— И что это значит? — спросил Воронцов.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Матвеев. Но насчёт «два среза назад» у меня есть гипотеза. Я думаю, имеется в виду предпредыдущий прокол. Динамика резонанса была немного необычная. На графике такая боковая гармоника отметилась, вот, посмотрите…

Он зашуршал лентой самописца, но никого ей не заинтересовал.

— Я предлагаю повторить тот прокол, и отправить кого-то внутрь, посмотреть.

— Но там же минус… минус сколько, вы говорили?

— Кельвиновский ноль, или близко к тому, минус двести семьдесят три по Цельсию. На самом деле, должно быть немного теплее, градусов на двадцать-тридцать, я думаю. Какое-то остаточное тепло наверняка есть.

— Это нас очень утешает, — скептически сказал Палыч. — Не двести семьдесят мороза, а всего двести пятьдесят. Большая разница…

— В наших скафандрах вполне можно выдержать такую температуру несколько минут, — упрямо сказал учёный, — а если их немного доработать, то и больше. Там не будет воздуха, он замёрз и выпал снегом, а значит теплопотери — только излучением. Чтобы всерьёз остыть, потребуется довольно много времени. Основная проблема — воздух и освещение, а не холод. Важно чтобы не замёрзли баллоны и батареи фонаря. Я верю в наших инженеров и механиков, они что-нибудь придумают.

— Кто пойдёт?

Все посмотрели на Ольгу.

Новый, улучшенный скафандр выглядел более толстым и неповоротливым, но стал заметно легче.

— От баллонов решили отказаться, замёрзнут. Установлен регенеративный патрон РП46 от изолирующего противогаза. Он при работе сам себя греет, так что проблем быть не должно. Меня Дмитрий зовут, я вас страховать отсюда буду.

Он закрепил верёвку у неё на поясе, подёргал, покачал головой.

— Следите, чтобы ни за что не зацепилась там, и держите хотя бы первую минуту на весу, пока не остынет. А то примёрзнет. Через пять минут я выберу слабину и подёргаю. После этого у вас будет ещё пять минут, чтобы вернуться. Если не успеете — я вас вытащу. Если понадобится — лебёдкой. Запомнили?

«Суровый какой, — подумала Ольга. — Откуда он? Из какого отдела?»

Не вспомнила.

— Да, поняла, поняла, — сказала она, — не волнуйтесь так. Всё будет нормально.

Дмитрий только головой укоризненно покачал.

— Готовы? — хрипло сказал интерком.

Ольга помахала рукой в сторону окна.

— Запускаем!

Тусклый луч фонаря осветил лежащий на каменном полу слой инея. Помещение было просторное, с тёмными стенами, поэтому рассмотреть детали не получалось. Небольшое толстое стекло шлема сразу начало подмерзать с краёв, несмотря на специальную плёнку и то, что Ольга старалась дышать в прилегающую ко рту маску. Сипение воздуха в дыхательном мешке и клапанах казалось оглушительным. И ещё — сразу стали мёрзнуть ноги, как будто в ботинки напихали льда, при этом поясницу сзади припекало разогревшимся патроном регенератора.

Среди поблескивающего инея резким контуром выделялся чёрный цилиндр репера, больше здесь, кажется, ничего не было. «И что мне тут делать?» — подумала девушка. Когда они обсуждали эту вылазку, то расчёт был на то, что она «сориентируется по обстоятельствам». Пока не очень получалось. Ольга пошла вперёд, стараясь держать в натяг и на весу страховочную верёвку. То, как она исчезает в никуда, выглядело противоестественно. Вблизи чёрная стена оказалась каменной, сложенной из крупных, хорошо подогнанных камней. Пройдя вдоль неё налево, девушка обнаружила дверной проём и лестницу, которая, закручиваясь, уходила наверх. Натянув, три раза, с большими паузами дёрнула верёвку, подавая сигнал «всё нормально», и начала подниматься по ступенькам. Ноги мёрзли всё сильнее — с теплоизоляцией ботинок явно не додумали. Лестница заворачивалась спиралью между двух сплошных стен и, завершив полный оборот, привела в небольшую круглую комнату. Посередине на изящном столе из цветного стекла и кручёного металла стоял некий механизм. Набор бронзовых шестерёнок, валы и червячные передачи — очень похоже на внутренности часов. В центре его разместились две статуэтки. Одна из чёрного камня, другая — из белого. Статуэтки висели горизонтально, основаниями друг к другу, но не соприкасались, закреплённые в металлических тонких обоймах. Ещё одна обойма пустовала, предназначенная, видимо, для отсутствующей третьей. Механизм застыл, заблокированный весьма драматичным способом — в зубцах большой шестерёнчатой передачи застряла чья-то рука. Левая. Сам владелец руки по неизвестной причине отсутствовал. Фрагмент конечности от середины предплечья до кончиков пальцев был срезан поразительно ровно и зажат механизмом чуть выше запястья — так, что вытянутая ладонь, казалось, приглашала к рукопожатию.

