— Сева, тебе не кажется, что у меня сейчас не лучший момент для женитьбы? — осторожно сказал я. — Девушки необычайно прекрасны, каждая из них составит счастье любому мужчине, я польщён таким щедрым предложением, но…
— Но? — Сева прищурился, откинувшись на диване. — Ты сказал «но»? Ты хочешь обидеть старого Севу отказом?
— Подумай, Сева! Ведь я не распоряжаюсь своей жизнью сейчас. Ты это знаешь лучше всех. Не станет ли моя жена сразу вдовой? Разве это та судьба, которую ты ей желаешь? — давил на пафос я, чувствуя затылком взгляды девушек и надеясь, что они не понимают по-русски.
— Выбирай!
— Но…
— Ты сказал, что не распоряжаешься своей судьбой, — перебил он меня. — Ты сказал глупость, ни один человек не распоряжается своей судьбой. Это Судьба распоряжается. И сейчас твоей Судьбой стал я. И я говорю — выбирай!
— А если я не стану?
— Тогда за тебя выберу я! Я всегда делаю так, как хочу, забыл?
— Сева, ну зачем тебе это? — взмолился я. — Ты же сам говорил, это уникальный, драгоценный товар! Они наверняка кучу денег стоят! А ты хочешь отдать одну из них мне — человеку, у которого нет ничего! Нищему, бродяге, пленнику! У меня теперь даже дома нет! Куда я приведу жену?
— Выбирай!
— Я могу подумать до завтра?
— Нет!
— Тогда не буду выбирать! — уперся я. — Если тебе почему-то надо наказать таким браком одну из этих несчастных девушек, сделай это, чёрт подери, сам!
— Хорошо! — я думал, что Сева разозлится, но он засмеялся. — Я давно живу, я вижу людей, я знаю, что делаю! Не пытайся понять тех, кто долго живет, пока сам не проживешь свою первую, настоящую жизнь! Тебе кажется, что они такие же, как ты, но они другие!
Он встал с дивана и подошёл к девушкам, но они продолжали смотреть только на меня. От их взглядов внутри всё переворачивалось, и я даже протрезвел.
— Я знаю, — сказал Сева, — ты думаешь, что выбрал бы горянку. Именно такая тебе и нужна сейчас, когда ты просрал свою жизнь, поверив не тем людям. Сильная, стойкая, верная… Так?
Я невольно кивнул — действительно, если мне дать чуть больше времени, я бы додумал примерно такую мысль.
— Ты пытаешься соврать себе. На самом деле думаешь, что выбрал бы её, потому что тебе её меньше всех жалко. Женщина стоимостью в козу — это и ответственность, как за козу, верно?
Я замотал головой и собрался возразить — девушка с гор просто, на мой взгляд, имела наибольшие шансы выжить в статусе моей вдовы. Есть у неё в глазах что-то такое, несгибаемое.
— Молчи! — отмахнулся он. — Старый Сева видит не только то, что ты думаешь, что думаешь, но и то, что ты думал бы, если бы не врал себе. В глубине души ты мечтаешь об Алистелии — именно её, тихую, добрую и безотказную, ты считаешь идеальной женой для себя. Хранительницу очага и мать детей. Ты слишком долго был с женщиной, которая крутила тобой, как хотела, да?
Я не стал возражать. Хитрый работорговец смотрел в корень, но, пока он не сказал, я и сам не понимал этого.
— Но всё же, в конце концов, ты выбрал бы рыжую. Ты всегда выбираешь рыжих, верно?
Он приобнял Меланту за плечи, она никак не отреагировала, пристально глядя на меня, а я снова какой-то задней частью ума понял — так оно всё было бы, оставь меня перед этой троицей выбирать достаточно долго. Я бы извёлся весь, но, в конце концов, выбрал рыжую.
Сева смотрел на мои внутренние саморазоблачения и смеялся. Видел меня насквозь, сволочь старая. Мне было стыдно и странно — как будто даже облечение, что ли, наступило. Раз уж он так меня вскрыл, то что уж теперь?
— Но я не ты, — серьёзно сказал Сева, — я давал тебе шанс. Я знал, что ты не будешь выбирать, но шанс дал. Теперь — выберу я.
