— Вы, я смотрю, не очень-то хорошо приняли нашего товарища? — О, какой знакомый голос!

По интонации и не скажешь, что моя бывшая сама меня сюда пристроила. Такое праведное возмущение, божешьмой!

— И я рад тебя видеть… — буркнул я, но получилось невнятно. Губы как пельмени.

Проморгавшись, я оценил диспозицию — посреди проспекта стоит наша «Тачанка», а на ней, на пулемётной площадке, установлено закрытое стеклянным колпаком замысловатое устройство. Чем-то оно напоминает привод, который мы с Борухом некогда спёрли в бункере возле «Рыжего замка» — в зажимах плавно вращаются, не касаясь друг друга, две статуэтки. Рядом с машиной стоит Ольга, имея вид лихой и задорный, в руке у неё идущий от устройства то ли провод, то ли тяга. Невольно залюбовался — хороша, чертовка! Этак подбоченилась, рыжие волосы сияют в солнечных лучах. А перед ней задумчиво стоит давешний «партнёр» со шрамом на морде. За рулём — Андрей, рядом, ненавязчиво держа руки на пистолетах — Македонец, на заднем сидении — Борух с любимым пулемётом. Прискакала, значит, кавалерия, откуда не ждали.

— Но-но! — весело прокричала Ольга. — Не замай! Принцип «мёртвой руки»! Если отпущу стопор — сразу сработает. И даже я не знаю, куда при этом закинет половину города.

— Так вот он какой, знаменитый рекурсор? — с интересом спросил «партнёр». — Всегда хотел посмотреть.

К «партнёру» подтянулись его товарищи, и теперь они стояли полукругом, ощетинившись скорострелками. Ольга только засмеялась:

— Это артефакты высшего порядка, их атомной бомбой не поцарапаешь! Они прочнее, чем Мироздание.

— Так что, тащмайор, куда этого-то? — встряхнул меня за локоть один из держащих. В голове что-то болезненно ёкнуло.

— Отдай… вот этим. Толку с него… — поморщился тот брезгливо.

— Ну что же, — сказал он Ольге, пока меня вели к машине. — Было интересно встретиться снова. Надеюсь, этот унылый тип того стоил.

И чего это я унылый?

— На себя посмотри, — сказал я ему. — Тоже мне клоун.

Но он не обратил внимания. Может, не разобрал — дикция у меня была ни к чёрту.

Борух подхватил меня, помогая залезть в машину. Рядом, не выпуская из рук шнурок, устроилась Ольга.

— Давай, Андрей, погнали, — сказала она и помахала свободной рукой «партнёрам».

Приятно было посмотреть, какие у них стали сложные лица.

Машина рванула вперёд и почти сразу провалилась в туманную муть Дороги.

Вспышка, толчок в ноги, ударная волна — Ольга полетела кувырком в снег, успев мимолётно удивиться отсутствию звука.

«Что могло так рвануть?» — думала она, лежа лицом вниз в сугробе. Вставать не спешила — земля под ней содрогалась, как будто рядом шла беззвучная бомбёжка. Через пару минут всё успокоилось, и она осторожно выкопалась на поверхность.

Над снежной равниной занесённого по макушки леса светило маленькое злое солнце.

Ольга, щурясь и моргая, смотрела, прикрыв ладонью стекло скафандра, как сияет под солнечными лучами белоснежный покров.

— Алло, база, база! — растерянно сказала она в микрофон. — Игорь Иванович, вы меня слышите?

В наушниках не было даже шороха. «Ах, да, — вспомнила она, — прокол закрылся, когда я замкнула рекурсор. Надо его разъединить». Одна беда — статуэтку она, падая, выпустила из рук. Теперь та могла находиться где угодно.

Ольга потянула за привязанную к поясу верёвку — и подтащила к себе обрезанный конец. Тележка с приборами и погасшим прожектором уцелела и спокойно стояла рядом. На ней периодически моргала лампочка радиомаяка.

«По его сигналу потом найдут моё тело», — подумала она невесело и нырнула в сугроб, пытаясь нашарить в снегу потерянный артефакт. Над заснеженным холмом поднимался, набирая силу, ветер.

