Мужчина с седой бородой нахмурился.

— Что-то я в этом не уверен. — Он будто подслушал ее мысли. — Мой друг — верный слуга королевы.

— Правда? — спросила Лесса резче, чем следовало бы. — Тогда почему ты вообще со мной разговариваешь?

Вопрос повис в воздухе.

В дверь постучали. Мужчина встал со стула и забрал у трактирщика две глиняные кружки и кувшин эля.

— Согласишься выпить со мной? — спросил он со старомодной учтивостью.

Лесса кивнула. Он налил ей эля, и она с благодарностью сделала глоток, а потом еще один, и ей сразу стало лучше.

— Вот это дело, — улыбнулся ее собеседник. — А ты дерзкая. Я не ожидал женщину, не ожидал шлюху и не ожидал от тебя остроумного ответа. Может, ты и твой друг что-то и знаете. И что за игру вы ведете?

Она внимательно посмотрела на него. Если он лжет, то она окажется мертва, как только произнесет следующие слова. Но Тайлер очень торопился, и она вызвалась себе на голову. Теперь это казалось глупым.

— Мы убьем королеву и ее младенца. Тоубрей станет королем, а мы получим прощение. Мы все не вчера родились, и нам нужны гарантии, что мы не украсим коронацию твоего друга танцем в петле.

— Заговор, — покраснел седой.

— Это любимое занятие твоего друга, — усмехнулась она.

— Пошла ты, ведьма.

Но он не стал ее бить. Она очень боялась, как бы ни дерзила. Откуда он узнал, что у нее есть сила?

— Ты не шлюха. Ты даже не крестьянка.

— Прямо сейчас я гребаная нищенка.

— Тогда ты единственная нищенка в Харндоне, которая не глотает звуки в слове «гребаная». — Он сделал долгий глоток. — Ты из благородных?

— Не твое дело.

— Вообще-то мое. — Он откинулся назад, как будто хотел продемонстрировать, что ей нечего бояться. — Если ты высокого происхождения, я буду больше тебе доверять. Не люблю повстанцев, и мой друг тоже.

— И мы тебя не любим.

— Восточный Брогат?

— Я не из лордов. Я повстанец, — с гордостью сказала она. — Кем я была и какие преступления совершила — не мужское дело и не женское.

— Не хочется думать, что ты просто сбежала из своей богатой семьи. Маленькое приключение, немного веселья, а потом ты возвращаешься домой и отправляешь нас всех на виселицу. Может быть, дело в юноше, от которого ты хочешь избавиться?

— Иди к черту. — Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Ладно, я согласен, — внезапно сказал он. Допил пиво и встал. — Встретимся в «Доме с веслом», это в восточном Чипинге, у пристани. Там нехорошо. Отправьте мужчину, ну, или оденься как настоящая шлюха. Надень алый капюшон и черный платок, никто в здравом уме не связывается с чумными.

Она хотела возмутиться, но он говорил дело.

— Когда?

— Не знаю. — Он подергал себя за бороду. — Послезавтра в это же время.

Он приоткрыл дверь, большим пальцем левой руки выбил меч из ножен, осмотрел пустой коридор. Оглянулся на нее, подмигнул и бросил на кровать свой плащ из тонкой шерсти с меховой опушкой.

— Комната твоя на ночь. Хотя я не стал бы задерживаться, — сказал он и пошел вниз.

Докладывая Тайлеру, она лежала под плащом в чертоге нищих, под крышей бывшего зала гильдии драпировщиков, сожженного галлейцами. Верхние этажи рухнули, но подвалы в основном остались нетронутыми, и король нищих въехал сюда со своим двором.

Тайлер сидел у ее соломенного тюфяка, скрестив ноги, как портной.

— Еще кое-что, — сказал он.

Она повернулась. Один человек бил кулаками другого. Неподалеку две женщины занимались любовью, довольно тихо.

— Да?

Тайлер помахал рукой.

— Как он выглядел? С кем ты говорила?

Она немного подумала:

— Среднего роста, седая борода, острый нос, борода и усы как у придворного, руки мечника; чистые ногти, мозоли. Одет чисто.

— Шрамы?

— На тыльной стороне обеих рук.

Тайлер дернул углом рта; ей это не понравилось, потому что ей показалось, что он что-то скрывает. Но тут старый повстанец кивнул.

— Кит Кроуберд. Ты хорошо поработала. — По его меркам, это была невероятная похвала.

— Товарищ? Зачем убивать королеву? Ну, то есть я знаю зачем. Но почему для Тоубрея?

