Борисов вопросительно обернулся: "Готовы?" Получив в ответ утвердительные кивки, вставил в гнездо ключ. Неслышно заработали электромоторы, дверь плавно пошла в сторону. "Ты видишь пустой дверной проём. Никого", — сказала Ирина тому неизвестному, кто должен был там стоять, и вслед за майором шагнула в открывшийся проем.

Неизвестный оказался некрасивым круглолицым парнем с вытаращенными глазами. Он бы долго простоял так, выставив вперед автоматическую винтовку с подствольным гранатометом. Достаточно долго, чтобы Борисов мог к нему бесшумно подойти. Но Челноков зацепился ногой за высокий порог и едва не упал. Илья подхватил его, но часовой услышал возню и без предупреждения начал стрелять в дверной проем. Невидимые пришельцы шарахнулись в разные стороны на пол: старлей с физиком вправо, Рубцова — влево. Майор, чуть подавшись влево, пригнулся и побежал прямо на часового. Ирина никогда раньше не видела, чтобы можно было бежать в такой позе, не опираясь руками об пол и не падая на него. С грохотом разорвалась граната — к счастью, за дверью, в том коридоре. Выпустив гранату, часовой на секунду перестал стрелять, и Борисов прыгнул. Удар, лязг падающего на бетонный пол оружия и животный хрип.

Лифт заперт. Третий ключ. Спускаться приходится долго, хотя, судя по тому, сколько длилось уменьшавшее их вес ускорение: скорость приличная. Часовой в коридоре, похоже, ничего о судьбе коллеги не знает. Пока он с испугом и любопытством осматривает пустую кабинку лифта, матерясь для бодрости шепотом, невидимки проскальзывают мимо него и бесшумно открывают очередную дверь четвертым ключом. Так же тихо закрывают дверь, и после этого им остаётся набрать последний код на последней двери.

"Ну как? Это он?" — беззвучно спросил майор, повернувшись к Челнокову. Тот понял, несмотря на то, что, в отличие от Борисова и других грасовцев, не обучался искусству понимать слова по артикуляции губ. Шаттл приблизился к установке, снял с неё мягкий чехол, быстро осмотрел и утвердительно кивнул. В помещении могла быть и выполнять роль сигнализации подслушивающая аппаратура, поэтому они старались не говорить вслух.

Девастатор выглядел совсем не так, как представляла себе Ирина. Она ожидала увидеть что-нибудь вроде телескопа или гиперболоида из фильма. Но единственной стеклосодержащей (и единственной знакомой Ирине) деталью оказался оптический прицел от снайперской винтовки. Все остальное было металлическим: стержни и рамки, шины и трубки сплетались в замысловатую ажурную конструкцию, в которой, впрочем, можно было различить "ствол" и панель управления.

Майор планировал забрать установку и уничтожить её где-нибудь в другом месте, чтобы не оставлять "братьям" даже обломков. Но его ждал неприятный сюрприз: станина девастатора оказалась намертво приваренной к металлическому верстаку. "Ай да они!" — подумала Рубцова, ещё не поняв до конца, с кем же они воюют.

Борисов стал выкладывать приготовленные на этот случай гранаты и пластиковые мины, с сомнением посматривая на металлические стержни девастатора. Где- то недалеко взвыла сирена. Несмотря на их ухищрения, тревога всё-таки охватила подземелье.

— Боюсь, взрывчатки не хватит, —сквозь зубы проворчал майор.

— Хватит, — спокойным голосом сказал Челноков. —Прибор в отличном состоянии. Давайте, я его сам взорву. Обещаю, что обломков не останется.

Грасовцы одновременно повернулись к Шаттлу. Тот старался сохранять спокойствие, но блестевшие глаза и нервно подергивающиеся губы выдавали волнение. Майор повернулся к Илье. Тот покивал и неслышно сказал, испуганно глядя на изобретателя: "Он это сделает".

Рубцова молча подтвердила его слова. Майор показал пальцем на часы, сопроводив этот жест вопросительным взглядом.

— Две минуты, —ответил Челноков.

