— Сергей Валерьевич, Вы не могли бы вкратце, доступными словами рассказать о принципе работы изобретенного вами нейтринного лазера?

Преподаватель печально улыбнулся.

— Какая давняя история... Как положено, обросла легендами. Во-первых, нельзя сказать, что было что-то изобретено. Чисто теоретические выкладки, особенно с моей стороны. Действительно, много технических решений предложил Алеша Челноков. Ему, наверное, больше всех хотелось увидеть прибор в действии. Но до конца работу довести не удалось.

— Я знаю, тот пожар был для Вас большим потрясением. Вы даже отошли от науки.

— Не только в пожаре дело. Хотя и это тоже. Лежал в больнице —вы, наверное, знаете. Нервы не выдержали. Пять лет ни за что не брался. Да и меня никуда не брали. Десять лет потихоньку преподавал. Про науку даже думать боялся... Вот только год назад решил завершить кандидатскую. Наука не стоит на месте. Конечно, тему пришлось сформулировать иначе. Ученый совет пошел навстречу, — он слабо взмахнул рукой, заканчивая разговор об этом. —Ну, а во-вторых, вашу просьбу очень сложно выполнить. Как правило, "доступные слова", как Вы изволили выразиться, обозначают вещи знакомые, обыденные, а наука имеет дело с явлениями неисследованными, новыми. Мы обязаны обозначать вновь открытые, не освоенные ранее вещи новыми словами, ведь это правомерно? Опираясь же на предыдущие представления и понятия, объяснить их бывает сложно. Но я попробую...

Послушав Карапетяна несколько минут, Николай Юрьевич со вздохом остановил его:

— Нет, этого с моим образованием не понять. Пока Вы говорили о принципе фрактального строения материи, да ещё нарисовали фракталы на листочке, я ещё мог себе это представить. Межуровневый резонанс как-то могу попытаться вообразить. Но дальше... Пептоны... барионы... в общем, я потерял ход мысли.

— Наверное, я плохо объяснил, —огорчился Карапетян.

— Вряд ли дело в этом. Просто надо будет Вам поговорить с моим более подготовленным сотрудником, но позже. А сегодня — в крайнем случае, завтра утром, но лучше сегодня — Вам нужно уехать, Сергей Валерьевич.

— Куда и почему?

— Куда — это Вы решите сами и скажете только мне. Только мне, понимаете? Друзьям и руководству Вы тоже что-нибудь скажете. Но правду —только мне. Есть у Вас родственники или знакомые, у которых Вы могли бы провести в безопасности, скажем, месяц?

— У какого армянина нет таких друзей? —улыбнулся преподаватель. — Есть дальние, но хорошие родственники в Сочи и в Армении.

— Выбирайте сами. То и другое по-своему хорошо и по-своему плохо. Пожалуй, для Сочи не сезон.

— Тогда Армения, поселок Гало.

— Гало? Это в горах?

— Конечно. Вы спросили так, словно были там.

— Не имеет значения. Подыщите себе уединенное место в горах, скажите родственникам, что врач посоветовал Вам отдохнуть, полечить нервы.

— Может быть, Вы всё-таки скажете, почему я должен скрываться? Если это страшный секрет, то хотя бы намекните, я пойму.

— Ах, да... —чекист недовольно посмотрел на Карапетяна. —Ей богу, Сергей Валерьевич, вдаваться в подробности лучше не стоит. Но чтобы Вам не теряться в догадках, я скажу: это связано с девастатором.

— Девастатором? Так называл наш будущий прибор Челноков. Он все хотел сделать из него оружие.

— Вот-вот. Кто-то из вашей пятерки—скорее всего, именно он — заинтересован в том, чтобы остальные уже ничего не смогли рассказать, даже самыми мудреными терминами.

— Понимаю.

— Постарайтесь пройти все формальности сегодня. Дело хлопотное, воспользуйтесь вот этим.

— Да что вы...

— Берите, не стесняйтесь, это подъёмные. Вам же лететь в другое государство. Никаких расписок не нужно. Главное, ни с кем без необходимости не вступайте в контакт, никого не предупреждайте о своем отъезде. Самый минимум формальностей. Сумеете?

— Думаю, да. На кафедре ко мне хорошо относятся, с пониманием.

— Как Вас найти в Гало? Там много Карапетянов.

— Спросите Левона. Того Левона, который живет у ручья.

— Хорошо, через месяц или раньше, если все благополучно закончится, я Вам дам знать. Постарайтесь уехать сегодня. Счастливого Вам пути.

