— Агрессоры! — уверенно сказал я. — Самоназвание «Комитет спасения», «Комспас». Их оружие, их манера, я на них насмотрелся.

— А говоришь — понял…

Он покачал головой и посмотрел на меня с обидным сожалением.

— Они действовали в режиме штурма, ничуть не заботясь о жертвах. Их оружие очень неизбирательного действия, пробивает стены насквозь, но они совершенно не переживали, что могут зацепить тех, кого, по твоей идее, собираются похитить. Да, они вынесли лагерь. Нет, твой гарем не у них. Его то ли во время штурма, то ли перед ним забрал кто-то другой.

— Слушай, — осенило меня, — Настя утверждает, что Эли, в принципе, может говорить. А что, если её как-то расспросить?

— Зачем? — удивился Сергей.

— Ну, она же была там при нападении, что-то видела.

— Я легко воспроизведу её рассказ сам, спорим? — он посмотрел на прислушивающуюся к нам Эли. — «Послышались выстрелы, я испугалась, убежала и спряталась…» Где там она спряталась?

— В бельевой корзине…

— Вот, в ней. «Потом всё затихло, я долго сидела и дрожала, но захотела есть, пить или писать, вылезла, а все вокруг мёртвые». Так?

Эли нервно кивнула, испуская эманации тревоги и дискомфорта.

— Очевидцы бесполезны, — отмахнулся Сергей.

— Но зачем они кому-то понадобились?

— А зачем и кому понадобился ты? Вспомни Севу, вспомни цыгана. Они от тебя чего-то ждали, причём в контексте этих трёх девиц. Данных маловато, но я бы поставил на религию.

— Почему?

— Потому что рациональные мотивации не просматриваются. А где кончается рацио, там начинается всякая мистическая трихомудь. Ну и слова типа «Искупитель» всегда вызывают у меня нервную почесуху. Сразу кажется, что кого-то скоро распнут. Смотри, чтобы не тебя, я твоих питомцев выгуливать не нанимался…

Он резко обернулся:

— Эй, белохвостая, ты чего подслушиваешь взрослые разговоры?

— Ой! — моя приёмная дочь вымелась из башни как белокурая молния.

— Знаешь, что такое «инициативный контакт»?

— Это что-то из бизнес-приёмов?

— Это что-то из приёмов разведки. Когда в твоём ближайшем окружении оказывается как бы случайно человек, которого там вовсе не предполагалось, но который очень естественно и непринуждённо вскоре становится в курсе всех твоих дел. Я ничего не утверждаю. Она премилое дитя. Но ты всё же подумай о том, было ли всё это цепочкой случайностей.

Я подумал. Недолго, секунд пять. Этого вполне достаточно, чтобы почувствовать себя дебилом. Но нет, я отказываюсь в это верить. Не в то, что я дебил, а в то, что Настя — агент Третьей Силы, масонов или рептилоидов. Она просто несчастный ребенок. Отличница с первой парты.

— А что за устройство, которое ты ей показывал?

— Это альтерионская машина ментальной стимуляции. Я на такой язык учил, но её много для чего можно использовать. Альтери — такие, блядь, затейники… Например, можно блокировать часть воспоминаний или произвести «мотивационную коррекцию».

— Звучит как-то стрёмно, — признался я.

— Не то слово, — вздохнул Сергей. — Не то слово…

Зелёный тихо, но затейливо ругаясь, ковырялся под капотом УАЗика, что-то выкручивая, разбирая, протирая и зачищая.

— Вы что, в бак ссали, что ли? — не выдержал он в конце концов. — В карбюраторе говно, свечи засраны, в фильтрах какая-то слизь… Чем вы там машины заправляете, коммунары херовы?

— Не знаю, — сказал я честно. — Краем уха слышал, что какое-то синтетическое топливо, но я не разбираюсь…

— Оно расслоилось, — сплюнул он. — Надо слить, промыть и заправить нормальным бензином. В остальном машина исправна. Придётся мне с канистрами на заправку сгонять. Вот не было забот…

— Извини, что так тебя напряг.

— Забей, повозиться с железками даже приятно. Ностальгия по временам, когда всё было просто. Пригласил бы тебя прокатиться, посмотреть на Родину, но не хочу оставлять твоих питомцев одних. Мало ли кто нагрянет, у меня тут в последнее время проходной двор. Как мёдом намазано.

— Ну вот, блядь, накаркал, — сказал он тихо, глядя мне через плечо.

