— Это что ещё за фольксштурм? — спросила она у директора.

— Да, уж… — согласился тот, — не впечатляет. Но нам не надо охотиться, просто локализовать прорыв, заблокировать их в каком-нибудь помещении…

— Если двери сломаны, то во внешних коридорах ваши ополченцы просто помёрзнут. Может, если остановить Установку, мантисы сами уйдут?

— А если нет? — возразил Палыч. — Работа Матвеева — самое важное сейчас. Это наш единственный шанс.

— Их порвут без всякой пользы, — кивнула Ольга на топчущихся у входа охранников. — Давайте я этим займусь.

— Ты? — изумился директор.

— Ну, не одна, конечно… — поправилась девушка. — Мы уже убили двух мантисов, у нас есть опыт. И скафандры.

— А, эта твоя гоп-компания… Оленька, я надеюсь, тобой движут не личные мотивы? Мы все тебе сочувствуем, но мстить неразумным тварям…

— Не волнуйтесь, товарищ директор, — твёрдо ответила Ольга. — Я знаю, что делаю.

Палыч внимательно посмотрел ей в глаза, что-то для себя понял, и махнул рукой:

— Действуй!

— Будем двигать это перед собой, — объясняла Анна, показывая на нечто вроде средневекового штурмового тарана, только без бревна.

— Зачем? — не понял Мигель.

— Смотри, она устроена так, что легко катится вперёд, но, если её толкнуть назад, то упирается в пол и не едет, пока не поднимешь за дышло…

— «Гуляй-город» это раньше называлось, — засмеялся Андрей. — Мобильное укрепление.

— Главное — задержать мантиса, чтобы он нас с наскока не порвал, а дальше — уже моё дело… — Анна показала двустволку с укороченными стволами.

Ольга непроизвольно взялась за кобуру — там был пистолет Ивана, который она взяла с собой. Просто с ним было как-то спокойнее. Андрей нёс на плече свой карабин, а Мигелю выдали невесть откуда взявшийся маузер. (Надетая поверх скафандра портупея с деревянной кобурой-прикладом выглядела довольно необычно).

— Посмотрите на себя! — засмеялся испанец, бывший большим любителем научной фантастики. — Мы похожи на шайку космических пиратов!

Сверяясь с план-схемой расположения коридоров, они медленно продвигались вперёд. Осматривали сектор. Убедившись, что в нём никого нет, задраивали за своей спиной двери и снова шли, толкая перед собой защитную конструкцию на колёсах. Сложнее всего было выстроить маршрут так, чтобы никто не мог выскочить сзади. Если никак не получалось — не спешили, вызывали инженерную группу, и те ставили временные перегородки, заваривая проходы редкой, но толстой решёткой. Человек мог протиснуться даже в скафандре, а вот мантис — уже нет. В холодных секторах задача усложнялась тем, что приходилось возвращаться назад для перезарядки баллонов.

Дело шло небыстро — пустых коридоров и неиспользуемых складов под землёй хватало. Первого мантиса взяли только на исходе третьего дня. Он выскочил из-за угла и с разгону врезался в защитную конструкцию. Она заскрежетала, расклиниваясь в узком коридоре, но выдержала. Стремительный удар руки-копья, нанесённый сквозь редкую решётку, чудом не достал вовремя отскочившего Мигеля. Хладнокровная Анна выпалила дуплетом, но мантис мотнул головой, и одна пуля выбила глаз, а вторая ушла в потолок. Андрей дважды выстрелил из карабина — не попал, а потом затвор застрял в среднем положении и патрон заклинило. Ольга, неловко держа толстыми перчатками пистолет, подошла сбоку и трижды выстрелила в пустую глазницу почти в упор. Чудовище тяжело повисло на заграждении. Мигель так и простоял, раскрывши рот, и даже не вспомнил про свой маузер.

— Чёрта с два эта зимняя смазка помогла, — уныло констатировал Андрей, дёргая затвор. — А обещали-то…

— Ничего себе, — сказал испанец. — Какой он… Быстрый. Ух.

— Вы молодцы, товарищи, — похвалила их Ольга. — Будет Лизавете новый биоматериал.

Она вдруг с удивлением поняла, что ледяная пустота внутри, кажется, больше не растёт. Ей стало легче.

— Вызывайте людей, пусть тащат трофей в лабораторию, а мы на перезарядку баллонов — и вперёд!

