— А, Артём… — рассеянно сказал профессор, поднимая голову от бумаг. — Что-то у меня к вам было… Ах, да, сдайте, пожалуйста, планшет. Вы выведены из действующего состава операторов.

— Кто? — только и спросил я.

— Громова распорядилась, — пояснил он. — Сдавайте-сдавайте, не думайте ту ерунду, которую вы сейчас подумали. Всё равно к реперам вас не пустят…

Он был прав. Коммуна на военном положении, реперы закрыты блокпостами, без допуска к ним не подойти, а допуск мой, небось, первым делом отозвали. Просчитала меня Ольга. Да и глупо было думать, что не просчитает.

Так что планшет я отдал, и пошёл себе восвояси.

— Что-то не получилось? — сразу поняла Настя.

— Увы. Для меня Мультиверсум закрыт.

— Что же делать?

— Не знаю, — признался я, — планшет у меня забрали, остаётся только ждать, какие решения примет руководство. Но вряд ли наградят медалью. По законам военного времени я, наверное, дезертир. Так что ты, Настенька, действительно забирай к себе Эли, потому что неизвестно, что со мной будет дальше.

Эли обдала нас волной грусти.

— Но почему они не хотят вас отпустить? Ведь вам надо кого-то спасти?

— Коммуне не хватает операторов, — объяснил я. — И, кроме того, планшет. Я не знаю, откуда они берутся, но их мало, и они очень ценные. Зачем им отпускать меня с планшетом, если можно не отпускать? Я могу не вернуться или просто погибнуть, планшет пропадет или, того хуже, попадёт не в те руки. У них есть своя логика, Настя. Они не злодеи и, по-своему, правы. Просто у нас разошлись цели.

— Тёмпалыч… — задумчиво спросила Настя, — а в Мультиверсум можно попасть только через реперы? Нам рассказывали, что есть «Тачанка», которая может выйти агрессорам в тыл и…

— Настя, — восхитился я, — ты гениальная девочка!

«Тачанку» мне, конечно, никто не отдаст, но есть же «Тачанка-2», УАЗик с резонаторами! Насколько я знал, он сейчас никем не востребован и просто стоит в гараже. Я про него не вспомнил, будем надеяться, что Ольга не вспомнит тоже. Ну, должно же мне хоть в чем-то повезти? Я начал лихорадочно собираться, складывая в рюкзак вещи. К счастью, их у меня, как у настоящего коммунара, совсем немного. Пистолет у меня не отбирали, УИН тоже — думаю, просто забыли. А что ещё надо? Хорошо бы еды, но сухпай на пару дней есть, обойдусь.

— Уходите? — печально спросила Настя.

— Да, это последний шанс вырваться. Пока они не сообразили, что есть этот путь. Спасибо тебе, ты замечательная.

— Ну да… — уныло ответила девочка, — конечно… Мы вас проводим, ладно?

Вечерело, гараж в стороне от центральных улиц, и мы дошли до него, никого не встретив. Запирать его тут совершенно незачем, охранять тоже, я просто вошел, сел в УАЗик и завел двигатель. Выкатился на подъездную дорожку, оставил прогреваться и вылез.

— Ну что, будем прощаться?

На меня смотрели снизу две пары очень мокрых глаз, печалью веяло так, что мне очень сложно было не последовать их примеру.

— А со мной попрощаться не хочешь? — раздался громкий женский голос.

Ну вот, так я и думал.

— Не видел смысла, Оль, — ответил я. — Ты, я вижу, меня всё равно достанешь…

— Дети, отойдите от этого дезертира! — ну да, Эли в детском сарафане и видит она её со спины.

— Я не приносил присяги, — напомнил я. — Я, скорее, волонтёр. Бывший.

— Отойдите, я сказала!

Настя потянула Эли за руку, и они отошли за кусты. Спорить с Ольгой — дураков нет. Ну, кроме меня, конечно.

— Отпусти ты меня, а? — попросил я. — Ну что тебе с меня проку?

— А я тебя держу? Проваливай! Машину только оставь. Иди к своей морской свинке, развлекайся, пока можешь. Завтра по тебе решение трибунал примет. Может, и учтут твоё «волонтёрство».

— Зря ты так, — покачал головой я.

