— Ты что, всерьёз собираешься туда? — Смотритель перебил мои лихорадочные мысли, беззаботно выйдя вперёд, так близко к куче металлолома, над которой покачивался лифт-маятник, что от взгляда на него невольно закружилась голова. — Не то чтобы я тебя отговаривал, но… Зачем всё усложнять?

— Усложнять? — Растерянно переспросил я.

— Ты ведь можешь просто воспользоваться тоннелями, раз созрел идти дальше, не забыл? Зачем так рисковать, ища другой путь?

— Есть одна причина, — вздохнул я. — И она стоит того, чтобы рискнуть.

— То есть?

— Вряд ли сейчас подходящий… — Хотя, осёкся я, с чего бы вдруг момент был неподходящим? Если я опоздаю и наверху уже никого не застану, ничего не случится, разберусь сам. Да и потом, у них и без того уже было полно времени, чтобы сделать ноги. — Ладно, попробую объяснить. Ты находишься здесь, по эту сторону, гораздо дольше меня и, наверное, гораздо лучше знаешь, что и как устроено. Но то, что все дороги приведут меня к чему-то одному, просто… я просто в это не верю. Не так давно мне казалось, что после смерти я стал свободнее, что рамки, которые меня ограничивали раньше, пропали.

— А получается, — подытожил Смотритель, — что ты по-прежнему связан, так же, как и при жизни, а то и сильнее. Да?

— Именно.

— И это, — продолжил он развивать мысль, — твой способ доказать, что я не прав.

— Нет, не… А хотя, можно и так сказать. Просто если я возвращусь в тоннель, значит, я как бы сдался, согласился с тобой. А я не хочу быть той деталью, что всегда падает вниз.

— Хорошо, я понимаю. — Он вздохнул, глядя куда-то себе под ноги, словно что-то обдумывал.

Я повернулся обратно к лифту.

— Мне нужно будет как-то проникнуть в шахту, видимо, через кабину. Я попытаюсь залезть в неё и оттуда выбраться на крышу.

— Рискованно, но может сработать. — Он помолчал, потом протянул мне ладонь. — Независимо от того, кто окажется прав, удачи тебе. Надеюсь, ты найдёшь своё прошлое, как того желаешь. И надеюсь, что мы ещё встретимся.

Я пожал ему руку в ответ и, не затягивая прощание, переключился на решение задачи с лифтом — всё, что необходимо, было сказано, теперь пора заняться делом.

Часть кабины просматривалась за заклинившими дверями. Возможно, получится их открыть, если встать вот сюда, сбоку, и аккуратно, чтобы не задеть ничего лишнего, достать до… Механизм опасно заскрипел, когда я рывком раздвинул створки, и откуда-то из его глубин со стуком высыпалась новая порция винтиков. Я, стараясь даже дышать плавно, шагнул внутрь и тотчас замер, всем телом внимая собственным ощущениям. Под моим весом эта махина заколыхалась, как лист на ветру, но вроде бы держалась. Осмелев, я поднял голову — наверху, как и предполагалось, находился люк, и чтобы поддеть его и сдвинуть в сторону, как нельзя кстати пришёлся кусок трубы, затерявшийся на полу среди прочего хлама.

После этого предстояло самое трудное — на всё у меня будет едва ли больше, чем полминуты, и действовать нужно будет быстро. Единственная задержка или промах, и плакал весь мой план. Я судорожно сглотнул, собираясь с духом, и… прыгнул, ухватившись за край только что проделанного в потолке отверстия.

Центр тяжести лифта сместился, кабина накренилась, чуть не стряхнув меня обратно, и заскрежетала с удвоенной силой, я же, почувствовав, что соскальзываю, принялся отчаянно карабкаться, стирая в кровь пальцы, и не остановился, пока не распластался ничком на крыше. Расслабляться, однако, было рано; я вскочил на ноги и заметался в поисках чего-нибудь, за что можно зацепиться. Уже в последнее мгновение, за секунду до того, как кабина сорвалась, мне под руку попался какой-то штырь, на котором я и повис. Через миг тросы лопнули, а ещё через один снизу раздался грохот, и в горле у меня запершило от взметнувшегося облака пыли. Упавший лифт превратился в уродливую кучу металла, полностью перекрывшую путь из шахты на станцию. Я бросил на него короткий взгляд. Похоже, теперь последний мост окончательно сожжён. Даже если каким-то образом спустится обратно, пробиться сквозь эту груду будет не проще, чем через каменные завалы на лестницах, а то и ещё тяжелее.