— Оля, проснись, Оля!

Взволнованная Лизавета трясла её за плечо.

— Да проснись ты!

Ольга с трудом вытащила себя из продавленной раскладушки, села на табурет, протёрла глаза и спросила:

— Что случилось, Лизавета Львовна?

— Мне надо, чтобы ты на это посмотрела.

— На что?

— Вот!

Биолог сунула ей под нос клетку с белыми мышами. Мыши были довольно милые, с розовыми тонкими ушками. Но пахло из клетки не очень, и девушка невольно отстранилась.

— Мыши, — констатировала она, — белые.

— Живые и здоровые! — странным тоном сказала Лизавета.

— Ну да. Ещё вы мне дохлых мышей в нос не совали…

Женщина поставила клетку на лабораторный стол, вздохнула и села на табурет напротив Ольги.

— Мы не успели спасти всех лабораторных животных, — сказала она. — Времени было мало, суеты много. Эти мыши — контрольная группа для моих исследований по радиационной онкологии. Они не получали лечения, опухоли выросли с полтуловища размером. Давно должны были умереть.

— Но живы.

— Вот именно. И опухолей нет. Но даже это не самое важное. Два самца были очень старые. Двадцать шесть и двадцать пять месяцев, глубокие мышиные старцы. Облысели, почти не двигались… А теперь, смотри!

Лизавета опять сунула ей под нос клетку. Ольга поморщилась.

— Они бегают, как молодые, восстановился волосяной покров, и ещё… Они опять начали спариваться!

— Ну, совет да любовь… — откровенно зевнула Ольга. — Я посплю ещё, ладно?

— Ты не понимаешь… — покачала головой Лизавета. — После трансмутации в поле Установки, вещество, и без того бывшее сильнейшим метаболическим агентом, стало мифическим магистерием, эликсиром жизни. Я просто алхимиком каким-то себя чувствую.

— Ну, люди — не мыши… — глубокомысленно ответила Ольга. — Пойду умоюсь, раз уж поспать не удалось…

— Подожди, — остановила её биолог, — ты знаешь, мне уже за сорок. Голодное детство, война, тиф, два ранения, здоровье не очень…

Она зачем-то оглянулась, как будто кто-то мог её подслушать, наклонилась к Ольге и сказала тихо:

— Я приняла новый препарат.

— И начали спариваться? — не удержалась невыспавшаяся Ольга.

— Тьфу на тебя! — рассмеялась Лизавета. — Было б с кем… Нет, у меня исчезла седина — мне больше не надо подкрашивать волосы. Пропали старые болячки, началось рассасывание шрамов. Я уже лет двадцать так хорошо себя не чувствовала!

— Знаете, Лизавета Львовна, — подумав, сказала девушка, — вы не спешите об этом объявлять. Если у вас и вправду есть эликсир жизни, то не все это воспримут правильно…

* * *

В «тёплой» части убежища жизнь шла своим чередом. Люди жили скудным аварийным бытом, ели однообразную, выдаваемую строго по нормировке еду. Учёные, чьи лаборатории удалось хотя бы частично эвакуировать вниз, продолжали по мере возможности свои исследования. Хозяйственная и инженерная группы, используя материальные ресурсы подземных складов, поддерживали функционирование систем Убежища. Очень угнетала скученность, ограничения и бытовые сложности. Постоянные очереди в туалет и душ, проблемы со стиркой тех немногих вещей, которые были у людей с собой, — это морально утомляло и провоцировало мелкие конфликты. В основном среди тех, кто не имел прямого отношения к науке и не мог отвлечься в работе.

Тем не менее, жизнь продолжалась. Одна вновь образовавшаяся пара даже сыграла свадьбу — смущённый директор как высшее должностное лицо коллектива зафиксировал заключение брака, неловко поздравил их с началом семейной жизни и выделил литр спирта на «погулять». Ольга отдала молодожёнам свой чуланчик, поставив себе раскладушку в лаборатории Лизаветы. Там резко пахло химикатами, биохимик имела привычку работать ночами, бормоча под нос и звякая стеклом, но ей было наплевать. Она так выматывалась, что падала и засыпала без снов.

Ночью основное освещение гасло, зажигались аварийные фонари, и помещения наполняла еле уловимая неприятная вибрация — включалась в режим сканирования Установка. Днём Матвеев обрабатывал результаты, отмахиваясь от теряющего терпение Куратора.