— От машины отойди, — сказала она жёстко. Винтовка у неё была в руках, и я не сомневался, что выстрелить она, если что, не постесняется.

— Неужели и такой малости, как старый УАЗик, Коммуне жалко? — усмехнулся я. — Отпусти, Оль. Резонаторы ещё раздобудете, там остались…

— Не в машине дело, Тём, — ответила она спокойно. — Просто больно ты много свободы взял, дурной пример подаёшь. Сегодня ты по бабам рванёшь, завтра Борух задумается об этике, а послезавтра расползётся Коммуна жидким говном по Мультиверсуму. Не для того мы её строили. Ты даже представить не можешь, чем жертвовали. Отойди сам, не доводи до крайностей.

— Руки вверх! — голос был детский, срывающийся, но очень решительный. — Медленно положите винтовку на землю! Я отлично стреляю, у меня серебряный значок по боевой подготовке!

Настя, закусив губу, держала пистолет обеими руками. Мой пистолет. И он не дрожал. Чёрт, я его на пассажирское сиденье бросил, когда заводил, сидеть неудобно было. И когда успела, засранка?

— Настя, не надо… — сказал я, понимая, что бесполезно. Слишком много сегодня было всего для одной маленькой девочки. Слетела с резьбы. Выстрелит.

— Понаучили на свою голову, — покачала головой Ольга. — Оно того не стоит, девочка.

— Положите оружие на землю, — отчеканила Настя. — Медленно. Я выстрелю, не сомневайтесь.

— Да вижу, что выстрелишь, дурочка. Кладу, успокойся.

Ольга опустила винтовку на дорожку, подняла руки и сделала пару шагов назад.

— Тёмпалыч, возьмите, мне нельзя приближаться, я её боюсь.

— Правильно боишься, — подтвердила Ольга очень нехорошим голосом.

Я подошёл поближе, наклонился за винтовкой, и тогда Ольга кинулась. Она ловко ушла с линии огня (рефлекторный выстрел Насти ушёл мимо), моментально оказалась рядом, одним рывком выбила меня из равновесия, схватила за горло, прикрываясь моим телом, и ухитрилась подцепить с земли винтовку. Тут нас шибануло таким паническим ужасом, что у меня на секунду дыхание встало, а Ольга, для которой это было в новинку, не закончила движения, споткнулась и врезалась в борт УАЗика.

Я выдернул у неё винтовку и отпрыгнул.

— Что это?.. — выдохнула она.

— Поехали, Настя, быстрее!

С перепугу я превзошёл сам себя — в туманную изнанку Дороги мы провалились раньше, чем перешли на вторую передачу.

Сидящая рядом Настя нервно сопела, пистолет в её руках дрожал, я его осторожно изъял и сунул в карман куртки. Сзади транслировала нервную трясучку забившаяся в угол Эли.

— Ну, ты выдала, девочка моя, — сказал я, не зная, то ли ужасаться, то ли восхищаться.

— Теперь точно ваша… — нервно хихикнула Настя, — назад мне нельзя.

— Да уж… — хмыкнул я не менее нервно.

На секунду закралась мысль, что она это специально. Хотела покинуть Коммуну — и покинула. Хотела «удочериться» — и вот вам, пожалуйста. Но это была бы манипуляция уровня Ольги, а не девочки тринадцати лет.

— Давай уже на «ты»… — решился я.

— Простите… Прости. Сама не знаю, как так вышло. Я не хотела… Просто я почувствовала, что она действительно хочет вас… тебя убить. И ужасно испугалась.

— Не извиняйся. Не скажу, что ты поступила правильно, но меня спасла. Спасибо. Мне повезло. А вот тебе — нет. Ты заработала себе страшного врага, дочка.

— Твой враг — мой враг. Э… папа. Только…

— Что?

— Мы можем остановиться?

— Зачем?

— Очень писать хочется.

…Первого оператора потеряли буквально на четвёртом срезе. К тому моменту Воронцов прогнал через тесты большую часть выживших, и у них было шесть потенциальных операторов. Теперь — пять. Один ушёл в резонанс и не вернулся.

Матвеев требовал отправить спасательную команду. Воронцов — пометить репер чёрным и не рисковать ещё одним оператором. Вынесли на Совет. Спорили, ругались, обсуждали и так и этак — но всё-таки Лебедев настоял на попытке спасения.