Вскоре после своего ухода, верный своему слову, он прислал мне большую жирную овцу с красивою белою шерстью и пушистым хвостом, но прибавив при этом, «что так как я теперь его брат, то должен прислать ему три доти хорошего полотна». Зная, что овца стоит полтора доти, я отказался от овцы и побратимства, на том основании, что дарил только я один, и что, уплатив мугонго и подарив ему доти каники я не могу давать ему ничего более без равного вознаграждения с его стороны.
К вечеру пал еще один из моих ослов, и ночью к его трупу собралось множество гиен. Улименго, лучший стрелок из моих вангванезов, подкрался к зверям и успел убить двух из них, оказавшихся одними из самых крупных представителей своего вида. Одна из гиен имела шесть фут от носа до кончика хвоста и три фута вокруг туловища.
4-го июня мы выступили и, пройдя около трех миль по направлению к западу, причем нам попались несколько прудов соленой воды, повернули к северо-западу, вдоль цепи низменных холмов, отделяющих Угого от Унианзи. После трехчасового пути мы остановились на несколько времени у Малого Мукондокву, чтобы договориться о дани с братом султана, управляющего в Большом Мукондокву.
Султан, владения которого состоят всего навсего из двух деревень, населенных большею частью пастухами вагумбцами и вагогскими ренегатами, удовольствовался тремя доти. Вагумбцы живут в остроконечных мазанках (коровьего помета), похожих на палатки туркестанских татар. Вагумбцы, насколько я мог заметить, красивое и хорошо сложенное племя. Мужчины положительно красивы; они отличаются высоким ростом и маленькой головой с выдающимся затылком. Между ними не встречалось толстых губ или приплюснутого носа, напротив того — рот у них весьма невелик и чрезвычайно изящен по очертанию, нос же у них почти всегда греческий, так что я тотчас же назвал их африканскими греками. Ноги не отличаются неуклюжестью, как у вагогцев и прочих племен, но длинны и стройны как у антилоп. Шеи длинны и тонки, и маленькие головы сидят на них в высшей степени грациозно. Будучи атлетами по природе, пастухами по образу жизни, и не смешиваясь посредством браков с другими племенами, они могли бы служить превосходными моделями для скульптора, желающего изваять Антиноя, Дафния или Апполона. Женщины так же прекрасны, как мужчины, и красивы. Цвет их кожи блестящий черный, с несколько синеватым отливом, а не матовый как уголь. Украшения их состоят из спиральных медных серег, медных ожерелий и медного проволочного пояса, удерживающего телячьи и козлиные шкуры, прикрывающие тело; шкуры эти висят от плеч, закрывают половину груди и ниспадают до колен.
Вагогцы могут быть названы африканскими римлянами.
XVI. Тип племени Узагара.
Простояв около получаса, мы снова пустились в путь и прибыли по прошествии четырех часов в Большое Мукондокву. Эта крайняя оконечность Угого весьма густо населена. Число деревень, окружающих центральную тембу, в которой живет султан Сваруру, простирается до тридцати шести. Толпа, собравшаяся из этих деревень, чтобы поглазеть на удивительных людей с белыми лицами, носивших такое удивительное платье и имевших такое удивительное оружие — ружье, стрелявшее так часто, как можно было считать по пальцам — была до такой степени многочисленна и шумлива, что некоторое время я сомневался, действительно ли одно любопытство привлекло ее сюда. Остановившись, я спросил чего им нужно, и отчего они так шумят? Какой то здоровый бездельник, приняв мои слова за объявление враждебных действий, быстро схватил лук, но не успел он еще наложить стрелу, как мое верное винчестерское ружье с тридцатью запасными выстрелами было уже у моего плеча и ждало только движения тетивы, чтобы брызнуть пулями в толпу. Но толпа исчезла так же скоро, как и появилась, и дюжий Терсит с несколькими из своих робких единоплеменников остался на пистолетный выстрел от моего ружья. Видя такое внезапное рассеяние толпы, бывшей минуту тому назад столь многочисленною, я опустил ружье и от души расхохотался над трусливым бегством наших противников. Арабы, сильно испугавшиеся их дерзкой докучливости, пошли к ним для заключения перемирия, в чем и успели ко всеобщему удовольствию. Нескольких слов было достаточно, чтобы уяснить недоразумение, и туземцы снова окружили нас еще более многочисленною толпою чем прежде; Торсит же, бывший причиною минутного волнения, посрамленный, удалился. Вскоре пришел старшина, второй человек после султана, как оказалось впоследствии, и прочел народу наставление о том, как им следует обращаться с «белым чужестранцем».
— Знаете ли вы, вагогцы, — говорил он, — что этот мусунгу, султан (мтеми — самый высокой титул)? Он пришел в Угого не для торговли слоновою костью, как вакононго (арабы), а для того чтобы посмотреть на нас и дать нам подарки. Зачем же вы оскорбляете его и его слуг? Пусть они идут себе спокойно. Берегитесь! Нашему великому мгеми будет известно, как вы обращаетесь с его друзьями.
