Виталий встретил ее на берегу. Помог вытянуть лодку на крутоватый берег у сходен. А потом и вовсе поднял ее на небольшой обрывчик, который отделял Ольгин огород от собственно берега.

— Похоже, гроза надвигается.

— Надвигается. Я оттого так и летела. Обещала через полтора часа, а добралась меньше чем за час. Правда, мне там попутный ветер подсобил. Но все-таки.

— Что там у тебя случилось?

— А у тебя?

— И что это за манера — отвечать вопросом на вопрос?

— Просто у тебя по рации был такой обеспокоенный голос. Я и подумала…

— У тебя голос был не лучше.

— Н-да, спорить не стану. Но я, видишь ли, только проснулась…

— Опаньки. Стажер Рубцова на боевом посту. Нечего сказать, выслал я разведку. Я что, не вовремя тебя разбудил? Приношу свои искренние извинения. Больше не повторится.

— Да нет, Виталик, дело не в том, что я заснула. Хотя — именно в этом, наверное, все и дело. Я, наверное, заснула в очень нужном месте и в очень нужное время. Я видела его.

— Кого?

— Йети.

— Заснять успела?

— Да нет. Я видела его во сне. Был очень странный сон, а потом там появился…

— Нет, ты, оказывается, еще талантливей, чем я думал. Представляешь себе, мы приезжаем в контору и пишем отчет: «Проведенные в районе возможной аномалии полевые исследования дали однозначный положительный результат. В первый же день стажер Рубцова увидела предполагаемого снежного человека во сне, что является неоспоримым доказательством…» Да нас с тобой уволят без выходного пособия, и еще заставят возместить командировочные расходы. Сновидец ты хренов. Вера Павловна.

— Ты все сказал?

— Более или менее.

— А теперь послушай меня. Мне просто так сны не снятся. И если до сегодняшнего дня я — скажем так — не была уверена, что йети вообще существуют, и уж совсем была не уверена, что они водятся в саратовском Заволжье, то сегодня все изменилось. Они есть. И если они вообще где-то остались, так именно здесь.

— Согласен.

— Что? — Ирине показалось, что она ослышалась. — Что ты сказал?

— Я сказал, что полностью с тобой согласен. Они есть. И если они вообще где-то есть, так именно здесь.

— Ты из-за вчерашнего паслена?

— Почему вчерашнего. Вон он, колосится. Цветет буйным цветом. Но дело не в этом. Я сегодня, пока тебя не было, съездил еще раз в Подлесное. И потряс там как следует Колю Мордовченко. Мне, понимаешь ли, показалось вчера, что он действительно чего-то недоговаривает. То есть пижонит, конечно, понты кидает, набивает себе цену. Что вполне объяснимо — хотя бы присутствием очаровательной юной разведчицы, на которую, если принять в расчет ее могучего и вообще привлекательного во всех отношениях спутника, Коле остается только поглядеть. И то недолго. Но было у меня сомнение. И я решил сегодня расставить все точки над ё. Единственная, между прочим, буква современного русского алфавита, над которой вообще можно расставлять точки. Внести, так сказать, ясность. И без дам. Крутой, понимаешь ли, мужской разговор. Меня, ревнивого любовника — стоп, стоп, стоп, только не надо делать большие глаза. Ты же разведчик. Легенда. Для пользы общего дела. Так вот, мне, как ревнивому любовнику, не понравилось, как он вчера на тебя пялился.

— А он пялился?

— Пялился, пялился. Еще как пялился. По крайней мере мне, ревнивому любовнику, так показалось. Ревность — чувство иррациональное.

— Ну и как поговорили? Надеюсь, все живы?

— Все живы. И даже обошлось без демонстрации силы. Коля оказался на удивление понятлив для поэта. И сообщил массу полезных сведений.

— Каких, например?

— Например, таких, что у него не состоялся роман с нашей любезной хозяйкой, почему он, собственно, на нее и обижен.

— Ну, что ж. Сведения действительно ценные. Мой сон, конечно, к делу не подошьешь, а вот эту развединформацию — непременно. Несостоявшийся роман между сельским учителем и матерью-одиночкой неоспоримо доказывает…

— Не перебивай. Я еще не все Колины обиды перечислил.