Я обернулся — по дорожке к нам катилась «Тачанка». За рулём была Марина, рядом — Македонец. Быстро нашли.

— Привет, Сергей, — нейтрально сказала Марина.

— Здорово, Третья, давно не виделись.

— Извини, такая суета, как-то недосуг было навестить.

— Слыхал, а как же, — покивал Зелёный, вытирая грязные руки ветошью. — Война и прочие мероприятия.

— Как там Крис?

— Процветает. Вошла в Совет Молодых, рулит большой политикой, важная такая. Тоже времени нет навестить старого приятеля-мзее.

— Она всегда была перспективной девчушкой. С амбициями.

— Не без того, — согласился он. — Чему обязан приятностью вашего визита?

— Мы тут дезертира ловим, — сказал Македонец. — Угонщика общественного транспорта и похитителя детей.

— С каких пор мой УАЗик стал «общественным»? — удивился Сергей. — Лихо у вас в Коммуне с национализацией собственности… Я его, помню, Андрею дал прокатиться, вот, товарищ ваш вернул. Поломали вы его, конечно, рукожопы, но ничего, приведу в порядок, буду на рыбалку ездить.

— На нём стоят резонаторы…

— Буду далеко на рыбалку ездить, — твёрдо ответил он.

Я молча смотрел, не зная, что делать. Оружие у меня осталось в башне, да и не противник я Македонцу. Ему никто не противник.

— Да чёрт с ним, — не выдержал Македонец. — Про машину распоряжений не было, тем более что она сломана. Не на буксире же её тащить… А ты, — обратился он ко мне, — иди сюда. Коммуна ждёт тебя.

— Трибунал меня там ждёт, — сказал я мрачно. — Ольга обещала. Уж не знаю, за что. Чего-то мне совсем не хочется туда ехать. Передавайте ей привет и мои наилучшие пожелания. Здоровья, счастья, мужика хорошего…

— Хватит клоунады, — сердито сказал стрелок. — Иди лучше сам.

— А то что? Пристрелишь?

— Ногу прострелю. Чтобы не был такой резвый. И детей, которые с тобой были, сюда зови. Нечего им тут шляться, в школу пора.

Забавно, Ольга, видимо, так и не поняла, что со мной была Эли.

— А вы знаете, откуда в Коммуне дети? — спросил я, чтобы потянуть время. Никаких идей не было.

— Я знаю, — сказала Марина.

Македонец только равнодушно плечами пожал.

— И что с того? — продолжила она спокойно. — Ты сам восхищался, какие в Коммуне прекрасные дети, забыл? Да, мы выкупили их у работорговцев, и что? Потом мы привлекли Мака, и работорговля была уничтожена. Почти вся. Мы с ним тогда и познакомились, кстати.

— А что вы им мозги промываете альтерионской машиной, это нормально? — не сдавался я.

— Да, — ничуть не смутилась Марина. — Программа адаптации необходима. У нас не было времени ждать два поколения, пока у рабов родятся свободные люди. Мы сделали их лучше, стёрли детские травмы, скорректировали социальные мотивации… Это проще, эффективнее и менее травматично, чем классическое воспитание через отрицательную стимуляцию.

— Слушай, Артём, — сказал мне Македонец. — Хватит болтать. Я всё понимаю, я тебе, в общем, сочувствую, но нам пора. Я предлагаю не умножать проблемы. Ольга, конечно, на тебя чертовски зла, но не она одна в Совете. Разберутся.

— А у меня есть другое предложение, — неожиданно встрял Зелёный.

— Ну, вот зачем ты лезешь, а? — скривилась недовольно Марина.

— Напомнить хочу кое-что, — упрямо продолжил он. — Как-то раз, Македонец, ты сидел в подвале и ждал, что на тебя атомную бомбу сбросят. А вместо бомбы на тебя свалился я. Привез тебе вот эту машину и вот эту барышню? Помнишь, что ты мне тогда сказал?

— Что буду должен, — мрачно ответил стрелок.

— Некрасиво напоминать, но, раз уж так повернулось, у тебя отличный случай закрыть долг. Отстаньте от Артёма и валите обратно на свою войну.

— С ним было двое детей…

— С тобой тоже было двое детей, — напомнил Сергей.

— Ты уверен? — спросил Македонец. — Слыхал, у тебя есть проблема с альтери. Коммуна имеет на них определённое влияние…