Записка майора Борисова. Шифрованный файл OUSNECH 4.doc

Так вот, значит, где собака зарыта. Вот как оно было дело. Всё куда проще и, разом, куда сложнее, чем то, что всегда представлялось профессиональным историкам. Значит, наши новые знакомые —условимся называть эту организацию на принятый у её членов манер: просто Братством... Так вот, выходит, что родословная у наших новых знакомых из Братства куда разветвленнее и уходит куда глубже в прошлое, чем мне казалось раньше.

Итак, что мы имеем. Мы имеем тайную организацию, созданную именно как тайная организация с целью осуществления контроля за властными структурами Государства Российского (и не только Государства Российского), и основной задачей этого контроля является воплощение в жизнь совершенно безумной идеи — идеи всемирного господства России как Богом и Судьбой избранного государства. Такой идеологии и способа организации работы я ещё не встречал.

Исходная идея, конечно, не нова. Весь XVI и весь XVII век стоял на том, что Москва—третий Рим. а четвертому не бывать. Что русский царь — единственный православный государь после падения Византии, и, следовательно, единственный законный наместник Бога на земле. Что власть его лишь временно ограничена современными границами Русского царства, коим к тому же постоянно угрожают иноверцы — и магометане, и «немцы», которые ещё хуже магометан, поскольку извратили истинную веру. Ведь в XVI—XVII веках даже изучение иностранных языков рассматривалось на Руси как преступление противу истинной веры, поскольку единственный боговдохновенный язык есть язык церковнославянский, и даже греческий, и тот под подозрением, а уж латинский — от диавола несомненно. Не говоря о языках восточных.

Тяга к изоляционизму всегда уживалась с территориальной экспансией. Если экспансия проходила успешно — как в случае с Казанским и Астраханским ханствами, — в этом усматривался перст Божий и доказательство того, что русскому царю и в самом деле все подвластно. Если всё начинало идти вкривь и вкось — как в начале XVII века, —то поднимался эсхатологический миф о Войне Конца Света. Чаши весов в Москве колебались, и стало ясно, что если не прийти сейчас на помощь своим, православным, то «чертовы ляхи» снова возьмут верх —и Святая Русь опять будет брошена к ногам неверных. Этим и было вызвано и всенародное воодушевление, с которым формировалось ополчение Минина и Пожарского, непослушание «воровских казаков» князю Трубецкому. Так что ни Пётр, ни те, кто чуть позже его именем и волею его призрака создавали это самое Братство, ничего особо нового не выдумали. Кроме одного.

Кроме того, что государственная идея переплелась у них с идеей национальной. Потому что Пётру, по большому счету, до пятого пункта никакого дела не было. Он поднимал Россию, а не русских. Более того, иногда он поднимал её вопреки воле этих самых русских, ломая их и заставляя идти в общей упряжке с иноземцами и иноверцами. И эта идея —идея русского царя как властителя не только единственного на свете, а потому Богоизбранного Православного Государства, но и наделенного особой миссией, единственного в мире, уникального во всех отношениях русского народа — выдаёт время создания и самого апокрифа (в котором, по сути, ничего особо тайного-то и нет, публиковался он на Западе неоднократно, да и у нас в 1980-е годы вдруг ни с того ни с сего проснулся к нему интерес), и вот этих, тайных к нему дополнений. Не раньше второй половины XVIII века. Причем само завещание скорее всего действительно родилось не у нас, а где-то в центральной Европе (Австрия? Пруссия?). А вот дополнения и инструкции —это уже дело сугубо домашнее.

