— Ну же… — прохрипел он. — Помогай мне.

Прозвучало это, как упрёк, и отчего-то почти сразу же от Арюшки отступил страх.

Спуску такому, кем бы он ни был, давать нельзя! Подумала она и упёрла руки в бока, стараясь выглядеть увереннее.

— Положено говорить — «пожалуйста».

Медведь вновь издал звук, похожий на усмешку и чуть приподнялся с пола.

— Ты и говори.

— Мне-то чего? — отозвалась она спустя какое-то время, пытаясь совладать с голосом.

— А того, что просить должна, чтобы не гневался я да не… — договорить он не смог.

Зверь снова упал на пол, тяжело дыша и прикрывая веки.

— А сам ведь сказал, будто не тронешь… — прошептала Арюшка, но укора в её словах не послышалось.

Она ненадолго скрылась за дверью в комнату и вышла уже с тяжёлым тёплым пледом, чистой тканью для перевязки, ножичком и ковшом с водой.

— Я никогда не вынимала стрелы. Но раны лечить умею. И останавливать кровь. Ты только, — с опаской присела она рядом, — потерпи. Хорошо?

— Угу, — скорее выдохнул, чем ответил медведь и Арюшка, прогнав пса с котом, который всё норовил запрыгнуть незваному гостю на спину, принялась за дело.

Она промыла раны, осмотрела их и, придя к выводу, что лишь одна стрела вонзилась в зверя достаточно глубоко, чтобы представлять опасность, решила удалить сначала две другие.

Прикасаться к горячей жёсткой шкуре было страшно и странно. Она впервые видела такое существо, да ещё настолько близко! Понимала, почему-то, что это человек, но воспринимала и боялась его, как чудовище.

Однако сочувствие, от которого болезненно сжималось сердце, не позволяло Аре и подумать даже, чтобы причинить ему вред или просто сбежать.

А бежать было куда. Пусть и сугробы, пусть мороз и ночь, а до деревушки дойти смогла бы! Не откажут ей люди, впустили бы, спрятали. Да ещё, поди, с факелами на зверя пошли!

Одну стрелу она вынула легко, прижала место ранения тканью и держала до тех пор, пока не остановилась кровь.

Медведь и виду не подал, что больно ему было.

Со второй стрелой возникли сложности, она вошла ему в кость. И когда Арюшка схватилась за неё двумя руками и потянула, зверь напрягся и застонал.

— Тише, пожалуйста, — зашептала она, сдувая со лба яркую, будто полыхающую прядь волос. — Ты ведь только хуже делаешь, лежи смирно!

— Не... ука-зывай мне, — сбивчиво прохрипел он, но расслабился и замер.

Стрела поддалась, едва не надломившись, и Арюшке пришлось с беспокойством рассмотреть её наконечник, чтобы убедиться, не остался ли он в кости медведя. После чего она безрезультатно пыталась остановить ему кровь, и в итоге нагрела на огне кончик ножа, чтобы прижечь рану.

— Кровь не останавливается... Пожалуйста, потерпи.

Проводить такие манипуляции оказалось куда страшнее, чем просто впустить зверя в дом. Лапа дёрнется и зашибёт насмерть, сам не заметит!

Но зверь крепко сомкнул челюсти и отвернулся от неё, позволяя сделать то, что нужно.

С третьей стрелой всё оказалось ещё сложнее. И опаснее. Правда, теперь для самого зверя.

Он заревел так, что даже бесстрашный Арюшкин пёс заскулил и прижался к полу, а у неё самой заложило уши.

Заревел, резко поднявшись с пола, заставляя спасительницу свою отпрянуть, да так же резко рухнул обратно. И, лишившись чувств, продолжал лишь тяжело и прерывисто дышать.

Арюшка в панике начала ходить вокруг него, точнее, ползать по стеночке, так как места в прихожей почти не осталось. Но быстро взяла себя в руки и со вздохом перевела на пса решительный взгляд.

— Мне нужна будет твоя помощь.

Столкнуть на плед медвежью тушу оказалось делом не из простых. Арюшка так устала и разозлилась на сложности, что даже позабыла о страхе.

Но когда всё получилось, и пёс сцепил клыки на одном из концов пледа, а Арюшка ухватилась за другой, трудности начались снова.

Мало того, что тащить зверя было нелегко, так аккуратно протолкнуть его через узкий дверной проём представлялось и вовсе невозможным. Аря истёрла нежные ладони до ран грубой шерстяной тканью и едва сдерживала слёзы от досады.

Но вот, спустя какое-то время, запыхавшись и выпачкав всё вокруг в тёмной крови, затащить медведя в тёплый дом удалось, и Арюшка устроилась рядом с ним, поставив на пол лампу.

Раной она занималась недолго, гораздо больше времени ушло на приготовление целебного отвара и поиски нужного заговора, который Арюшка записала однажды в толстой и ветхой тетради.

— ...кровь замолкни, боль замри, — закончила она и вылила на раны зверя несколько зеленоватых капель, после чего опустилась на колени у самой его морды и нахмурилась. — И как, — перевела Аря взгляд на недоумённого пса, что наблюдал за ней всё это время, — как его напоить?

Пёс фыркнул и прижал к голове уши.

Зато кот, будто пытаясь что-то этим сказать, взобрался на зверя и подставил огню, напротив которого тот лежал, свою мохнатую спинку.

Арюшка вздохнула, сосредоточенно ткнула в медвежью морду пальцем, а после решилась и, в попытках разомкнуть ему пасть, просунула между его клыков свои тонкие пальчики.

Она так увлеклась и столько приложила усилий, что не заметила сразу, как он приоткрыл глаза и точно так же, как её пёс недавно, стал за ней наблюдать.

И всё бы хорошо, да медвежья морда, пока Аря не видела, внимательно, сначала с недоумением, а затем с ироничным весельем глядя на неё, начала вдруг ухмыляться. Это уже Арюшка заметила и отпрянула, едва не ударившись спиной о стул позади себя, на котором расположились всякие склянки да инструменты для помощи раненого. И медведь принялся хрипло и рвано… смеяться.

— Божечки, — проронила Аря и невольно схватила нож, на что медведь, она могла бы поклясться, изогнул бровь.

Точнее, едва уловимый для человеческого глаза жест был очень на это похож. И смех прекратился.

Арюшка спохватилась и положила своё оружие обратно.

— Мне надо, — стараясь, чтобы голос не дрожал, а звучал строго, произнесла она, на коленях подобравшись вновь поближе к нему, — чтобы ты выпил вот это.

А пузырёк с лекарством, который она протянула к его морде, предательски подрагивал в бледных пальцах. Из-за чего ночной гость её принялся хохотать будто бы ещё охотнее, с неким даже усердием, словно медвежья личина усложняла это дело, которое давалось ему куда хуже, чем человеческая речь.