл Редмид перейдет бобровую плотину.

— Иногда я думаю, что мы должны просто убежать в лес и никогда не выходить оттуда, — сказал Редмид.

— Я тоже, — ответил Тапио.

Медведи, казалось, знали каждую ямку на этой земле. На третью ночь пришли еще две дюжины медведей в тяжелых кольчугах с огромными стальными топорами в почти человеческих руках. Высокий белый медведь, который вел пришельцев, склонил голову перед Тапио.

— Приветствую тебя, Король лесов, — сказал он.

— Здравс-с-ствуй, могучий медведь, — ответил Тапио. — Назови себя.

— Я Буран. Я сражался на стороне Шипа, и не раз, а много раз.

Он посмотрел на своих медведей, у которых было очень много оружия.

— Но на этот раз я буду на вашей стороне. Шипа больше нет, а тот, кто пришел ему на смену, не друг медведям.

Каменный Топор и Бузина кивнули гостю.

— Медведи друг с другом не дерутся, разве что в дурные времена, — сказала Бузина. — Сейчас времена дурные, но, надеюсь, не настолько. Буран будет с нами. Тогда нам откроется Баглаш, тайная долина среди озер.

Буран зарычал. Его медведи зарычали и завыли в ответ, порой странно кашляя. На самом деле Тапио понимал язык медведей, но позволял им спорить между собой. Баглаш — сердце медвежьих владений в Эднакрэгах, и ни один человек или ирк никогда не бывал там. Даже патрули графа Западной стены никогда не заходили туда. Наконец Буран кивнул.

— Хор-р-рошо. Откр-р-рыв мур-р-равейник, медовое дер-р-рево не скр-р-рывают, как говар-р-ривала моя мать. Мы отведем тебя вниз, к нашим озерам и к Рыбацкому Дереву.

Большой белый медведь сдержал свое слово, и люди и ирки угостились медом и мясом ондатры, пока шли на восток по ровным тропам. Затем Тапио и Редмид начали сильно их подгонять, и магистр Никос доел свой мед, наложил заклинания и поехал с ними, разговаривая с другими магистрами. Буран оказался приятным попутчиком, хотя и яростно отстаивал святость своих земель.

— Я не др-р-руг людям. Я не хочу пускать их в леса и воды своего дома. Я ненавижу всех вас, даже тебя, магистр-р-р, хоть и хор-р-ро-шо говор-р-ришь и, вер-р-рно, любишь пр-р-равду. Ты как гр-р-рязь на земле, ты все бер-р-решь, но ничего не даешь в ответ. Вас, людей, ведет одна только жадность.

— Но ты ведешь нас к Лиссен Карак, — сказал Никос. Медведи не разрешали разводить костры в своих землях и вместо этого настаивали, чтобы по ночам люди, ирки, олени и лошади спали вповалку для тепла. Говорить с белым медведем было все равно что с тенью — его мех казался бледным пятном на другой стороне круга спящих.

— Хрм-рм, — рыкнул медведь. — Уж лучше люди, чем др-р-рако-ны и чер-р-рви. Мы их всех видели.

— А вы видели, как открываются врата? Ты помнишь это?

Огромные глаза открылись и закрылись, но ответила магистру Бузина:

— Мы помним.

Сэр Гэвин наблюдал за штурмом тщательно выкопанных окопов, сердце его сжималось от предчувствия смерти, а отчаяние заставляло опускать руки.

— Это моя вина, — сказал измученный граф Приграничья.

Сэру Гэвину очень хотелось согласиться, но это искушение было подлым. «Вы ушли на запад, чтобы показать, на что способны, и оставили их умирать. Если бы в этих окопах были ваши рыцари, а вы сами держали бы в руках меч, такого бы не произошло».

Но он этого не сказал.

— Нет смысла искать виновного. У нас армия, мы должны вернуться на восток, как минимум до бродов. В самом худшем случае мы соединимся с армией королевы и вернемся на северный берег, чтобы освободить крепость.

