Она указывала туда, в сторону этой тропинки. Похоже, мне это больше не понадобится. Я разжал пальцы, и круглая коробочка упала обратно в землю. Туда, откуда я её в своё время и поднял. Возможно, её найдёт кто-то другой, и ему она тоже пригодится.

Затем, не обременённый больше ничем лишним, я пошёл по тропинке. Отсюда, снизу, я не видел, что располагается на равнине, а до этого её от меня скрывали скалы. С самого верха она выглядела абсолютно пустой, но я предпочитал считать это обманом зрения. Чтобы увидеть, что там действительно располагается, я должен был попасть туда.

И я прошёл каменные ворота.

То место, где я очутился… Я не понимал, что произошло, но оно явно не было тем же самым, которое я видел сверху, с вершины перевала. Пройдя сквозь каменные ворота, я как будто пересёк границу, отделяющую один мир от другого, абсолютно отличного от него, или оказался с изнанки двустороннего зеркала. Сейчас я стоял на пороге просторного круглого зала — напоминающего обыкновенную пещеру, но всё же зала, чьё убранство говорило о его рукотворном происхождении. Вдоль стен здесь выстроились колонны, макушками уходящие куда-то в самые небеса. Да, именно в небеса — потолка над головой не было. Точнее, его заменяли безостановочно переливающиеся на высоте десятка метров из одной формы в другую белые облака, словно колонны тянулись в самое бесконечность космоса.

Чёрный пол зала-пещеры выглядел, как мрамор, кварц или какой-то другой похожий минерал — гладкий, немного похожий на лёд и достаточно прозрачный, чтобы под ним просматривались другие облака, клубящиеся точно так же, как и верхние, но только из-за цвета пола и сами окрашенные в чёрный. И ещё одна деталь: на мгновение мне показалось, что где-то в глубине этих облаков, и чёрных, и белых, изредка вспыхивают молнии.

И здесь было светло. Только что, пересекая границу долины, я находился в той же самой темноте, в которой провёл столь долгое время, а уже через секунду свет появился, сам по себе — как будто его вдруг включила незримая рука или он попросту не попадал за пределы этого помещения. Если бы я сейчас обернулся, то увидел позади повисшее тканевым занавесом чёрное полотно тьмы, удерживаемое невидимой преградой.

Но я не оборачивался. Помимо полупрозрачного пола и небесного потолка, огромных колон и воздуха, до электрической дрожи пронизанного светом, в этой пещере находилось кое-что ещё, что всецело завладело моим вниманием и не позволяло перевести взгляд на что-либо иное. У противоположной стены, прямо напротив меня, располагалось нечто, больше всего похожее на два стоящих бок о бок громадных трона, детально вырезанных из цельного куска камня. Громадных настолько, что их спинки почти терялись в облаках, а для того, чтобы забраться на один из них, мне бы понадобилась лестница. И на этих тронах было что-то, что я мог описать с ещё большими затруднениями. Над каждым из них возвышалась исполинская, под стать сиденью, человеческая фигура — но словно состоявшая из дыма. Обе фигуры клубились так же, как и облака, при этом сохраняя более или менее постоянные очертания, как если бы в стене была гигантская дыра в форме человека, через которую дым просматривался. Время от времени что-то мелькало, как будто телевизионные помехи, и тогда они на краткое мгновение совмещались в одно целое, посередине. Выглядели они, как расплывчатые бесплотные силуэты, без лиц, одежды или каких-либо других отличительных черт — просто контуры. Белый и чёрный.

И оба они смотрели на меня. Не знаю, как я это понял, раз у них отсутствовали глаза, но они сидели, водрузив великанские дымящиеся руки на не менее великанские подлокотники, пустыми лицами ко мне, и я каждой клеткой ощущал их взгляды. Или, пожалуй, не только их: там было и нечто… другое. Еще большее. С мест этих безмолвных, недвижимых фигур, с их тронов, на меня, внезапно осознавшего собственные размеры, смотрела целая Вселенная. И не просто смотрела. Я чувствовал её присутствие, как если бы весь мир сжали до крошечной песчинки и поместили её в мою голову. Чувствовал, как эта песчинка перебирает мои мысли, разбирает их и самого меня на части, разглядывает со всех сторон и снова собирает обратно, как простенький детский конструктор.