Борисов посмотрел в отрешенное лицо физика так, словно хотел что-то сказать, но, не произнеся ни одного слова, пошел к выходу.

Илья с Ириной тоже напоследок взглянули на Шаттла: Большаков со страхом, Рубцова —почти с восхищением. Напоследок она подкрепила своим волевым усилием его решимость довести дело до конца, хотя и чувствовала, что он в такой поддержке не нуждается.

Часовой на этот раз оказался лицом к открывшейся двери, и это решило его участь. Ударом ноги в прыжке Борисов проломил ему переносицу, и парень, потеряв сознание, распластался на полу. Майор запер дверь, подобрал с пола автомат и двумя страшными ударами приклада отломал ручку оставленного в замочной скважине ключа. Но решив, что этого мало, выпустил в замочную скважину длинную очередь, вбив туда остаток ключа. Убедившись, что Шаттл надежно замурован, метнулся за Ильей и Ириной к лифту.

…Вверх лифт шел медленно, словно нехотя.

"Выскочим, — шепотом подбодрил Ирину Борисов. — Не из таких передряг выскакивали".

Лифт не прошел и половины пути, как снизу из шахты донесся гул — эхо далекого взрыва. Девастатор перестал существовать.

Рамы в здании были двойными, но здесь из окна все равно заметно тянуло морозным сквознячком, потому что во второй раме не хватало нижнего стекла. Архитектор Зубков машинально отколупнул ногтем кусочек старой растрескавшейся масляной краски с подоконника и заставил себя прислушаться к разговору.

— ...Могу, по-прежнему, сказать только одно, — тусклым, равнодушным голосом в пятый раз повторял кутавшийся в дорогую шубу чиновник районной администрации. — Планы консорциума относительно этих зданий противоречат общему плану реконструкции района и города, разработанному архитектурным комитетом и утвержденному правительством Москвы...

Судя по всему, дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Да и не могло сдвинуться. Не здесь и не такими силами решаются судьбы зданий в столице. Пусть даже старых, довоенных домов, стоящих на самом престижном участке в глубине жилой застройки. Их жалкой комиссии не дано решать, что делать с тремя опустевшими восьмидесятилетними пятиэтажными монстрами, диагональю уходящими в глубь квартала. Дома имели один и тот же номер и различались лишь литерами «А», «Б» и «В».

— А я ещё раз говорю, что наш вопрос уже рассматривался правительством Москвы, и было вынесено положительное решение. Дома теперь являются собственностью консорциума, и я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы «Палата» могла снести эти коробки и построить здесь культурно-досуговый комплекс и бизнесцентр, — говоривший это молодцеватый, напористый, спортивный мужчина благоухал французским кремом после бритья, а его яркая канадская куртка на холоде надувалась, демонстрируя свою способность противостоять русским морозам.

Впрочем, здесь, на четвертом этаже корпуса «В», такая способность была излишней: здание пока ещё отапливалось. Вода и электричество в него тоже подавались, хотя большого проку в этом не было: лампочки отсутствовали, а краны почти везде заменены латунными заглушками.

Архитектор вновь утратил интерес к разговору и стал смотреть в окно, на полузасыпанные снегом груды строительного мусора под окнами, на стоящие вдалеке жилые шестнадцатиэтажки, на поднимавшееся в небо невысокое декабрьское солнце. Можно было думать о чем угодно: об усилившихся слухах, что Президент вот-вот подаст в отставку, говорят, даже телеобращение уже записали, или о том, что у них в архитектурном комитете, наверное, будут кадровые перестановки, и ему, Зубкову, лучше не высовываться, потому что время смутное, или о том, что пора уже запастись новогодней елкой, праздник на носу...

В спор между энергичным обладателем импортной куртки и брюзгливо-важным владельцем бобровой шубы он не собирался вступать. Хотя формально обязан был — и собирался — поддержать спортивного молодца. Если бы дело дошло до подписей и высказывания особых мнений, тогда, конечно. О чем речь. Зубков себе не враг, а у него было указание начальства: поддержать план торгово-промышленного консорциума «Палата-999» по сносу трех обветшалых зданий на Стромынке.