Тайлер наклонился ближе. Темнота вокруг полнилась шепотом.

— Мы все это обрушим. Пусть все сгорит. Тогда мы будем свободны.

«Но ты подчиняешься приказам демона». Она еще пыталась думать об этом, но заснула.

Госпожа Хелевайз наблюдала, как кокетничает ее дочь. Дочь стояла во дворе, наконец-то очищенном от мусора и чисто выметенном — только у дверей конюшни осталась аккуратная кучка конского навоза. Насос колодца работал, возле него стояли два высоких мускулистых молодых человека, Джейми Ле Хоек и Хаегерт Куси, оруженосцы, а нынче жнецы. Большинство женщин вышли в поле. Темное осеннее золото пшеницы поднялось высоко, зерна были так велики и крепки, что стебли гнулись под их весом, созрели пшеница и овес. Такого урожая никто не мог припомнить, хотя осталось всего несколько ферм. С крыши каменного особняка видно было, что земель под паром больше, чем распаханных, что до самых стен Альбинкирка красно-золотая древесная листва слишком часто виднеется среди сияющего золота зерна. Но, как бы ни были малы пашни, год выдался очень урожайный, и не хватало людей, чтобы собрать все и сложить в амбары.

Хелевайз исчерпала весь свой запас любезностей, чтобы пригласить из Альбинкирка дюжину крепких молодых людей. Она была отличной соседкой, она помогала при многих родах, давала прекрасные обеды, пригласила на ужин великую герцогиню Тикондаги, хоронила трупы. Людям она нравилась, и исполняющий обязанности коменданта Альбинкирка, выздоравливающий главный конюший сэр Шон Ле Флер, позаботился о том, чтобы оруженосцы и молодые солдаты, оставленные альянсом, когда армия двинулась на запад, пришли ей на помощь. Он и сам явился: левый бок в бинтах, лицо почти скрыто хитроумным шелковым худом, туго застегнутым, чтобы спрятать ожоги. Теперь он сидел позади нее на ее лучшей скамье, поставив грязные сапоги на кусок мешковины. Он проработал весь день, не боясь перепачкать красивую одежду и не обращая внимания на явную боль от ожогов.

— У вас лучший гипокрас в стране, — сказал он с обычной учтивостью.

Ее дочь только что метко бросила Джейми Ле Хоеку в голову брусочек мыла. Ее лучшего мыла. Филиппа весь день работала в поле, каштановые волосы перепутались, лоб сиял от пота, и Хелевайз очень боялась, что ее дочь окажется самой красивой женщиной на сто миль в округе. Она никогда не выглядела лучше, несмотря на пятна пота и честную грязь — или благодаря им.

Подруга Пиппы Роуз, которая жила с ними с тех пор, как во время первых нападений погиб ее отец, вошла во двор, отбросила волосы за спину и увенчала подругу венком из роз.

— Да, я королева полевых работников, — заявила Пиппа. — Ой! Шипы!

Роуз закрыла лицо руками и засмеялась, и молодой Куси засмеялся вместе с ней.

— Чудесно. Терновый венец для колючей Пиппы.

— Колючая Пиппа запуталась в колючках! — воскликнула Роуз.

Джейми нахмурился и ничего не сказал. Он вообще мало говорил, что не помогало ему в любви. Но Хелевайз заметила, что он поймал брошенное мыло.

— Почему бы вам, нахалам таким, не убраться отсюда, чтобы девочки могли помыться? — сказала Филиппа. — Иначе покажу вам настоящие колючки.

— Мойтесь при нас, — предложил Куси.

— Только через мой труп, — отрезала Филиппа. — Слишком от вас несет.

«Ради всего святого, а у нее хорошо получается, — подумала ее мать. — Интересно, где она этого набралась?»

Другие оруженосцы и двое здоровенных воинов возвращались с полей грязные и усталые. Старухи накрывали столы в задней части дома, где за боярышником прятались стоящие камни; пахло репой и жареной бараниной. Прошла мимо старая матушка Крэбб, шпынявшая пару молодых женщин, которые тащили великолепный дымящийся пирог. Многие мужчины тут же потеряли интерес ко всему, кроме пирога.

Оруженосцы вытерлись собственными рубашками, а затем надели их и небрежно, двигаясь неуклюже-грациозно, зашнуровали дублеты без рукавов. Хаегерт Куси спрятался в конюшне и подсматривал, как девушки моются, Джейми схватил его за ухо и выкрутил его, они обменялись парой унылых ударов и ушли.