Выдернув с характерным хлопком пробку, он протянул откупоренный сосуд мне. Второй раз можно было не предлагать: я запрокинул голову и жадно отхлебнул из бутылки. Уже знакомый, сладкий фруктово-ягодный вкус разлился сначала по горлу и желудку, а оттуда и по всему телу, отзываясь приятным согревающим теплом. Только после этого я понял, что за время шторма умудрился практически околеть, хотя раньше не чувствовал ни малейшего признака холода. Сделав ещё глоток, опустошивший ёмкость у меня в руке почти наполовину, я передал её обратно Игроку. Он, в свою очередь, выпил совсем немного, затем поднял бутыль над головой и потряс её, оценивая, сколько напитка в ней осталось, после чего спрятал назад в сумку.

Мы снова умолкли и некоторое время просидели так, не шевелясь, лишь слегка покачиваясь в такт колыханиям самой лодки. Ни я, ни Игрок не стали ничего говорить — всё и так было ясно. Мы никогда ещё не были так близки ко второй смерти, уж я-то наверняка. Разве что тогда, когда вызвал лавину, под которой едва не погиб, но в тот раз я сам действовал по собственной глупости, сейчас же я мог винить в произошедшем разве что неудачно сложившиеся обстоятельства. Да и надо ли кого-то винить? Я немного стыдился своей потери самообладания, но, с другой стороны, никакого вреда она не принесла. В конце концов, всё обошлось, пострадала только наша гордость. В ушах, больше не перебиваемые шумом бушующей грозы, по-прежнему звенели отголоски моего же безумного, истеричного смеха.

Дождь окончательно прекратился, застилающая глаза завеса сгинула, и я, давно привыкший к полутьме, почувствовал себя как дома: ничто так не меняет самоощущение человека, превратившегося в слепца, как возвращённое ему зрение. Даже если смотреть ему особо и не на что: нас не окружало ничего, кроме всё той же бескрайней воды.

Когда Игрок прервал молчание, его голос звучал уже не таким же вымотанным, как пару минут назад, однако полностью все прежние краски в него ещё не возвратились. Не поднимая уроненной на грудь головы, со скомканной и потерявшей форму шляпой в руках, он проговорил:

— Теперь остаётся добраться до Беглецов. Всего-навсего. Молния дважды в одно и то же место не бьёт. А если и ударит, значит, мы с тобой чертовски везучие парни. — Он слабо усмехнулся шутке, и добавил:

— В общем, надеюсь, второй шторм нам по пути не попадётся. Его мы точно не переживём.

Я ему не ответил, но это определённо было тем же самым, на что надеялся и я сам. Игрок какое-то время ещё продолжал бормотать что-то вполголоса, затем затих, по всей видимости, заснув. Я тоже остался сидеть на своём месте, погружённый в мысли. Куда нам теперь плыть? Вряд ли Игрок сможет заново отыскать нужное направление после того, как нас потрепало. Здесь, в открытом море, нет никаких ориентиров, на которые он мог бы полагаться.

Аккуратно, стараясь не разбудить его, я поднялся на ноги и занял его старое место, на вёслах — они, к счастью, не пострадали и оставались, целые и невредимые, в уключинах. Мне вспомнились слова Игрока о том, что грести я явно не умею: вот и настало время это проверить. Я ухватился за вёсла, неуклюже взмахнул ими…

На то, чтобы научиться хотя бы попадать ими по воде, у меня ушло не меньше пятнадцати минут, и всё равно ни к какому существенному результату это не привело: лодка крутилась на одной точке, поворачивалась туда-сюда и кренилась, угрожая зачерпнуть воду бортом, но не плыла. Возможно, под присмотром более опытного гребца у меня получалось бы лучше, но я решил, что будить ради этого Игрока, безусловно заслужившего отдых, не стоит. Меня же согревающий напиток, судя по всему, взбодрил гораздо сильнее, поэтому я, стиснув зубы, продолжал пробовать снова и снова. Как с фигурками на старой мельнице — пока не получится.

