Майкл последовал за ними. Он даже не видел ковра из мертвых — он смотрел на поле боя.

От Мидлхилла до Альбинского хребта, до которого оставалось почти три мили, шли бои. В основном альянс отражал большую атаку Эша. Далеко на юге тянулась длинная линия великолепных сияющих герметических щитов, они светились, мерцали и сверкали в лучах красного солнца, а наверху, на Альбинском хребте, высился зеленый оберег, который сиял, как живой, и потрескивал молниями, как весенняя гроза.

И кавалерия альянса только что начала атаку от его основания.

— Черт возьми, — сказал Том Лаклан, — он оставил нас в стороне. Я хочу быть там!

Майкл смотрел на сражение, которое он помогал спланировать.

— Он хотел, чтобы мы были здесь, — возразил он.

— Милостивый Спаситель человечества, — буркнула Изюминка и коснулась креста на своем нагруднике. — Пайам собирается проломить их центр.

И в самом деле, кавалерия альянса, благодаря счастливой случайности и тщательному планированию, ударила прямо в водоворот герметических ошибок. Темные щиты падали над всем строем врага, протянувшимся на три мили, а огонь, лед, молнии, земля и удары перегретого воздуха уничтожали тварей Эша. И прямо на них напала тяжелая кавалерия семи народов строем в милю.

— Я хочу быть там, — задумчиво проговорил Том Лаклан.

— Это еще не конец, Том, — сказал Майкл.

А за ними штурмовой фронт миновал Лиссен Карак, где стоял измученный гарнизон, и Дезидерата, которая казалась пятидесятилетней, бросила Эшу очередной вызов.

— Сдавайся! Почему ты не сдаешься? — закричал Эш.

— Ты слишком хорошо меня учил, — ответила Дезидерата.

У врат стоял и курил с товарищами Безголовый.

— Величайшее сражение в мировой истории, — сказал он, — а мы в гребаном резерве. Я не могу даже посмотреть, что происходит.

— У тебя что, головы нет? — нахмурился Типпит. — Величайшее сражение в истории мира, из которого мы удачно смылись. И нам в любом случае платят. Так что заткнись. Никто не любит драться.

— Том Лаклан любит, — буркнул Смок.

— Ну да. Никто не любит драться, кроме Плохиша Тома и Изюминки.

Трубка пошла по кругу, а за ней фляга с очень хорошим вином. Ее принес Калли, и все знали, что она принадлежит капитану.

— Так неправильно, — настаивал Безголовый. — Мы участвовали во всех боях. Мы видели всех гребаных врагов. Это конец. Победа или поражение. И как по мне, будет победа.

— Ну конечно. — Типпит небрежно постучал трубкой по луку. — И мы здесь не затем, чтобы остановить бегство?

— Я не знаю точно, но у меня есть уши. Кавалерия атакует. Дело сделано. А я ни разу не выстрелил.

— Знаешь, что сказал бы Уилфул, будь он здесь? — спросил Смок.

— Не задерживай чертову трубку? Не присасывайся так к фляге, ты тут не один? — предположил Типпит.

Дым клубился над холмом.

— Не-а. Он бы сказал, что самый могущественный колдун в семи мирах потратил все свои силы, чтобы зачаровать нашу сталь. И не зря. Он сказал бы, что, пока все не закончилось, никакой еще не конец. Он бы сказал, что нас приберегают для встречи с драконом.

Все надолго замолчали.

— Попомните мои слова, — сказали все хором, но никто не засмеялся.

Всем событиям и всем планам приходит день, и время, и миг. Некоторым никогда не суждено осуществиться, некоторые планы воплощаются в жизнь в виде, едва понятном их создателям, или приносят плоды спустя долгое время после того, как этот самый создатель уляжется в холодную землю навсегда.

Но для тех немногих счастливчиков, которые наблюдают, как на их глазах расцветают великие планы, иногда наступает момент, когда все становится очевидным. Когда появляется возможность ухватиться за успех, а для самых удачливых даже остается мгновение, чтобы насладиться осознанием победы.

И все это досталось Габриэлю Мурьену, взлетевшему над Лиссен Карак. Под ним бушевала буря, а за пределами бури альянс побеждал. И Эш ринулся навстречу поражению, навстречу своей последней ошибке, отчаянно пытаясь переломить ход битвы, уже окончательно проигранной.

