— Я думала, ты погибнешь… Но как же теперь ты вернёшься?

— Не беда, — прокричал он ей с другой стороны, — я что-нибудь придумаю. Это ты теперь никак не доберёшься на эту сторону!

— Я… — она усмехнулась сквозь слёзы, — я и не подумала об этом! Испугалась, что ты вот так… Из-за меня…

— Всё хорошо, Арюшка! Просто возвращайся назад и жди меня! Я не пропаду, найду путь.

— Но…

Однако, больше делать там было нечего. Милаху она никак не поможет, как пройти на ту сторону отсюда дороги не найти. И Аре пришлось повернуть назад. Но уходить она не собиралась, надо как-то спуститься вниз, отыскать путь, которым можно добраться дотуда и без моста. Да видно потребуется гораздо больше времени, а еды у неё, как и сил, почти не осталось, только вот…

Арюшка старалась держаться, сердце ныло от чувства вины и тревоги теперь ещё и за Милаха.

И она повернула туда, где из ветвей словно сплёлся длинный коридор. Так странно это выглядело… Но внутри среди покатых стен почти не было снега, а конца коридора-туннеля нельзя было разглядеть.

Наклонившись и войдя внутрь, Арюшка поняла, что пёс её не решается ступить за ней.

Но может тем лучше? Останется ждать её там, пока она разведает обстановку.

Шаг, два, три.

А прошла так много…

Аря оглянулась и не увидела выхода, только белую пелену тумана. Рефлекторно отступила от него, не ожидая этого и выпала спиной вперёд на снежную тёплую перину.

Тёплую?

Её пальцы зарылись в рассыпчатый и мягкий, словно пух, снег.

Снег, который не кусал более кожу морозом.

Арюшка оказалась на вершине холма, обрамлённого высокими елями. Она находилась так высоко, что от деревьев в основном видны были острые макушки. Но если подняться и вглядеться вниз, можно было заметить хижину под уступом горы. И клубящийся дым из каменной трубы. И вытоптанную дорожку, ведущую к двери. И горящее оранжевым теплом окошко… А дальше, будто перевёрнутые к небу зеркала — льда. Чистые, хрустальные, зеркальные льда…

Домик её находился на полосе суши, что пересекала озёра. Скованные льдом, они казались белым полотном, сквозь которое пробились случайно грубые льняные нити-травы, рыжие от солнца да пыли. Сам домик, что как раз возвышался над этими тропами и островками скрытой под морозом земли, походил на большой сугроб с окошками, горящими словно фонари, с трубой, из которой к зимнему небу поднимался серый прозрачный дым. И едва заметным под снежной шапкой козырьком крыши, под которым даже зимой всё ещё были заметны птичьи гнёзда.

Жрица жила там одна. Её с детства готовили к этому. Как и к служению богини и общению с духами.

Как ни как, а до великой горы рукою отсюда подать. До людей же ехать долгие дни по пути сложному, если, конечно, не ведут тебя сами жители Леса.

А к людям они обычно не ведут. Да и зачем Жрице народ человеческий? Она и подобные ей всегда находились между мирами.

В прошлом люди через таких как она могли, не страшась Лесных жителей, общаться с ними, договариваться о разных делах, просить помощи и решать проблемы, коль сами духи мешали им вдруг.

К Жрице обращались порой и они сами с просьбами передать что-то людям, излечить хворь не человеческую, помочь с тем или иным обрядом, коль связан он (а почти всё друг с другом связано) с миром людей.

И такой, как она, меж мирами жить полагалось, будучи самой не тварью лесной, не человеком…

Вдали ото всех. Между всеми. Сама по себе и ради тех, кто её окружает.

И даже имя дано ей такое, чтобы никто не захотел нарушить её уединения или украсть Жрицу с её поста, а так же кликать её по любому незначительному поводу — БЕда.

И поэтому, когда на пороге её возникла уставшая и расстроенная человеческая девушка, она была удивлена.

— Давно, лет двести ко мне никто не заглядывал, — проговорила Жрица, пропуская в дом гостью. — Как твоё имя, дитя?

А сама выглядит не старше: невысокая, тонкая словно тростинка, с волосами иссиня-чёрными как вороновое перо и взглядом золотым, что выдавал в ней не совсем человека.

— Арюшка, — представилась гостья и огляделась.

Хижина была мала даже для одного, меньше чем её собственный домик. Стены голы, стол пуст, на подоконнике широком, словно лавка, дымились чащи с тлеющими травами, вместо кровати — охапка сена. И чистота вокруг.

— Я дом твой случайно нашла и мне не к кому больше обратиться. Я ищу дерево, под которым растёт трава, лекарство из которой лечит любую болезнь и снимает проклятия.

Беда горько усмехнулась, услышав это, кивком указала Арюшке на подоконник, приглашая присесть на него, и устроилась там сама.

— Только боги знают, как готовить его. Незачем тебе идти к древу, зря потеряешь время, а то и пострадаешь в пути.

— Верить не хочу, что всё напрасно… — прошептала она, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться, и направила взгляд свой в окно.

Жрица молча наблюдала за ней, пока, наконец, не коснулась её руки и не спросила:

— Зачем тебе?

Арюшка взглянула на неё и та покачала головой:

— Не для себя, понятно… Давай так, если расскажешь мне, в чём дело и решу я, что весомая причина тревожить духов, проведу обряд ради тебя и спросим у богов, помогут тебе или нет. А вот к самому дереву не поведу тебя. Опасно это и далеко, даже для такой, как я.

И Арюшка рассказывала долго, делилась с ней всем, что наболело, не усомнившись ни разу, стоит ли. Видимо силой такой владели Жрецы — всё выходит пред ними наружу, что на сердце лежало.

Выслушав её рассказ, Жрица вздохнула, улыбаясь ей печально и задумчиво:

— Разве же от беды к Беде идут, девочка?

И у Арюшки в мыслях прозвучал собственный голос, когда сказала она Аркану однажды: «Разве же ищут спасения от зла у зла?». А тем временем сама…

Но…

— Мой брат и любимый лишены свободы, не могут быть рядом, попали в беду. Разве ты сама бы не пошла куда угодно, лишь бы исправить это и вернуть домой?

Жрица молчала долго. Но решения приняла на самом деле почти сразу:

— Пошла бы.

Темноту пронзали собой искры жертвенного костра. Словно бусы нанизывал их ветер на свои острые ледяные струны, протянутые через щели храма. Но струны рвались с тихим треском и пронзительным воем зимних ветров.