— Нет! Нет!!!
— В чем дело? Ты боишься?! — гневно спросила совесть теперь уже почему-то женским голосом. —Да будь же ты мужиком!
— Нет. Не надо... —осипнув, шептал Афоня.
— Неужели ты хочешь отдать себя в руки правосудия? — в женском голосе звучало презрение. — Ты выбираешь это? Предпочитаешь тюрьму?
— Да! —не колеблясь, заверил Цыкин.
Совесть недовольно хмыкнула и замолкла, видимо, размышляя. Правая рука, подрагивая, держала "маузер" у виска, обжигая горячим стволом кожу. Оставалось только слегка согнуть указательный палец... Афоня закрыл глаза, чтобы не смотреть на жуткое отражение.
— Ладно, договоримся, —буркнула, наконец, совесть мужским голосом и опустила оружие. — Решено. Значит, пойдешь сдаваться. Давай подумаем, как это сделать, чтобы хоть как-то искупить вину. Кому ты велел убить Осокина?
— Перёпе.
— Это маленький такой, курчавый? Антон Перепелицын, бывший форточник?
— Да. На цыганенка похож. Да он и есть наполовину цыган.
— А по-моему, на Пушкина, — неожиданно заявила совесть женским голосом, и Афоня лишний разубедился, как плохо быть сумасшедшим. Пока совесть молчала, Цыкин успел подумать, как же он раньше не заметил, что их маленький, ловкий как обезьяна и глуповатый киллер Перёпа внешне, действительно, отдаленно напоминает Пушкина.
— Вспомни, что ты ему ещё приказал? — продолжил допрос мужской голос.
— Сегодня ночью он должен убрать Карапетяна. Ротор, Кейб и Мокрый работают днем того физика, что в Туле, а завтра они замочат четвертого, Иванова.
— Какие заказы ты можешь отменить?
— Только завтрашний. Перёпу вряд ли до завтра кто найдет. Но он если обещал, то сделает. А в Туле, наверное, закончили уже.
— Жаль. Это будет меня тяготить. А значит, и тебя. На который час назначен взрыв конвейера?
— На десять утра.
— Каким способом ты можешь его предотвратить?
— Есть только один способ: позвонить на радио-станцию "Эхо Москвы" и попросить запустить в полночь вместо рекламы нашего казино другую нашу рекламу. Это будет сигнал Шаттлу, что тольяттинцы уплатили бабки, взрыв отменяется. По-другому с ним связаться нельзя. Но по любому ему надо будет платить.
— Как Вы будете рассчитываться?
— Баум снимает деньги со счета, мы с ним приезжаем на дачу к Семенчуку. Туда же должен подъехать Шаттл. Баум отслюнивает ему грины, Семенчук следит, чтобы все ништяк было, я отвечаю за безопасность Семенчука.
— Сколько берет Шаттл?
— Двадцать пять процентов.
— Не западло Вам платить ему столько? Он доверяет Семенчуку?
— Черт знает, чего они так спелись. Маньяк маньяка видит издалека. Потом, он же не один, у них же какая- то секретная шарага при ФСБ. Как говорит Шаттл: "Мы —Физики-Секретчики-Бизнесмены". Я его девастатор ни разу в глаза не видел, ты ведь знаешь...
— Не забывай, что я спала. Он — представитель секретной лаборатории? Значит, их много, которые решили подзаработать вот таким способом?
— Да, но мы эту контору до сих пор не вычислили, так что трогать его нет смысла.
— Точнее, до сей поры не было смысла. Пора прекращать вашу игру в громовержцев. Рекламу заменишь. Баума предупредишь, запугаешь, что хочешь с ним сделай, но чтобы он подтвердил перед кем угодно, что деньги действительно получены. Снимете, сколько надо, и заплатите Шаттлу. Наверняка не последние. Главное, чтобы взрыва не было, понял? А потом подумаем, как лучше сдаться милиции. Но главное, устрой эту встречу на даче, чтобы на твоей совести, на мне то есть, новых человеческих жертв не было.
— Семенчук меня и в тюрьме достанет.
— А тебе никто не велит его сдавать. Ты за свои старые грехи ответь. Тогда я оставлю тебя в покое. Пока, на первый раз, даю тебе испытательный срок. Не буду тебя донимать. Но если ты передумаешь...