Ольга приглашением пренебрегла.

Оглядевшись, она обнаружила, что круглая комната не имеет окон, зато имеет массивную деревянную дверь. Закрытую. Вероятно, снаружи, потому что внутри никакого запора не было. «И что дальше?» — подумала она. Ученые надеялись найти что-то, что изменит их положение, а в результате? Большая пустая комната с реперным камнем, и маленькая комната с загадочным механизмом. Ах да, и рука. Не забываем про руку. Вдруг это «рука помощи»?

Ольга подумала, что, возможно, именно механизм является тем, что они искали. Он, конечно, больше похож на декоративную механическую игрушку, вроде вычурных часов с птицами, которые она в детстве видела в Эрмитаже, но кроме него здесь ничего нет. Устройство было достаточно массивным, но не выглядело чрезмерно тяжёлым. Особенно если отсоединить свисающую на цепи кубическую гирю, которая, видимо, была источником гравитационной энергии для привода механизма. Пожалуй, его стоило попробовать доставить к проходу — не с пустыми же руками возвращаться?

Ольга присела и осторожно подёргала гирю, пытаясь расцепить сложный карабин, которым она крепилась к свисающей с высокого стола цепи. Получив в ответ дружеский хлопок по плечу, отпрыгнула назад прямо из положения «в полуприседе», чудом не навернувшись и едва не намочив скафандр. Это было, мягко говоря, неожиданно.

Похлопавшая её по плечу рука спокойно лежала на полу, не проявляя больше никакой агрессии. Видимо, выпала из механизма, когда девушка дёрнула за цепь. А вот сам механизм, освободившись от лишнего элемента, пришел в движение, как будто и не простоял невесть сколько времени в холоде и неподвижности. Воздух в помещении если и был, то слишком разреженный, чтобы передавать звуки, так что колёсики крутились в совершенной тишине, что придавало этой картине дополнительную нереальность. В желтоватом луче фонаря поблескивали колебательные коромысла, бежали блики медных зубцов, ползли в никуда спирали червячных передач. Ольга завороженно смотрела на это движение, не зная, что делать — остановить? Подождать? Отцепить гирю и попробовать стащить по лестнице к проколу? Внезапно фигурки, зажатые в центре устройства, дёрнулись, пошли навстречу друг другу и, встретившись, провернулись, входя в зацепление. Видимо, это и было целью работы механизма, потому что он сразу же остановился.

«А ведь кто-то отдал руку, чтобы этого не случилось. Почему?»

Пол помещения сильно вздрогнул. Со стен посыпался иней. В тишине это было странно, но больше ничего не происходило.

«Что-то не так. Надо возвращаться».

Она попробовала поднять устройство, все ещё надеясь забрать его с собой, но не смогла отделить его от стола. То ли оно было к нему прикреплено, то ли примёрзло. Тогда она извлекла, осторожно высвободив из фигурных обойм, соединённые в одну чёрно-белую фигуру статуэтки и положила их в сумку.

«Странно, что веревку не дёргали, — подумала Ольга, спускаясь и сматывая её на локоть, — неужели ещё и пяти минут не прошло?» Часов, способных работать при такой температуре, в Убежище не нашлось, и ей казалось, что она тут уже очень долго.

Второй конец верёвки лежал на полу. Прокола больше не было.

«Сорок пять минут и три часа», — вспомнила Ольга. Сорок пять минут при тяжёлой физической нагрузке и три часа — в состоянии покоя. Столько времени должен обеспечивать кислородом регенеративный патрон. Но замерзнет она, скорее всего, раньше. Ноги внизу уже почти утратили чувствительность, и она переставляла их, как колодки. Вполне вероятно, что её ждет тяжёлое обморожение с потерей пальцев, даже если её спасут прямо сейчас. Если интенсивно ходить, то они чуть-чуть согреются, но кислород будет расходоваться быстрее.