—- Вы сами- будете беседовать с Лихачёвым? — спросил Караулов у молодого человека. Пока у него ещё не вылетело из памяти, что тот представлялся старшим лейтенантом.

— Не хотелось бы, — лениво ответствовал тот. — Свидетель к Вам уже привык, а нам лишний раз светиться... нежелательно. Поговорите с ним вы.

— О чём? Что Вас в первую очередь интересует?!

— Детали. Проведите обычный повторный опрос, как всегда, когда сомневаетесь в показаниях. Нюансы, мелкие неточности, противоречия... Рутинная беседа, в общем. Одна просьба. Лейтенант... Борисова будет присутствовать, а мне бы желательно побыть в соседней комнате. Впрочем, не обязательно соседней, главное, чтобы я мог в нужный момент Вам позвонить. Не исключено, что мне захочется тоже задать пару вопросов.

— Сейчас я попрошу, чтобы нам предоставили спец-кабинет с аппаратурой. Вы сможете видеть и слышать процесс допроса.

— Не надо, —замахал руками длинный, —не стоит беспокоиться. Работайте в своем.

— А как же вы?..

— У меня всё с собой, — Ильин показал на нагрудный карман. — Достаточно будет простого телефона: служебного, городского —это безразлично.

— А-а... — уважительно сказал капитан и вопросов больше не задавал.

Устроив Ильина в соседнем пустом кабинете, он проводил Борисову к себе. Рыжая овечка с серьезным видом взглянула на часы и сказала:

— Надеюсь, Лихачёв не опоздает. Пусть расскажет всё с самого начала.

— С какого начала? — улыбнулся капитан.

— Ну, например, —захлопала ресницами Борисова, — с того момента, как он пришел в этот сквер.

— Хорошо, — снисходительно согласился Караулов.

Лихачёв не опоздал. Капитан забрал у него повестку и усадил перед собой чуть оправа, так, чтобы девушке, сидевшей у окна, было хорошо видно лицо свидетеля.

— Это наша сотрудница... практикантка. Она поприсутствует... если Вы не возражаете, — любезно добавил Караулов.

— Да нет, отчего же. Даже очень приятно, —не менее любезно раскланялся Веничка.

— Вернемся к событию, которое произошло 12 сентября. Давайте вспомним все, начиная с того момента, как Вы вышли из дома. Кстати, в котором часу это было?

На лице Лихачёва промелькнуло досадливое утомленное выражение, но он был человеком покладистым и быстро справился с собой.

— Ровно в десять.

— А когда Вы прибежали к той лужайке, где решили потренироваться?

— Минут через десять.

— Сколько времени Вы упражнялись?

— Около двадцати минут... — перезревшая пионерка у окна положила ногу на ногу. Веничка смущенно отвел взгляд и стал смотреть на сейф.

Капитану было скучно задавать вопросы, и он невольно украдкой взглянул в сторону окна. Увидел он такое, что заставило его сердце екнуть и забиться чаще. У окна, выставив на всеобщее обозрение красивые колени, сидела не Борисова, а Лесникова. Куда делась молоденькая суетливая овечка? Куда делись веснушки и кудряшки? Женщина встретила взгляд Караулова и посмотрела —глаза в глаза —так пристально, словно зажала его клещами. И цвет глаз... Не голубые у неё теперь были глаза, а темные, как каштаны. "Продолжай работать", — сказали эти глаза и мгновение спустя указали на телефон.

"Ведьма", —отчетливо осознал вдруг милиционер. Обливаясь холодным потом, он перевел дух и попытался сообразить, что говорить дальше. Потом Караулова вдруг осенило.

— А теперь вот такой вопрос... — начал было он, и тут раздался телефонный звонок. — Извините, одну секундочку...

— Все в порядке, Юрий Александрович, не обращайте внимание, —раздался в трубке сочувственный голос Ильина. — Это у нас молодая сотрудница, она любит похулиганить. Работаем дальше вместе. Попросите Лихачёва, чтобы он точнее назвал направление, в котором двигался тот молодой человек.

— Хорошо, —механически кивнул капитан и, положив трубку, в порыве вдохновения спросил сам у себя. — Так о чём я собирался? Ах, да, не могли бы Вы поточнее назвать направление, в котором шел этот юноша?