Правая рука Афони самопроизвольно поднялась и рукояткой "маузера'' разбила зеркало. Отшвырнув оружие, она взяла один из острых осколков и крепко прижала к шее, в том месте, где проходит сонная артерия. Афоня выпучил глаза.
— Не передумаю.
— Когда назначена встреча с Шаттлом?
— Не знаю. Договариваться будем послезавтра.
— Ну, это не важно. Я теперь всегда с тобой. Сделаешь так, как совесть велит. Сейчас ложись спать, но не забудь вечером отдать приказ насчет рекламы.
Цыкин выронил осколок зеркала, непритворно шатаясь, подошел к дивану, рухнул на него и проспал до вечера. Проснувшись, он не смог вспомнить, зачем убил двух подручных, а про утреннюю посетительницу забыл начисто. Но того, что он помнил, хватило ему, чтобы до конца своей жизни — а жить ему оставалось совсем немного — не знать ни секунды покоя...
***
Ларькин свернул в подворотню, проехал через проходной двор, впритирку миновав опять припарковавшуюся здесь "тойоту" ("сколько раз им говорили... опять, что ли, штраф хотят заплатить?") и загнал "жигулёнок" в автоматически открывшиеся ему навстречу ворота грасовского гаража. Он вернулся из Тулы усталый и недовольный. Он опоздал. Инженер оружейного завода Кисьмережкин был сегодня утром по дороге на работу сбит "джипом" без номеров. "Скорая помощь", на которой его везли в реанимацию с сиреной и мигалкой, тоже попала в аварию: тяжелый старый "ЗИЛ" с номерами, заляпанными грязью, не захотел уступить ей дорогу. Вся бригада получила ранения, а инженер скончался. Нарушителей правил дорожного движения найти пока не удалось, да никто и не верил, что удастся.
В мастерской, которую Виталий не мог миновать, проходя из гаража в другие помещения особняка, его встретил Ренат.
— Привет. Ну, как дела?
— Плохо, — махнул рукой капитан.
— Пошли, расскажешь. Все сейчас у Ильи собрались. Стихийное совещание за чашкой кофе. Майор велел тебя позвать.
— Пошли.
В "бункере" Большакова было только три кресла, поэтому они захватили себе по дороге пару стульев из ларькинской лаборатории.
— С возвращением, — Борисов, похоже, к вечеру остыл и был настроен миролюбиво. — Говорят, ты должен был опоздать.
— Я и опоздал, — с досадой ответил Виталий. — Где-то на полчаса всего, но... Хер бы они его сбили, если б я вовремя доехал до Тулы.
— Теперь уж не переиграешь, —сочувственно произнес майор, вручая ему чашку горячего кофе. —А мы тут отмечаем Илюшино боевое крещение.
— Да Вы что? —удивился Ларькин и посмотрел на Большакова, — Как это ты сумел поступиться принципами?
— Перед Ириной неудобно было, — тот сидел за пультом сам не свой. — Хоть и чужими руками, и ситуация того требовала, а всё-таки... Не видать мне теперь царствия небесного.
— Ерунда, —утешительно сказал Борисов. Главное — работа над собой. Создатель айкидо Уэсиба воевал с нами в тридцать девятом, участвовал в диверсионных операциях, а достиг же, говорят, просветления. Даже умер не по-людски, вроде как тоже в воздухе растворился. Но это уже враки. В общем, у тебя ещё есть шанс.
Виталий коротко доложил о поездке, затем Рубцова и Большаков повторили свой рассказ о визите к Цыкину.
— ...Иришка в боевой обстановке бешеной становится, сказал в завершение старлей. — Просто берсерк какой-то.
— Сомнительный комплимент, — отозвалась та. — Но кого бы я с удовольствием пристрелила, так это Афоню. Редкостная дрянь.
— Возможно, мы тебе дадим отдохнуть от общения с ним, — решил Борисов. Он взглянул на Ахмерова, который сидел в уголке и слушал рассказы товарищей с некоторой завистью. — В ближайшее время Цыкина будет опекать Ренат. Все переговоры, радио, телефон, устные беседы — взять на прослушивание.
— Есть, — повеселел прапорщик.
— В случае необходимости — а я думаю, что она появится, — Большаков тебе поможет. День и час предполагаемой встречи Цыкина, Семенчука и Шаттла на их загородной вилле мы должны узнать непременно. У кого какие соображения по поводу Челнокова? Он действительно работает в "почтовом ящике"?