И в этот момент Габриэль осознал, что победил. Даже если бы Эш уничтожил каждого рыцаря, каждого мамлюка, каждого ополченца и фракейского копейщика и свободного боглина на поле, он никогда не взял бы врата. Его дни были сочтены.

Эш потерпел неудачу. И теперь он намеревался разделить ее с ним, и этого нельзя было допустить.

Габриэль заглянул в свой Дворец воспоминаний и велел Пруденции:

— Снимай маленькое заклинание.

— Пора, — сказала она и улыбнулась.

В реальности маскировка Мортирмира исчезла, а золотая плоть Габриэля вспыхнула, как солнце. Столько времени, сколько нужно, чтобы прочитать «Отче наш», он наслаждался своей победой.

А потом Ариосто влетел в снегопад, и все высокие помыслы улетучились — Габриэль мчался на диком звере по самому краю грозы.

Майклу и остальным на Мидлхилл показалось, что снова наступила ночь — такой темной была гроза. С севера, держась очень низко над землей, летел чудовищный монстр, распространяя волны ужаса. В реальности Эш насчитывал несколько сотен шагов в длину, одна его голова была величиной с башню. Его шея, издалека казавшаяся тонкой, на самом деле была толщиной в три человеческих роста, а тело — длиной с корабль или с два корабля.

Его ужас не признавал союзников, его собственные рабы бежали прочь, и многие мамлюки, и опоясанные рыцари. Павало Пайам стоял на месте и удерживал лошадь, но многие кони теряли рассудок и мчались в лес, и даже фракейские ветераны двадцати сражений падали на колени и прятали головы от Черного Змея.

Гэвину Черный Змей показался невозможно огромным. Он не опустил голову. Боглины, стоявшие перед отрядом Экреча, дрогнули. Свободные боглины рухнули ничком в слякотный снег, надежда исчезла, но Гэвин смотрел на дракона. Он боялся, но он боялся с тех пор, как проиграл схватку с галлейским рыцарем во дворе гостиницы, и его смирение наконец стало сильнее гордости.

И тут он увидел золотую искру на черной стене надвигающейся грозы. Она горела маленьким солнцем и мчалась как стрела. Скоро она превратилась в золотого грифона, а на спине грифона сидел рыцарь в красном и золотом. На мгновение он замер в темном небе над полем боя, как символ рыцарства, а затем грифон бросился на свою добычу, и его дикий боевой клич разнесся над полем.

Ирина выпустила последний болт из арбалета и встала спиной к большому клену и щекой к другому. Орли все еще бушевал среди храбрых галлейских рыцарей, разведчиков, пришедших из-за Стены и медведей, которые пытались удержать брод; дюжина золотых медведей лежала мертвой, а рогатые переходили грязную реку, ступая по трупам собственных товарищей, а за ними шел сонм тех, кто прежде осаждал Лиссен Карак.

Что ж, не все истории заканчиваются счастливо. Ирине хотелось плакать. Но она сдержалась. Несмотря на крах всех надежд, она оставалась человеком долга, а отчаяние было пустой тратой времени. Она отбросила бесполезный арбалет и вытащила короткий тяжелый меч, который дал ей Ричард Ланторн.

Ланторн тут же положил руку ей на плечо.

— Ни один клинок не коснется тебя, — пообещал он. — Не трать силы понапрасну.

И вдруг появился Смотрит на Облака.

— Ирина, не стоит умирать только потому, что он умер. Давай лучше покончим с этим Орли.

Смотрит на Облака творила заклинания снова и снова, бросая огонь и лед в тварей Орли. Она спотыкалась и падала, поднималась и шла вперед и давала разведчикам еще одно мгновение передышки, и еще, и еще.

И наконец она привлекла внимание Орли. Огромный темный рогач поднялся на задние лапы, огонь мерцал в его человеческих ладонях, а за его спиной темный ветер бросал снег в лицо Смотрит на Облака и разведчикам.

Орли шагнул на опушку леса, плетя руками синее пламя, и позаимствовал еще немного силы у своего хозяина. Но он все еще был ослеплен кровью Анеаса и вязким дымом Гас-а-хо. Редмид всадил древко в черный торс чуть выше того места, где у человека было бы сердце. Копье застряло, Орли вздрогнул, но двинулся дальше, а Редмид повернулся и побежал глубже в лес.