Я закрыл глаза, позволяя этой силе свободно манипулировать со мной. Не то чтобы я в случае желания смог бы воспротивиться, но попробуй я начать сопротивляться, и процесс, скорее всего, стал бы неприятнее. Пока что я ощущал лишь что-то вроде лёгкого электрического покалывания, но не сомневался, что так же, как внутренности моих мозгов, на составные части могли разобрать и меня самого. И ещё я не сомневался в том, что наконец предстал перед Творцом. Или, точнее, Творцами, раз их оказалось двое.

Вдруг я увидел себя со стороны. Сейчас я представлял собой удивительное зрелище: стоящий на коленях, хотя и не помнил, как на них опустился, с руками, раскинутыми влево и вправо, и спиной, выгнутой так, что лицо смотрело вертикально вверх. И от лица — из-под век и из заторможено распахнутых губ — били тусклые, но отчётливые лучи света. Словно я проглотил фонарик.

Наваждение длилось секунду, не дольше, а затем — лучи погасли, и я обмяк, как куча старого тряпья. Весь исцарапанный, в изорванных лохмотьях, заменяющих мне теперь одежду, измазанный в золе и пепле.

В золе и пепле…

Я поднял глаза и снова столкнулся с невидимым взглядом двух великанов, давящим со всех сторон. Но сейчас у меня в голове зазвучали и их голоса — одновременно, в унисон, резонируя друг от друга странным, неестественным эхом. Так бывает, когда кричишь в маленькой, но пустой комнате, и слышишь сразу несколько собственных голосов.

Поначалу их речь звучала неразборчиво, как запись разговора, сделанная на кассетном магнитофоне через закрытую дверь или сквозь толщу воды. Больше похоже на невнятное бормотание под нос, чем на что-то осмысленное. Но чем дальше, тем понятнее оно становилось:

— Мм… Кх… челове… слишк… М-м-м-м… лет… К-х-х-х-х… с тех пор… когда мы вид… подобного тебе, х-м-м-м-м-м… для нас… И… Мы бы спросили… что тебе нужно, не знай мы этого наверняка.

Голос был одновременно человеческим и механическим, как у радиоприёмника, который постепенно выкручивают на нужную волну. Мне показалось, я даже слышу помехи, какие-то потрескивания на фоне. И голос звучал… Равнодушно. В нём не было ничего людского: ни любопытства, ни страха, ни угрозы. Ни единого оттенка, как будто говорил робот. Но и на робота он не походил.

И я не знал, что ответить. Возможно, дело в том, что до этого я представлял нашу встречу совсем не так. Точнее, я её вообще не представлял. Я осознал вдруг, что раньше не задумывался о том, что будет, когда я доберусь сюда, куда так стремился, и встречусь с создателем лицом к лицу. Оттого и не знал, как его себе представлять. А потому, наверное, подсознательно ждал, что он будет больше похож на… человека?

Две фигуры, окутанные клубами дыма, одна чёрного, другая белого, продолжали смотреть на меня, больше ничего не говоря и, по всей видимости, всё же ожидая какого-то ответа. Я прокашлялся и задал первый пришедший на ум вопрос:

— Вы и есть создатели этого мира? Мира мёртвых?

И прозвучал ответ, опять откуда-то издалека:

— Мир, в котором живут мёртвые, невозможно создать извне. Он существует столько же, сколько и сам человек, он — часть человеческой природы. Мы лишь наблюдаем за ним, ни во что не вмешиваясь.

— Ни во что не вмешиваясь?.. Зачем? Какой в этом смысл?

— Таков порядок.

Снова наступило молчание, и снова прервать его пришлось мне:

— Так ты… Смерть?

— Да. Мы — Смерть.

Всё это время я разговаривал, обращаясь к чёрной фигуре, но тут перевёл взгляд на второго великана, белого.

— А кто тогда это?

— Мы — Смерть. — Эхом повторили голоса у меня в голове.

— Но почему вас двое?