В половине одиннадцатого утра Афоню разбудил помощник:

— Это тебя. Какая-то женщина.

— Какая женщина? — возмутился спросонок Цыкин. — Пошли её на х...

— Пошли сам, чтобы потом на меня не орал. Она говорит, что ты непременно захочешь её увидеть.

— Черт... — Афоня взял из рук помощника изящный аппарат. — Алло, слушаю.

Услышав певучий голосок спутницы давешнего белоруса, он подумал с насмешкой и удовлетворением: "Я так и знал…" Тёлка прямо ничего не предлагала, плела какую-то чушь про Москву и настоящих мужчин, но чего она хотела, было и так ясно. Окончательно проснувшись, Цыкин пригласил её в гости. Как и в прошлый раз, в полдень.

Закончив разговор и нажав кнопочку на трубке, он направился было в ванную, насвистывая —день начинался неплохо, — как вдруг остановился озадаченно.

— А с чего это я вдруг разбежался с ней встречаться? У меня ж принцип: непроверенных баб не трахать. Почему я про него забыл? Послать её надо было...

В юности у него случился очень неприятный сексуально-больничный опыт, и к своим тридцати четырем годам Афоня стал осторожным. Берёг здоровье. "Но ведь ежу понятно, если она заразная, им обоим не жить, —уговаривал себя Цыкин и тут же возражал. — А если её всё-таки подослали? Чтобы меня заразить СПИДом... Есть такие ВИЧ-инфицированные, которым и смерть не страшна. Вдруг она из таких? Да ну, на фиг; чего это я так испугался? Баба как баба".

Он поколебался ещё немного и разрешил свои сомнения фразой из анекдота: "Ладно, лучше умереть джигитом, чем засранцем". И снова сам себе удивился — такая дурацкая лихость была ему в последнее время не свойственна.

Дамочка опоздала всего на пять минут. Таинственно блестя глазками, нараспев сказала: "Хэллоу!" Афоня намеревался было без долгих предисловий поставить её перед собой прямо тут, в коридоре, на колени и дать ей в рот. Иногда он начинал так и пришёл к выводу, что показав бабе с самого начала её место, с ней легче иметь дело. Но он не смог высказать свое намерение ни словами, ни действиями. Несмотря на то, что женщина на этот раз была без спутника, у Афони возникло странное ощущение, что вместе с ней в квартире появился кто-то ещё. И эта бредовая фантазия его смутила. Он сбился с заготовленного сценария и, не зная, что дальше делать, приглашающе махнул рукой в сторону гостиной: там на столике стояла бутылка шампанского. Запить, так сказать, любовь.

Дамочка восхищенно ойкнула, прошмыгнула в гостиную и устроилась в Афонином кресле. Слегка улыбаясь, она смотрела на Цыкина очень откровенным взглядом и кокетливо гримасничала, словно ежесекундно примеряла новую изящную маску, каждая из которых ей очень шла. Она и в самом деле была очень недурна: свежее, какое-то девчачье лицо, наивные глаза, широко посаженные, как у Бритни Спирс. Это было единственное, что Афоне не понравилось: странное расположение глаз, едва ли не по разные стороны головы. Бриллиантов на ней не было, но косметикой она поработала старательно, раскрасив себя в стиле этакой женщины-вамп. Ярко-красное платье в обтяжку было настолько интригующей длины, что ей приходилось все время поправлять его чуть ниже ягодиц.

— Изумительное шампанское, — весело сказала женщина, взглянув на этикетку, —а может быть, у Вас есть виски? С тех пор, как побывала в Англии, я обожаю скотч.

У Афони в спальне был шотландский виски, и он поплелся за бутылкой, упуская второй удачный повод перейти к делу. Вернувшись, Цыкин слегка обалдел: женщина сидела все в той же позе, но одежды на ней уже не было. И непонятно было, куда она её дела. Но об этом Афоне было совершенно нечем подумать: все его внимание было приковано к её телу. Она была не то что ослепительно, а скорее, оглушительно красива.

По-прежнему глядя на него призывным взглядом, она улыбнулась ещё откровеннее и дразняще провела по полураскрытым губам кончиком розового языка. Сердце у Афони билось учащенно, воздуха не хватало. Давно уже он не был так возбужден. Но вместе с тем он чувствовал, что возбуждение испытывает какое-то не такое, какого хотелось бы. В нем было не столько желания, сколько страха. И чем больше он это осознавал, тем больше становилось его беспокойство, подстегивая цепную реакцию страха. Представив, что сейчас надо будет развязать пояс халата и продемонстрировать себя во всем великолепии, он испытал просто панику.