Когда Ольга нашла потерянное, ветер достиг почти ураганного уровня. Отчасти это ей помогло — с холма сдуло большую часть снега, остался только нижний, слежавшийся слой. Но с другой стороны — ледяной ветер забирал тепло от скафандра, и она начала сильно мёрзнуть. Помощь к ней не спешила. Она встала за стоячим камнем, надеясь укрыться от ветра, но ничего не вышло — казалось, он дует со всех сторон одновременно, иногда чуть не сбивая с ног порывами.

Горячий патрон кислородного регенератора остался чуть ли ни единственным островком тепла в стремительно остывающем скафандре, когда прокол всё-таки открылся, и Дмитрий получил долгожданную возможность её торжественно спасти. Ну что же, если Лизавета Львовна пропишет ей порцию Вещества, то у него есть шанс.

Но только в этом случае.

Дмитрию не повезло — Ольга даже лёгкой простуды не схватила.

— Моё лекарство сильно поднимает иммунитет, — сказала, осмотрев её, недовольная Лизавета. — Но если тебе оторвут дурную рыжую башку — ко мне не приходи, не поможет.

— Что там за суета? — спросила Ольга. Из рабочей камеры Установки, не слушающий никаких возражений Дмитрий отволок её сразу в лазарет.

— Ой, вот можно подумать кто-то мне докладывает, — отмахнулась биолог, — но все бегают, как наскипидаренные. Ты опять в какой-то муравейник палкой ткнула?

На экстренном заседании Совета Матвеев был героем дня.

— Это блестяще подтверждает мою теорию топологии Мультиверсума…

Воронцов скривился, как от кислого, но промолчал.

— Так что же случилось? — спросил усталый Палыч. — Мы снова провалились куда-то?

— Нет, — отмахнулся учёный, — мы там же, где и были, в локальном пузыре Мироздания, в собственной микровселенной.

— Откуда тогда солнце?

— Как я и говорил, моя теория топологии включает в себя антропный принцип участия…

— А как-нибудь проще можно?

— Товарищ Матвеев пытается нам сказать, — скептически вставил Воронцов, — что мы стали катализатором самоорганизации метрики.

— Мне не стало понятнее.

— Если совсем упростить, — недовольно сказал Матвеев, — то наличие солнца является имманентным любому нормальному срезу. И как только мы, присоединив два фрагмента, довели его размер до какого-то минимума, произошёл мгновенный переход количества в качество. Теперь у нас не пузырь-фрагмент, а полноценный, хотя и маленький, срез. А срезу имманентно…

— Вы лучше скажите, — перебила его Ольга, — солнце теперь всегда будет?

— Конечно, я же объяснил, что…

Она не стала дослушивать и вышла. Какая разница, в чём причина? Жизнь продолжается.

Кому идти в следующий прокол вопроса уже не возникало.

— Не пытайтесь ничего исследовать, — выговаривал ей Матвеев, — будет время потом разобраться. Войти, найти репер, соединить рекурсор, разомкнуть рекурсор — это всё, что от вас требуется, девушка.

— И не подумаю, — заупрямилась Ольга. — Нельзя тащить сюда что попало!

— Да почему же? — всплеснул руками Матвеев, глядя на неё с изумлением, как на говорящую кошку.

— А представьте себе, если бы мы, не глядя, дёрнули тот фрагмент, где атомная война была? Притащили бы радиоактивную заразу…

— Она права, Игорь Иванович, — поддержал Палыч, — Оленька наша барышня неглупая, оставьте ей инициативу. Пусть осматривается, если считает нужным. Я ей доверяю.

Матвеев возмущенно тряс головой, но новый протокол безопасности всё же подписал.

В полном соответствии с ним Ольга, пройдя в новый прокол, остановилась, осмотрелась и сказала в микрофон:

— Замкнутое пространство. Темнота. Температура низкая, но атмосфера есть. Веду измерения.

Специально сделанный для неё низкотемпературный термометр показал минус семьдесят пять. Но Ольга глянула на него лишь мельком, с нарастающей тревогой оглядывая помещение, в котором оказалась. Осознание увиденного давалось с трудом. «Этого просто не может быть!» — подумала она в панике.

— Ольга, что там у вас? Отвечайте! — напряжённо отреагировал на её молчание Матвеев.

— Минус семьдесят пять, — доложила она, сделав над собой усилие.