— Ну, это надолго.

— Да нет, не слишком. Потому что нас интересуют далеко не все его обиды. А интересует нас одна, конкретная. Потому что больше всего он обижен на Ольгу Нестеровну Семенову за то, что она, нехорошая женщина, когда Колины домогательства приобрели совсем уже кавказский характер, прибегла к помощи другого своего поклонника.

— Я — вся внимание. Увлекательная повесть из деревенской жизни. Кашин говорил, что Колю в Сеславине как-то раз побили. Ольгины ухажеры? Мы в самом центре событий. Роковая вдова. Горы трупов и море крови.

— Проблема в том, какой он из себя, этот другой ее поклонник.

— И какой же он из себя?

— Большой. Очень большой.

— Могу понять Колю. Ты, кстати, тоже подумай. А вдруг я у тебя — для отвода глаз…

— А еще он весь в шерсти, Ирочка. Весь-весь. И ходит без одежды. И между пальцев у него — перепонки.

2 июля 1999 года. Село Сеславино Саратовской области.

История эта началась, как выяснилось, три года тому назад, когда Коля Мордовченко впервые побывал в Сеславине — нужно было пообщаться кое с кем из родителей его, Колиных учеников в среде, так сказать, естественного обитания. В Сеславине народу жило раз два и обчелся, своей школы, естественно, не было, и дети каждое утро ездили на совхозном «уазике» в Подлесненскую десятилетку.

Каким образом познакомились Коля Мордовченко, учитель этой самой подлесненской средней школы, и Ольга Семенова, мать мальчика-дауна, не подлежащего обучению не только в десятилетке, но и вообще ни в одном образовательном учреждении, — этого Виталий выяснять не стал. Это было не слишком важно. Важно было другое: сам ход дальнейшего развития событий. Коля был мужик застоявшийся, и по каким-то его, Колиным соображениям сеславинская вдова как женщина устраивала его куда больше многочисленных и доступных подлесненских вариантов. Скажем, относительно молодых коллег по средней школе, которые Коле делали неоднократные авансы.

Коля повадился ездить в Сеславино чуть не каждый день. Ольга с самого начала дала ему от ворот поворот, по совершенно непонятной для Коли причине. Мужик он видный, не то чтобы богатый, но зато малопьющий, что по деревенским меркам — уже сокровище. Ольга жила одна, ухажеров никаких не имела — на этот счет Коля заранее навел справки. В деревне каждая собака все про всех знает. Или делает вид, что знает. Но Колю результаты опросов общественного мнения убедили в том, что здесь особенных проблем не будет. Жениться ему на Ольге Нестеровне или не жениться, об этом он пока не думал. Время покажет. Но ему нужна была, во-первых, постоянная женщина, а, во-вторых, хозяйка. Сколько можно самому себе готовить, и за одеждой следить, и в доме убирать. У человека должна быть женщина — эту истину Коля усвоил с юности, и хотя его прошлые эксперименты в этом плане особой длительностью не отличались (он был человек тяжелый, легко обидчивый и чуть что норовил хлопнуть дверью), но охота к экспериментам от этого не прошла. Ну, а в том, что за него, за такого положительного, любая одинокая женщина хоть в Подлесном, хоть в Сеславине, хоть в любом другом окрестном центре цивилизации уцепится с радостью, он нимало не сомневался. И был поражен до глубины души, когда Ольга Нестеровна при первой же с его стороны попытке объясниться отказала ему наотрез, и более того, сказала, чтобы он и думать о ней забыл и впредь видов никаких не имел.

Для Коли это был полный нонсенс. Это не укладывалось ни в одну из его моделей мира — ни в математическую, построенную на сугубо рациональной логике в сочетании с махровым прагматизмом, ни в поэтическую, построенную сплошь на романтических моделях самого что ни на есть лотреамоновского образца (обе модели в Колиной вселенной сосуществовали мирно, взаимно не соприкасаясь и друг другу не мешая; а потому и декадансный театральный жест, и запредельное жлобство во всем, что касалось материй экономических, были ему свойственны в равной степени). Коля не понял. А не поняв, стал требовать сатисфакции.