Когда череда взрывов прокатилась по Дайксдейлу, лорд Керак и хор магов союзной армии швырнули заклинание.
Стоило им начать колдовать, как Эш мгновенно понял, что волшебникам удалось определить его местоположение в эфире. Отреагировал он мгновенно: черный дракон избавился от ненужных заготовок заклинаний и выставил защиту. Мощная атака магов захлебнулась.
Одновременно Эш продолжал удерживать свое грандиозное заклинание, дотянувшись до древних камней, паривших в эфире вдоль звездных путей, неведомых ни одному живому существу во всей Альбе. В огромной голове черного дракона хранилось множество давно позабытых всеми знаний, в том числе о том, что тысячелетия тому назад рханки создали эти полые валуны, чтобы в обход Врат напасть на реальный мир прямо из эфира. Возможно, это произошло пятьдесят тысяч лет назад.
Эш взял восемь камней и запустил их в выбранном направлении.
Керак покинул хор. Началось. Все в точности как предсказывал Гармодий; они вынудили Эша воспользоваться самой массовой, сложной и зрелищной магией. К счастью, Шип неоднократно применял именно это заклинание, несмотря на то что сила и особенности его создания находились за гранью понимания любого смертного мага.
Хотя само заклинание волшебникам альянса было неподвластно, воздействовать на него они все же могли.
Керак вошел в свой Дворец воспоминаний, и его окатило теплом любви королевы-матери. Находясь там, среди своих сородичей, он чувствовал себя сильным и защищенным. Лорд-демон потянулся, выхватил из гнезда несколько личинок памяти и проглотил их, затем снял с потолка огромную летучую мышь-альбиноса. Он ласково подгладил ее, бормоча нежные слова, привязал ее символическое значение к цели, потом подкинул крылатое млекопитающее, излюбленного питомца всех демонов, в эфир. Мышь полетела.
Под прикрытием контратак рыцарей и магов искусное заклинание воли Керака взмыло в эфир. Влекомая дурманящим ароматом силы, летучая мышь скользила по широкой полосе потенциальной энергии, оставленной громоздким заклинанием Эша.
Лорд-демон наблюдал, как летучая мышь стремительно набирает высоту и исчезает из виду, затем вернулся к хору.
— Готово? — спросил Никос.
— Улетела, — ответил Керак.
Тем временем в эфире летучая мышь поднималась выше и быстрее, чем ее сородичи в реальном мире. Вдруг белый силуэт существа начал изменяться, превратившись сначала в сову, затем в стрелу, прибавив скорости. Наконечник стрелы был расписан рисунками и чертежами, а хвост постоянно подпитывался силой, излучая магию в реальности.
То было самое глубокое погружение Керака в мир магического искусства людей, поскольку это заклинание открыли именно люди: юный Мортирмир, мастер Никос и другие маги из университета. К тому же оно оказалось самым сложным и единственным заклятием, которое со времени падения империи пробовал сотворить смертный: человек, ирк или саурианин. К счастью, разум лорда-демона прекрасно справлялся с удержанием многослойных запутанных образов, хотя самому Кераку казалось, что вся конструкция тут же развалится, стоит ему лишь на мгновение упустить хоть одну петлю.
«Отступайте, — обратился он к Зеленому графу. — Самое время».
— Отступаем, — приказал Гэвин. Он заранее подготовил к такому повороту событий всех своих командиров; настанет момент, когда они побегут. Все знали об этом.
Трубач дунул всего раз, и все как один тысячи людей, ирков, золотых медведей, Стражей и боглинов развернулись и побежали назад за хребет. Во время отступления брогатские рыцари несли внушительные потери, храбрые пажи вели вперед хозяйских лошадей, чтобы рыцари могли сесть в седло. Многие погибли. По всему хребту союзники бежали, бежали на восток, бросая лучшую оборонительную позицию во всей Новой земле.