Он отступил на шаг и, обращаясь к девушкам, разразился речью. На их лицах сменялись удивление, недоверие, понимание и, в конце концов, согласие. Кажется, им даже понравилось то, что сказал Сева. Жаль, я ни черта не понял.
— Что ты им сказал? — спросил я с тягостным ожиданием неприятностей. И не ошибся.
— Я сказал, что отдаю их тебе в жёны.
— Не по… Кого?
— Всех.
— Ты же говорил, что у них есть право выбора! — возмутился я.
— А они не против! — Сева смеялся, Севе было весело. — В горах Закава не хватает мужчин, и многожёнство — обычное дело. Спасительнице хорошо всё, что хорошо мужу. Надо ему трёх жен — пусть будет три, примет с радостью. Ну, а кайлиты называют семьёй вообще что угодно, лишь бы весело было…
— Провыбирался… — с горечью констатировал я.
Нет, лет этак в шестнадцать перспектива быть владельцем гарема — предел влажных ночных мечтаний. Но я уже был женат и точно знаю, что секс — это очень небольшая часть семейной жизни. А остальные двадцать три с половиной часа в сутки тебе надо как-то уживаться с человеком, который не ты. У меня и с одной-то не вышло, а уж с тремя…
— Сева, ну теперь-то скажи — за что? — взмолился я. От стресса я окончательно протрезвел и испытывал малодушное желание напиться обратно.
— Так надо, — махнул он рукой. — Потом поймёшь. И когда поймёшь, ты не просто скажешь спасибо старому Севе, а будешь ему немножко должен. А сейчас спать иди. Завтра за тобой покупатели приедут, ты должен хорошо выглядеть! А то подумают, что старый Сева не умеет хранить товар!
— А как же… — я посмотрел на девушек, точнее уже на своих жен.
— Подождут тебя тут, ничего с ними не случится! Дольше ждали. Старый Сева знает людей — ты за ними вернёшься!
Усатый помощник отвел меня в ту же комнату, но, когда я собрался ложиться спать, ко мне пришла лихая рейдер-девица из автобуса. Она была босиком, одета в пиджак на голое тело, пьяна не меньше моего, ничего не понимала по-русски и явно никогда не слышала слова «эпиляция». Но хотя бы автомата при ней не было. Я подумал — какого чёрта? Я теперь троеженатый человек, и у меня есть уникальный шанс изменить трём жёнам сразу.
Ну как можно его упустить?
Коммунары. Дверь в стене
— Что он сказал, что? — допытывался директор.
— Что мы могли бы найти табурет поудобнее, и вообще наше гостеприимство не слишком впечатляет.
— О боже… — Палыч схватился за голову, — какая чушь…
— Ещё он сказал, что будет разговаривать только со мной.
— Почему?
— Понятия не имею. Может, ему нравятся рыжие. Сказал, что он Хранитель.
— Хранитель чего?
— Этого он не сказал. Но разрешил называть себя просто Юш. Он хочет нам помочь. Утверждает, что наша Установка вносит какие-то возмущения куда-то.
— Какие? — спросил директор.
— Не знаю. Может, у него голова от шума болит. Но он очень настаивал на том, чтобы мы по возможности ограничили её использование.
— Но мы не можем! — возмутился Палыч. — Нам надо найти дорогу домой!
— Да сами послушайте! — Матвеев открыл крышку чемоданчика МИЗ-821 и закрутил ручку завода лентопротяжного механизма. Сквозь шипение и треск послышался тихий, но различимый голос:
— Нельзя непрерывно тыкать шилом в задницу Мультиверсума, — глухой смешок.
— Нельзя разговаривать сложными аллегориями, Юш, — ответил в записи Ольгин голос. — Почему бы не объяснить подробно?
— Многие знания — многие печали, и умножающий знания приумножает скорбь22.
— Это какая-то цитата?
— Неважно. В нашем случае лишняя информация порождает парадоксы. Моё присутствие здесь само по себе провоцирует цепочку нарушений причинности, так что не будем усугублять. Вернитесь на два среза назад, заберите рекурсор, используйте его. Я ещё зайду как-нибудь. Увидимся.
Лента с шорохом смоталась на приёмную катушку.
— После этого он нас покинул, — сказала девушка.