В очередной раз утирая пот со лба, я окинул взглядом ровную, почти зеркально гладкую поверхность воды. Если на суше я ни разу не встретил ни одного животного, даже насекомых, какова вероятность, что что-нибудь может водиться здесь, в море? Что-нибудь опасное, вроде акулы или чего-нибудь похуже. Нулевая, пожалуй, но всё же было бы неплохо попробовать составить карту окрестностей. Используя ориентиры, о которых рассказывал Игрок, это не должно вызвать затруднений. Само собой, и точность таких карт будет соответствующая. И всё равно, можно отмечать на них всё, заслуживающее интереса — расположение собственных тайников, свободных укрытий, пожарищ, других людей. И опасностей, конечно. Мои глаза скользнули по бурунам, взбиваемым вёслами. «Здесь могут водиться драконы». Или акулы, да.

Я вздохнул. Надо бы после визита к Беглецам обдумать эту идею получше. Может, обсудить с Игроком — вдруг он сам уже примерял на себя роль картографа. Или знает кого-то другого. В любом случае с его помощью это будет проще. Жаль, правда, что не всё получится указать на такой карте — такие вещи, как внезапный шторм или загадочный двойник, пытающийся тебя убить, например. Но и с ними рано или поздно можно что-нибудь придумать.

Улыбнувшись, я опять взмахнул вёслами. И в этот раз лодка пошла гладко — без качки, без рывков и каруселей. Не слишком быстро и не совсем туда, куда я её направлял, но всё же пошла. Окрылённый успехом, я прогрёб таким же образом ещё с сотню метров, чтобы закрепить результат, и с удовлетворением отложил вёсла в сторону. Грести в одиночку, когда Игрок спит, смысла нет. Даже если буря отнесла нас обратно к берегу, лучше подождать, пока он проснётся и уже потом, вместе, думать, что же делать дальше и как искать потерянную «тропу». Главный недостаток воды по сравнению с сушей, на мой взгляд — на ней не остаётся следов. Ну, или их остаётся гораздо меньше. Может, какой-нибудь опытный моряк со мной и поспорил бы, но для меня, как обычного человека, непривычного к морю, это казалось совершенно очевидной истиной.

Я вытянул, насколько позволяла теснота, затёкшие ноги, и, по примеру Игрока закутавшись в одежду поплотнее, закрыл глаза. Я не собирался спать, но отдохнуть и мне не помешает — скорее всего, силы мне скоро понадобятся. Тем более, если я буду за гребца.

Никем и ничем не тревожимая лодка спокойно задрейфовала по поверхности моря.

Волны продолжали скрестись в борта нашей лодки, мягко и тихо, в контраст прошедшему не так давно шторму с его разрушительной, всесметающей яростью. Похолодало, поверхность воды подёрнулась полупрозрачной плёнкой тумана.

Игрок, вздрогнув, проснулся, словно от толчка в плечо или хлопка над ухом, и осоловело заоглядывался по сторонам. На моей памяти это был первый раз, когда он спал, и наблюдать за проявлением в нём чего-то столь человеческого, как внезапное пробуждение, было по меньшей мере забавно. Очухавшись, он слегка нахмурился, поднял снизу, из-под ног, упавшую за время сна шляпу и принялся приводить её в порядок, стараясь разгладить поля, что, впрочем, ему не слишком-то удавалось. Высохшая и пропитавшаяся солью ткань оставалась всё такой же безнадёжно сморщенной и заскорузлой, сколько бы Игрок над ней ни трудился. В таком состоянии она скорее походила на большой уродливый торт, растёкшийся по противню, чем на головной убор. Сдавшись, Игрок с силой натянул её на голову, но затем, лениво выругавшись сквозь зубы, сорвал и зашвырнул обратно под банку.

Закончив с этим, он наклонился, зачерпнул из-за борта воды и побрызгал ею себе в лицо. Только тогда, откашлявшись и откинув со лба намокшие пряди, он обернулся ко мне. Сонливость пока не полностью покинула его, а изогнутый шрам на месте одного из глаз в сочетании с растрёпанной одеждой придавал ему ещё более рассеянное выражение. Сползший с шеи шарф обнажил опоясывающий её тонкую полоску, такую яркую, что она почти фосфоресцировала в темноте. Отметина висельника.

— Ну, что нового? — Он сонно моргнул и перевёл взгляд на безмятежное море.

— Что тут может быть нового, — фыркнул я. — Второго шторма точно не случилось, а то бы ты уже проснулся.

— Не обязательно, — пробормотал он и протяжно зевнул. Затем его живой глаз медленно скользнул к вёслам.