Почти целую минуту в настоящем мире искры и стрелы мелькали в воздухе над полем боя. Морейский маг умер, когда кровь вскипела в его иссохших венах, второй ученик лорда Керака, Мехгаи Черный, взорвался, как древесный ствол, в который ударила молния, и Квокветхоган, чародейский брат Моган, остался удерживать хор в одиночестве. Для этого потребовалось самое большое количество силы в его жизни.
Он выдержал.
Далеко к востоку запел хор Лиссен Карак, и энергия, которую они очистили, поплыла на запад, в руки лорда Керака. Его золотые и зеленые щиты поднялись над холмом — и остались там.
Эш подлетел ближе, он стал реагировать быстрее и атаковать чаще. Как будто паутина алых, зеленых и бурых нитей связала его со сверкающим куполом над холмом. Он почти видел разгром вражеской армии, но, несмотря на свое практически бесконечное могущество, всякий раз, когда дракон тянулся в эфир, чтобы разделить и уничтожить хор противостоящих ему магистров, он получал раны. Он мог заглянуть глубоко в пасть эфира и найти альбанского мага по пламени его души, он мог ударить, но даже при его свирепом интеллекте и могучей воле ему приходилось для этого концентрироваться — и становиться мишенью для тысяч других заклинателей. Он чувствовал себя как кот, который поймал мышь и не может убить ее. Точнее, как кот, который нашел целую стаю мышей и не может перебить всех.
Ирония ситуации от него не укрылась. Его противники использовали в эфире ту же тактику, которую легионы его боглинов использовали в реальности. На мгновение он дрогнул, потрясенный количеством и разнообразием противостоящих ему герметических талантов. Четверых особенно могущественных он не мог не замечать, а огромный хор их помощников пошатнул уверенность Эша в победе.
Неопределенность только распаляла гнев, а гнев был любимым чувством Эша. Вспыхнуло пламя. Его когти засветились, он дохнул смертью, и его атака против хора заклинателей достигла апогея.
Но это все равно был отвлекающий маневр. Настоящее оружие еще не прибыло. Эш наслаждался своим многоуровневым обманом и раз за разом выдыхал смерть.
Далеко впереди, где край реальности касался первых жутких клочьев восьми огромных эфирных скал — замков? кораблей? — следы войны, настолько древней, что только две из участвовавших в ней рас выжили и могли рассказать о ней, скользнули за грань, за которой они снова могли вернуться в приливы и отливы эфира, своей родины, и начали долгое падение в реальность. Долгое и недолгое. Пока скалы (если они были скалами) балансировали на краю реальности, звезды рождались и умирали, возможности становились невозможностями, а бесконечное боролось с конечным.
Но воля Эша преодолела все это.
Скалы стали настоящими и начали падать. Иногда такое происходило естественным образом, именно так рождалось звездное железо, о чем был осведомлен любой кузнец и любой магистр. Но в призыве Эша ничего естественного не было. Восемь огромных тел падали на землю из-за грани реальности, и злая воля Эша старательно направляла их.
Но в то долгое, но все же конечное мгновение, пока они скользили в реальность, заклинание Керака раскрылось и взорвалось, став из стрел мысли крыльями стайки очень сложных бабочек. Из стрелы родился щит или, вернее, множество щитов, слабо подрагивающих на краю реальности.
Каждый метеорит ударялся о крыло бабочки и чуть-чуть менял направление.
А потом они рухнули, словно люциферовы ангелы. Пролетая сквозь реальность, они собрали за собой шлейфы и явились смертным внизу указующими перстами.
Эш отвернулся от новой раны, прожегшей его правый бок. Он уже был в какой-то миле от принадлежащего врагу хребта, и его заклинания вскипали на сияющих щитах Керака. Он пробивал себе путь сквозь щиты, но они все еще держались. Зато последний удар синей ярости Эша уничтожил дюжину древних медведей и столько же Стражей. Огромный урон армии Союза. Так погиб Кремень, сильнейший из медведей, и с ним погибли старейшины его клана.
Но все же многослойные щиты хора держались. Тела королевских егерей лежали обгоревшими кучами, в северном Брогате появилась тысяча новых вдов, но Эш не мог пробить щиты.