Дополнения первого уровня: насчёт особой роли русского народа, народа-богоносца, волею Провидения живущего в богатейшей, обильнейшей стране, расположенной не на Востоке и не на Западе, а как раз на проведенной Всевышним грани между вырождающимся потихоньку Западом и закосневшим в варварстве Востоком. Между западным техническим гением и бездонными кладезями восточных ресурсов. Между западной высокой наукой и восточной тайной мудростью. И, в силу своего центрального положения, а также в силу уникальности духовного склада, сей народ непременно должен всё это использовать себе на благо и на процветание России, географическое положение которой — ещё один знак свыше, равный прямому повелению, разделяй и властвуй. И инструкции, первого же уровня: как и в каких конкретных ситуациях должно идею эту проводить в жизнь. Базовая идейка, конечно, яйца выеденного не стоит, хотя политику на ней делать можно — и довольно большую политику. И политическими структурами, а также народными массами манипулировать тоже. И ещё как манипулировать.

И примеров такой манипуляции —тьма. Ибо нет, наверное, на земле народа, который не считал бы себя и народом-богоносцем, и центром мироздания, счастливо (или несчастливо) оказавшимся на грани меж двух больших культур. Ну, взять хотя бы для примера ненавистных ляхов. Разве польский народ —не народ-богоносец? Католичнейший народ во всей Европе — если послушать, конечно, самих поляков. Оплот истинной веры на диком Востоке Европы. Да и то — в какой ещё стране было возможно, чтобы при коммунистическом режиме треть членов партии официально числилась верующими католиками и ревностными прихожанами? А в Польше именно так и было. А извечный польский гонор насчёт растоптанной и поруганной врагами (немцами и русскими по преимуществу, а за немцами и русскими, понятное дело, стоят евреи) Польши, взывающей к отмщению и воссозданию в границах XVII века — от моря до моря. И ешчо Полска не сгинела. Это раз. И два: разве Польша — не мостик между Востоком и Западом? К западу от неё культурная, хоть и нелюбимая Германия, и кто скажет, что Германия не есть Европа? А к востоку плещется бескрайнее славянско-мордовско-татарское море, то есть Азия. И сами поляки, с одной стороны, форпост Европы в славянском мире, с европейскими дворянско-шляхетскими традициями, с французскими и шведскими королями на престоле, с давней исторической близостью с французами на почве общей нелюбви к чванливым и жадным германцам; а с другой стороны —-в них бьется всё та же загадочная славянская душа, разве что изрядно вышколенная и дисциплинированная строгой католической догматикой. Но религиозный экстаз, скажем, в культе черной Богоматери Ченстоховской, здесь чисто славянский. Итак, поляки — народ-богоносец и мостик между Востоком и Западом.

Идем дальше. Дальше у нас немцы. С их точки зрения, они — ярко выраженный народ-богоносец. Терпеливый и трудолюбивый немецкий Михель, который привык трудом своим возносить молитву Всевышнему, который набожен и тверд в отеческих заветах, у которого развратная, провонявшая деньгами городская —жидовская — культура вызывает в лучшем случае тяжелый безрадостный вздох: кто ближе к Богу, чем он? Немцы — избранная Богом нация, народ музыкантов, философов и поэтов. И в этом они —тоже уникальны, в этом они — не чета своим соседям, они —мостик между Востоком и Западом. Как так? А вот так. ещё в начале XIX века Германия воспринималась, ну, например, французами, как медвежий угол, как самое что ни на есть европейское захолустье, где зимой катаются на санях, где ходят друг к другу в гости из одного игрушечного княжества в другое, такое же игрушечное. Да и сами немцы считали, что они живут на самой окраине Европы, потому что на восток от них уже Польша, а за ней —Россия. И неужто кто- то всерьез будет считать Польшу Европой? Итак, немецкий народ – народ-богоносец и, одновременно, мостик между Востоком и Западом.

А испанцы? Разве можно представить себе народ и страну, которые более ревностно блюли бы католическую веру, чем испанцы. Христианнейший монарх — вот исконный титул испанского короля. А имена городов, основанных испанцами в Новом Свете —Санта-Крус (Святой Крест), Санта-Фе (Огнь Святой), Сантьяго (Святой Иаков) и так далее? А собственные испанские имена, особенно женские? Только испанец в состоянии назвать дочку, родившуюся в день Св. Зачатия просто и без затей — Консепсьон, то есть именно Зачатие. А сокращенно будет — Конча.