Эта краткая речь оратора была переведена мне старым шейхом Тани, после чего я попросил шейха передать старшине, что после отдыха мне будет приятно принять его в своей палатке.
Когда мы достигли до хамби, почти всегда окружающей большие баобабы в Угого, в расстоянии около полумили от султанской тембы, вагогцы стали так сильно теснить нас, что шейх Тани решился сделать попытку прекратить или ослабить это неудобство. Одевшись в свое лучшее платье, он отправился к султану просить защиты от его подданных. «Чего вы хотите от меня, воры? Ты пришел красть мою слоновую кость и мое полотно. Поди прочь вор!» был ответ. Но добрый вельможа, увещевавший народ обходиться почтительно с мусунгу, вывел Тани из палатки и пошел вместе с ним к хамби.
В лагере было великое смятение; любопытные вагогцы переполнили его так, что негде было повернуться. Ваниамвези спорили с вагогцами, наши васавагили кричали, что вагогцы повалят палатки, и что имущества их господ в опасности; я же писал в палатке свой дневник, не обращая внимания на шум извне и на ссоры между вагогцами, ваниамвези и вангванцами.
Едва только вошел старшина, как в лагере воцарилась такая глубокая тишина, что я не мог не выйди посмотреть, что было причиной этого. Речь старшины была коротка и внушительна. «По домам, вагогцы, по домам! — говорил он. — Зачем вы пришли беспокоить вакононгцев? Чего вам от них нужно? По домам! Всякий мгого, которого увидят в хамби без хлеба, скота или чего-нибудь продажного, заплатит мтеми корову или шукка полотна.» Сказав это он взял палку и погнал вон из хамби сотни вагогцев, послушных ему как дети. В течение двух дней, проведенных нами в Мукондокву, мы не видели более толпы, и в лагере было спокойно.
Относительно мугонго т. е. дани султану Сваруру весьма скоро пришли к соглашению. Старшина, бывший у султана первым министром, будучи «обрадован» доти регани-улиога, присланного ему от меня, согласился взять с нас обыкновенную дань в шесть доти полотна, из коих только одно доти было первого сорта. После мукондокского султана оставался всего один владетель, которому мы должны были заплатить дань, именно кивиегский султан, пользовавшийся такою дурною репутацией, что купцы, употреблявшие подчиненных им носильщиков, редко проходили через Кивиег, соглашаясь скорее перенести все трудности перехода через пустыню, чем подвергаться вымогательствам кивиегского султана. Но носильщики, отвечавшие только за переноску своего тюка и готовые дать тягу при первом нападении, предпочитали идти к Кивиегу, чем переносить жажду и утомление перехода через пустыню. Мнение носильщиков часто решает дело, когда ими начальствуют такие робкие, нерешительные люди как шейх Гамед.
7 июня назначено было выступление; поэтому накануне арабы пришли ко мне в палатку посоветоваться относительно дороги, какую следует выбрать.
Мы призвали кирангоци наших караванов и старых носильщиков и узнали от них, что есть три пути от Мукондокву до Унианци. Первая была южная дорога, шедшая через Кивиег и обыкновенно предпочитаемая караванами, по указанным выше причинам. Против этого Гамед возразил: «султан дурен, говорил шейх, иногда он заставляет караван платить 20 доти, нам же придется отдать ему около шестидесяти. Кивиегская дорога совершенно не годится. Кроме того, прибавлял он, чтобы достигнуть Кивиега нам нужно сделать терекецу, т.е. остановку, значит мы дойдем до него не раньше как послезавтра». Второю дорогою была центральная. Завтра мы дойдем до Муниеки; на следующий день будет терекеца от Мабунгуру Нулага до лагеря близ Униамбоджи; на следующий после двух часов пути мы дойдем до Кити, где воды и пищи в изобилии. Так как ни один из кирангоци или арабов не знал этой дороги, о которой сообщил нам старый носильщик, то Гамед сказал, что не может доверить такой большой караван путеводительству старого ваниамвези и потому, прежде чем высказать свое решение, желает узнать о третьей дороге. Третьею дорогою была северная. В первые два часа она шла через многочисленные вагогские деревни; потом пересекала джунгль, затем приводила, после трех часов пути, к Симбо, где была вода; но не было деревни. Вставши рано утром, на другой день мы достигли бы после шестичасового пути до небольшого озера. Отдохнув здесь несколько времени и снова пустившись в путь, через пять часов мы остановились бы всего в трех часах пути от другой деревни. Так как последнюю дорогу знали многие, то Гамед сказал: «шейх Тани, скажи сагибу, что я выбираю эту дорогу». Я отвечал шейху Тани, когда он сообщил мне решение Гамеда, что я шел вместе с ними через Угого, и если они выбрали дорогу на Симбо, то и я пойду с ними.