Нашарив ступнёй опору, я начал долгий подъём на верхний этаж.

Во время подъёма мне уже трижды приходилось останавливаться, чтобы передохнуть, а шахта и не думала кончаться. Она тянулась и тянулась, будто одна огромная глотка исполинского чудовища, и я сам, по доброй воле, заползал в неё, тогда как челюсти за моей спиной давно захлопнулись. От подобной аналогии становилось не по себе. Я попытался было прогнать эти мысли, но в подвешенном на высоте в несколько десятков метров состоянии, когда неизвестно, что ждёт впереди — и ждёт ли вообще хоть что-то — это оказалось затруднительно, и я продолжил подъём, уповая на то, что рано или поздно он завершится.

Постепенно у меня появлялось ощущение, словно меня нарочно водят по кругу, подсовывая пройденные участки заново. Вот эта ржавая балка, зазубренная слева, мне уже точно встречалась, а подвернувшийся под ногу выступ, по форме повторяющий стопу, попадался столько раз, что я уже наизусть знал, где он находится и опирался на него чуть ли не вслепую. Если дело действительно не в моём разыгравшемся воображении, то положение и впрямь паршивое — запертый в ловушке, я мог пролазить так, подобно жуку в стеклянной банке, очень долго. Я уже пролез больше, чем эта шахта казалась со стороны.

Вскоре, однако, наверху забрезжил свет. Я поудобнее перехватил перекладину, за которую держался, и, прищурившись, попробовал что-нибудь рассмотреть. Было похоже, что я наконец достиг выхода из шахты. Отсюда он, правда, выглядел размытым пятном посреди темноты, но моей радости это не помешало — хоть какой-то признак того, что я близок к цели. Передохнув с минуту и собравшись с силами для финального рывка, я полез дальше.

Добравшись до дверей лифта, к счастью, ничем не перекрытых, я выбрался на вторую станцию. Уже потом, вспоминая, какое расстояние отделяло её от нижней, я удивлялся тому, что мы со Смотрителем вообще умудрились услышать прибывающий сюда поезд, но сомневаться, что он проезжал именно здесь, не приходилось — сбоку платформы, на путях, стоял ещё один, сцепленный из нескольких вагонов. Явно повидавшие виды, они всё же были новее того, в котором я столкнулся с загадочным незнакомцем, пытавшимся меня убить. Как минимум все стёкла оставались на месте, хотя и оказались забрызганы какой-то бурой грязью, как будто кто-то прямо на ходу выплеснул на поезд целое ведро краски.

То же впечатление производила и сама станция. Абсолютно точно копируя планировку первой, сохранилась она гораздо лучше: ровные ряды аскетичных колонн, не тронутых паутинками трещин, аккуратные и чистые скамейки, никаких завалов, куч мусора или торчащих всюду оголённых проводов. И, что самое главное, никакой пыли, которой мне сполна хватило на станции Смотрителя.

Немало было и других отличий. Само убранство верхней станции выглядело богаче и разнообразнее: громадные хрустальные люстры, фрески на стенах, пусть и осыпающиеся… Одна из них сохранилась в достаточной степени, чтобы я смог разобрать изображение на ней — множество маленьких домиков, сгрудившихся вокруг огромного по сравнению с ними пламени, вздымающегося под порывом ветра до самых небес.

Я осторожно двинулся вдоль пустого состава. Я не замечал вокруг ни души, но это ещё не значило, что тут действительно никого нет: здесь было полно укромных уголков, откуда в любой момент мог появиться очередной житель загробного мира.

И мои подозрения не замедлили подтвердить трое незнакомцев, вышедших мне навстречу из-за лестницы. Несмотря на готовность к чему-то подобному, от неожиданности я встал как вкопанный, они, увидев меня, сделали то же самое, и некоторое время мы молча рассматривали друг друга, держась на расстоянии. Они напоминали обычных бродяг — поношенная до состояния лохмотьев одежда, громоздкие рюкзаки за плечами, кляксы намертво въевшейся в кожу грязи. Один из них, тот, что повыше, повязал лицо какой-то бесцветной тряпкой, оставив открытыми только глаза, двое других щеголяли спутанными в колтуны бородами и не менее неряшливыми шевелюрами.