— Направление?.. В его состоянии ему трудно было придерживаться определенного направления, —задумался свидетель. — Но вообще-то он достаточно целеустремленно шёл по аллее, которая ведет... да, на северо-восток, к реке. Он как раз должен был пересечь другую, проходящую под прямым углом, соответственно с северо-запада на юго-восток...

— Так-так... — капитан мельком взглянул на Лесникову–Борисову, и та успокоительно стрельнула глазками "в угол — на нос — на телефон".

Караулов приободрился.

— Теперь у меня к Вам такая просьба...

Телефон не подвел.

— Тьфу, да что за напасть! Прошу прощения, —капитан взял трубку.

— Чудненько, —похвалил его невидимый Ильин. — Пусть восстановит в памяти всю эту ситуацию в скверике: он, вечер, прохожие, тот пьяный юноша. Все, начиная с картинки, как говорится, перед мысленным взором и заканчивая звуками, запахами, ощущениями... Пусть даже позанимается зарядкой, если ему так легче...

— Добро, — Караулов дал отбой и продублировал просьбу Лихачёву.

Делать упражнения перед дамой Веничка постеснялся, но к заданию в целом отнесся добросовестно.

— Аллея, мокрая трава, темное небо, старушка с пёсиком, — бормотал он, закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться. — Что же ещё? Зеленью, листьями так хорошо пахнет... троллейбус проехал... ах, да, две девушки прошли, студентки, наверное... Потом никого. Потом этот юноша. Кустики постриженные закрывают его — а потом он снова появляется... А потом не появляется... Клумба эта... Не помню больше ничего.

— Не напрягайтесь, —тоненьким пионерским голосом сказала Лесникова. — Давайте ещё раз попробуем. Всё сначала, я Вам помогу.

Она встала со своего места и легкими шагами зашла за спину Лихачёва. Взяла его голову обеими руками, как баскетбольный мяч. Большие пальцы её оказались под ушами Венички, а остальные расположились поверх.

— Вслух ничего не говорите, — вновь раздался её хрустальный голосок. — Просто ощутите себя там, возле МГУ, в тени этих деревьев. Начали... 12 сентября, 22 часа, 11 минут, темп чуть ускоренный.

Караулову и в голову не пришло, что облик женщины изменился только для него. Для Венички она осталась такой же юной веснушчатой кнопкой. Но в данный момент свидетель не думал об этом. Едва мягкие мизинцы Ирины коснулись его висков, он вдруг оказался там, в темной аллее, у подсвеченного прожекторами высотного здания. Он даже задвигал тихонько руками, повторяя в пародийно уменьшенном виде тот комплекс упражнений, который тогда выполнял. Веничка чувствовал только любопытство, интерес к происходящему. Он как будто смотрел видеофильм, снятый его собственными глазами, испытывал те же ощущения, что и тогда, все остальные эмоции, а критическая оценка ситуации у него была словно блокирована. Но он знал, что в воображаемом кинозале, кроме него, находятся ещё два зрителя. Веничка ощущал их присутствие за плечами, слева и справа, там, где по поверью, полагается быть ангелу и черту. Зрители так же, как и он, внимательно смотрели фильм, время от времени перешептываясь у него за спиной, но слов их Лихачёв не слышал. Словно бы и не было никаких слов.

...Минут через десять, на протяжении которых капитан Караулов неустанно любовался этой сценой, Лесникова-Борисова отняла руки, ласково пригладила потревоженную редкую шевелюру Лихачёва и направилась к своему месту, на ходу бросив капитану:

— Всё, спасибо. Мы закончили.

Тот поднялся из-за стола:

— Спасибо, Вениамин Павлович. Вы очень помогли следствию.

Свидетель встрепенулся и открыл глаза.

— Что Вы говорите? Мне кажется, я задремал туту вас.

— Ну скажи пожалуйста, зачем тебе понадобилось называть себя Ириной Борисовой? Я буду ревновать.

— Не имеешь права! Отелло без допуска к телу. Сначала женись, потом ревнуй.

— Я хоть сейчас.

— Надо и моего согласия спросить.

— А внешность? Ты думаешь, так легче войти к Караулову в доверие? Голубые глазки веснушки... Всё понимаю, но зачем рыжие волосы? Это настораживает. Я как-то читал статью, называется "Рыжая — значит опасная". Об этом даже в газетах пишут. Может, капитан тоже читал.