— Господи, хоть бы она устояла, — пробормотал граф. — Прошу вас принять командование, сэр Гэвин. Я этого не достоин.

Граф разорвал на себе сюрко и швырнул под копыта лошади. По щекам у него текли слезы. Демонические захватчики гнали толпу рабочих через реку.

От жеста графа Гэвин только закатил глаза.

— Нет. Вашу отставку я не приму. Вы останетесь, и мы будем командовать вместе. Черт возьми, милорд, я каждый день ошибаюсь. Но мою работу никто не сделает.

Граф Приграничья застыл.

— Я серьезно. Я не могу пощадить вас, милорд.

Гэвин наблюдал за штурмом и одновременно смотрел в небо.

— Нам нужно ехать за броды. Слава богу, что Уишарт вновь открыл старую дорогу. Тамсин?

— Гэвин? — ответила она ему в тон.

— Ты сможешь сохранить нам жизнь?

— Вечером узнаем. — Она пожала плечами. — Дракон пытается соблазнить меня.

— Боже милостивый. — Гэвин поежился от ужаса.

Тамсин сплюнула на землю.

— Тебя бы я, может, и бросила, но я не могу предать свою любовь. Эш никого не любит и не знает, что это такое. Пусть помучается… Но, если он придет за мной, я не смогу задержать его надолго.

— Мы не можем отступать вечно. — Гэвин на мгновение задумался. — А монахини?

— Они очень могущественны, — сказала Тамсин. — Если бы не они, мы давно бы проиграли. Радуйся, что дракон занят ими, а не нами.

Преследуемые боглинами и кое-кем похуже, остатки армии Запада шли по дороге, тянувшейся к югу от Кохоктона. Гэвин остановился, когда они пересекли Малый Неман. Именно здесь он когда-то столкнулся с бегемотом и здесь же попытался убить своего проклятого высокомерного брата, который вернулся из мертвых с армией наемников, чтобы спасти его.

Черт бы его побрал.

Гэвин, возможно, усмехнулся бы, если бы не так боялся. Как бы то ни было, он хотел, чтобы его брат снова явился со своими наемниками и спас мир, потому что у Гэвина кончились идеи. Весь день он смотрел на небо.

Весь день его усталая армия бежала, шла, плелась и кралась на восток, пока окопы, которые они должны были занять, брали один за другим, а их защитников убивали или обращали в рабов — так близко, что армия это слышала.

Вскоре после обедни напали и на них, но не с воздуха. На Кохоктоне вдруг выросли мосты, большинство — сильно позади арьергарда Гэвина, а два — рядом с боглинами и Экречем.

Противник начал форсировать Кохоктон.

Гэвин сразу понял, что ему придется сражаться, но у него почти не осталось стрел, фуража и всего того, что делало армию армией, и его почти разбитое войско практически перестало подчиняться приказам. Когда он попытался отыскать лорда Грегарио, то нашел только Редмида и его егерей.

— Рыцари ускакали и оставили нас, — с горечью сообщил Редмид.

— Боглины идут прямо на арьергард, — сказал Гэвин.

— Хорошо, — вздохнул Редмид и приказал устроить засаду прямо среди костей мертвецов, оставшихся после последнего боя на берегу. Гэвин прекрасно видел белеющие кости бегемота.

— Шесть стрел на человека, — сказал Джон Хэнд.

— Я знаю, — ответил Харальд Редмид.

Через полчаса Гэвин нашел Грегарио с почти двумя сотнями рыцарей, которые расседлали лошадей для отдыха, и отвел их назад как раз вовремя, чтобы спасти егерей Редмида, прижатых отчаянным боем к берегу ручья. Они держались, пока Экреч выводил свои легионы.

В воздухе висел странный мускусный запах, когда они отступили за ручей, забитый мертвыми тварями и уже выходящий из берегов, в ольховую рощу, отмечавшую границу весенних паводков.