Додумать свою последнюю в этой жизни мысль я не смог.

Сознание ухнуло в обжигающе-яркий белый свет. А затем на бесконечно длинные мгновения пришла агония. По внутренним часам она длилась вечность и нечто терзало не тело. Казалось, что саму душу. Я даже кричать не мог. И это было , наверное, самым страшным. Я умолял все высшие силы прекратить страдания и дать мне сдохнуть. Ранние мысли о сопротивление до конца и желание чего-либо изменить испарились. Они вообще казались несусветной глупостью на фоне испытываемого страдания. Какие только мелочи только не придут в голову, тому кто не ведает настоящей последней агонии. Но небесам всегда было плевать на жалких букашек, плывущих в бесконечной бездне космоса на куске камня. И я продолжал беззвучно вопить. В какой-то момент начал забывать кто я и что. И вообще зачем это терплю. Осталось только единственное желание — все это прекратить.

Так бы от одного из самых талантливых и гениальных ученых 21 века ничего бы не осталось. Максимум визжащий и покалеченный кусок разума, запертый где-то в Системе. Но спасительная тьма укрыла покрывалом долгого забытья, страдающий разум. И ученый провалился в долгий исцеляющий сон. Тьма мало отличимая от небытия и смерти. Разница была, наверное, только в одном — у осколков разума гениального ученого оставалась маленькая и почти призрачная Надежда. Пусть даже в данный момент и практически не реализуемая. Слишком маленький шанс на успех. Биогель капсулы впитал в себя кубиты со слепком памяти Жигарева, и исполняющая последнюю директиву программа начал искать донора по всем подходящим параметрам. Программе без чувств и эмоций был просто не интересен насколько минимальный шанс на выполнение задачи у нее есть. Это человек может впасть в отчаянье от невыполнимости поставленных перед ним условий. Машина же просто будет работать ровно то время, которое нужно для реализации. Холодно, без эмоций и последовательно перебирая все варианты.

И поэтому биогель из капсулы потек по трубам в общее хранилище ценного материала, не теряя по пути ни капли драгоценного содержимого. И в глубине этого потока спали остатки человека, которому уже однажды выпал шанс все изменить. И этот человек даже перевернул мир, дав людям новый шанс. Вот только результат ему совсем не понравился.

— Какого хрена ты творишь, урод? — Опешивший от стремительности произошедшего представитель Карпентера одним полушагом подскочил к малость обезумевшему Константину и вырвал уже опустевший автомат.

Мужчину просто трясло от бешенства и… страха? В мире большого бизнеса нет места чувствам и сентиментальности. И поэтому исполнителю, провалившему прямой приказ взять живым и по возможности невредимым этого упрямого старика-ученого, грозило нечто более худшее, чем просто смерть. Разочарованный работодатель нет, не будет пытать или расстреливать нерадивого работника. Но вот замаячившая на горизонте нищета для него лично и его семьи без минимальных шансов что-либо изменить — это гораздо хуже. Таже агония, только растянутая на десятилетия для всех его родственников. Владельцы больших денег не прощали провалов и наказывали максимально жестко и по-иезуитски. Ведь быстрая смерть — это так просто. Никто особо и не ужаснётся от одинокого выстрела в голову. А вот такая вот безнадега на долгие годы, без малейшего шанса стать кем-то большим чем скажем уборщик сортиров на заправках или посудомойка в дешевой забегаловке для него лично и его потомков ….. Это пугало амбициозного американца до мокрых штанов. Заказчик даже мог сделать так, что и самоубийство станет почти не возможным. Ведь помимо пряника их подчинённые должны были видеть и кнут, что висит над теми, кто разочаровывает хозяев жизни.

И свой ужас он выместил на единственном доступном объекте, ценность которого была признана Карпентером при инструктаже около нулевой.

Константин первый яростный и не очень умелый удар высокопоставленного менеджера не особо и почувствовал. Он стоял и смотрел на иссечённое пулями тело своего бывшего друга, к которому с годами все больше и больше испытывал черную жгучую зависть или , наверное, ненависть?

Это ведь проще всего — обвинить в своих неудачах другого. Не ты косорукий дурак, а Он, тварь такая, не дает тебе проявить свои таланты. Ну не могу же я такой образованный и красивый быть посредственной бездарностью. Такого просто не может быть, потому что …..

А вот на этом обычно все аргументы Кости в бесконечных спорах с самим собой и заканчивались, когда он все-таки захлебывался в мыслях едкой желчью. Но конкретно сейчас его прервал очередной удар, своей болью вырвавшей Константина из круговорота чувств зависти и болезненного торжества.

Он внезапно понял, что его банально забивают на смерть. Не просто наказывают, изливая на него разочарование. Еще буквально несколько секунд или минут и все. Конец. Тьма вечного ничто. Мужчина попытался открыть рот и что-то сказать. Хоть одно слово, надеясь на чудо, на отсрочку, но мгновенно подавился шикарными израильскими зубными протезами, вбитыми в глотку удачным ударом тяжелого ботинка представителя заказчика, которому он и продал своего бывшего друга-начальника.

— Хватит, Билли. — Затянутый в камуфляж типа «город» командир спецназовцев перехватил на очередном замахе приданного его группе координатора.

— Что? — Ошалевший от адреналина и крови американец попытался вырваться из стальной хватки наемника, но тот только крепче сжал пальцы на его предплечье, болью приводя человека в состояние относительной адекватности.

— Он еще каким чудом жив. — Поймав осмысленность во взгляде Уильяма командир спецназа начал докладывать своему координатору и наконец отпустил руку пришедшего в себя человека. — Но если срочно ничего не сделать, то это явно ненадолго.

А вот последняя мысль явно пришлась Билли по вкусу и тень надежды заставила его забегать как никогда ранее в жизни.

Уже спустя пару минут мнущиеся на входе медики принялись за дело и прямо на месте попытались стабилизировать пожилого ученого, на всякий случай, не делясь своими не утешительными прогнозами с явно не вполне адекватными солдатами в чуждой экипировке. Тем более в это время на территории бывшей Российской Федерации творился такой эпический бардак, что эти молчаливые мужчины могли с легкостью пристрелить гражданских медиков из частной клиники и уйти безнаказанными. Не чего бояться наемникам ответственности за содеянное на территории без власти.

В раздираемой на куске стране никому просто не будет дела до еще нескольких гражданских трупов. И поэтому они старались из-за всех сил.

— Капсула. — Внезапно к врачу из скорой пришла почти гениальная идея. Стимул в виде раздраженных костоломов вокруг него, изрядно способствовал скорости мышления служителей Асклепия.

— Поясни, только быстро и без лишних деталей. — Координатор спецгруппы сразу вычленил из нескольких возгласов пришедшую к кому-то из лекарей идею. Что ни говори, но он был весьма заинтересованным в выживании старого ученого и был готов хвататься за любую ниточку.

— Поместить внутрь и включить режим поддержания функций организма. — Торопливо начал объяснять свою мысль врач. — Так мы его конечно не вылечим, но …

— Сможем поддерживать организм в стабильном состоянии довольно долгое время. — Моментально сообразил западный советник и в последний раз уже почти без злости пнул окровавленное тело своего контрагента Кости.

— Делайте.

Осознавание себя и вообще всего окружающего мира возвращалось медленно. Как-то урывками и кусками, но в какой-то момент я начал приходить в себя и даже отчасти соображать. И началось оно даже …. Обычно, что ли. Внезапно мне просто стало очень любопытно понять самое главное. Кто я? Бесконечно простой и очень важный вопрос, на который у меня не было ответа. Мозги словно плавали в бесконечной пустоте.