— А сама?

— Что сама? — ноги всё ещё казались ей ватными, и поэтому Арюшка вернулась на лавку.

— Сама, что говоришь?

— Не владею я магией, так, просто знаю всякое. И чувствую. И… люблю.

— Страшная ведьма, — будто шутя, проурчал он и остановился в растерянности у лежанки, на которой уже расположился пёс. — Хм… — и снова взглянул на Арюшку. — Сгони его!

— Нет, — неожиданно твёрдо отказала она. — Устройся где-нибудь и сиди тихо! Дай своим ранам затянуться.

— Осмелела, поняв, что слаб я?

Слаб, как же — подумала Арюшка — даже в таком состоянии он мог бы в щепки разнести её домик и лапой одной, случайно махнув ею, зашибить пса! Слаб…

Она сглотнула и слабо кивнула.

— Ага…

— Ну, что ж, — проронил он и устроился рядом со столом, буквально забившись в угол, прямо под связками трав. — А ты что делать будешь?

— Ну… Всё, что делала бы в другой день.

Иначе никак не справиться быстро с волнением.

— Это что же?

Арюшке вновь представилось, как медведь изгибает бровь.

А есть вообще у медведей брови?

Она сощурилась, пытаясь присмотреться, и… гость её ещё сильнее вжался в стену.

— ЧуднАя, — прошептал он, если, конечно, это можно было назвать шёпотом, и растянулся на полу, положив косматую голову на свои лапы.

Он вроде задремал, а вроде и наблюдал за ней в полудрёме, покрасневшими, воспалёнными глазами, Арюшка не приглядывалась, боясь, если честно, проверять. Но каким-то чудом уже к обеду ей стало смелее, попривыкла к своему страшному гостью, и когда нужно было дотянуться до острого перца, что красным огнём горел сбоку от окна, Арюшка решилась встать прямо рядом с медведем так, что нога её касалась его горячего меха. Она потянулась, но лишь пальчиками задела перец. Сдула со лба выбившуюся медную прядь волос и забралась коленями на стол, после чего от неловкого движения едва не свалилась прямо зверю на спину.

Он ничего не сказал, только заворчал что-то неразборчивое во сне. Или будто во сне… Не важно.

И Арюшка отошла в сторону, поправляя на себе тёплое синее платье и серый фартук, который надевала, когда что-то готовила.

Крыса на подоконнике лущила семечки, пёс грыз кость на полу у печи, кота нигде не было видно. А Аря варила пряный суп в котелке над весело потрескивающим пламенем.

— Мне бы, — наконец выдал медведь себя, и Арюшка вдруг поняла, что он всё это время и правда не спал, притворялся. — Мне бы…

Он словно хотел о чём-то попросить, да отчего-то трудно было продолжить.

— Мм? — подула она на деревянную, дымящуюся ложку и попробовала бульон.

— Мне бы тоже чего-нибудь поесть, — отвернулся он, ну точно обидевшись или смутившись.

Аря усмехнулась, но после задумалась, нахмурившись. Заглянула в котелок, в котором пока ещё плавала лишь морковь, картошка, яблоко для кислинки, специи, да распускались, оживали засушенные с лета травы. Крапива, если быть точнее. Так, для густоты. Всё-таки жила Арюшка небогато.

— М-морковь будешь? — пролепетала она.

И встретилась с таким красноречивым взглядом, что невольно залилась краской. Хотя и побледнеть бы ей от мысли, что пообедает её гость, судя по всему, ею или…

— Ой, — выронила она из руки ложку. — Кота съел?! Где мой кот?

— Что? — и вновь начал он хохотать, да что это был за смех! Услышишь ночью такой и не разберёшь сразу, смеётся кто, или рычит, или страшно кашляет.

Но Арюшка всхлипнула и смех прервался.

— Никого из вас я есть не собираюсь, — проговорил он спокойно и примирительно. А после добавил сочувствующе, чего Арюшка уж точно не ожидала: — Напугал тебя, да? Не хотел… Давай, — вновь отвёл он в сторону взгляд, — давай хоть морковку, что уж.

— Потом я печенье буду делать. Имбирное. Я всегда его зимой пеку. И мёд у меня есть, я просто забыла о нём. Ты ведь любишь мёд?

Только вот вместо ответа по комнате вновь прошёлся рокот, и медведь вскочил на все четыре лапы, насторожившись.

— Что это? — подняла Арюшка ложку и прижала её к себе так, словно она могла стать ей защитой.

— А и правда, — ухмыльнулся гость, — где твой кот? Знаю, любят коты спать на тёплом да горячем…

И, сказав это, он прошёл к двери в прихожую, а Арюшка, затаив дыхание, проследовала за ним. Но то, что обнаружила она там, увидеть никак не ожидала, хотя и успела напридумывать себе всяких небылиц.

Кот чёрным пушистым клубочком тьмы прямо посреди прихожей, на полу которой всё ещё красовались кляксы от высохшей крови, мирно спал, мурча, поднимаясь вверх-вниз, вверх-вниз на приоткрытой крышке позолоченного ларца.

Вверх-вниз, вверх…

Будто некто дышал внутри или пытался выбраться, да кота согнать сил не находил и воздух вокруг дребезжал, искажался, как бывает если смотришь сквозь жар костра.

Но коту хорошо, пригрелся, как на печи и, судя по всему, слазить он не собирался. Ведь когда подошёл их ночной гость и ткнул носом в кошачий мягкий бок, то нос его тут же полоснули острыми длинными когтями.

Медведь взревел, но Арюшка, предупреждая его дальнейшие действия, буквально у него из пасти выхватила кота и коротко вскрикнула:

— Не смей!

И успела заметить, как под открывшейся резной крышкой красным и жарким полыхнуло… сердце.

Настоящее, больше, будто человеческое.

Аря замерла на месте, прижимая к себе недовольного, заспанного кота и перевела испуганный вопросительный взгляд на гостя.

— Чего? — закрыл он лапой ларец и навалился сверху, заставляя крышку заглушить сердечные удары.

Правда Арюшке казалось, что пространство сотрясается уже от биения её собственного сердца.

— Ну чего? — проревел вновь медведь и устало принялся, прихрамывая (верно раны болели…), тянуть ларец в комнату.

— Это… — наконец вернула себе Арюшка самообладание. — Это чьё, как, когда?

— Недавно.

— Что недавно?

— Украл… То есть, забрал. Нет, взял его себе, недавно, — проворчал он, словно каждый из вариантов сказанного мог как-то изменить суть воровства.

— Да нет же, — выпустила она из рук кота и заправила за ухо прядь волос, — спрашиваю, как оно здесь оказалось, ведь ночью при тебе ничего не было?