Доктор Ливингстон доктору Кирку.

Уджиджи, 30 окт. 1871 г.

М. Г. Двадцать пятого и двадцать восьмого я написал два весьма поспешных письма, одно к вам, а другое лорду Кларендону, которые были посланы в Унианиембэ. Я только что прибыл в этот город, совершенно истощенный и телом и душою, и узнал, что ваш агент, шериф Баша, выменял все посланные вами товары на рабов и слоновую кость для себя. Он гадал по корану, и узнал, что я умер. Он писал также к губернатору Унианиембэ, что посылал рабов в Маниуэму, но они возвратились, сообщив о моей болезни, и он просил у губернатора позволения продать мои товары. Однако от людей, пришедших из Маниуэмы, он знал, что я нахожусь близ Уджиджи, в Бамбаре, и нуждаюсь в нем и в товарах; но когда друзья мои протестовали против продажи моих товаров, он неизменно отвечал им: «вы ничего тут не понимаете; я один знаю, что консул приказал мне пробыть один месяц в Уджиджи и затем распродать товар и вернуться». Когда я возвратился, то он сказал мне, что Лудда так приказал ему. От банианских рабов, посланных вами, я узнал, что Лудда отправился к известному своею бесчестностью Али бен Салиму бен Рашиду, и он назначил шерифа Башу вожатым каравана. Как только он получил начальство, то тотчас же отправился к Магамету Насуру и взял у него двадцать ящиков мыла и восемнадцать ящиков водки для распродажи на пути. В Багамойо шериф купил значительное количество опиума и ружейного пороха от двух банианцев, имени которых я не знаю. В их доме шериф открыл ящики с мылом и переложил его в мои тюки, ящики же с водкою были оставлены в целости, и пагасисы, переносившие их, получали плату моими товарами. Банианцы и шериф, отправленные консулом ко мне, вместо помощи мне, занялись собственною торговлею, и поэтому все расходы путешествия легли на меня, а шериф был в состоянии послать своим единомышленникам пять фразилахов слоновой кости, стоимостью в 60 ф.ст.; носильщикам снова заплатил я. Он не спешил на помощь ко мне, но употребил 14 месяцев для перехода пространства, которое легко можно было пройди в три. Если мы вычтем отсюда два месяца болезни, то все-таки останется 12 месяцев, из коих девять были посвящены частным интересам банианцев и шерифа. Он мотал мои товары, покупая лучшую провизию и напитки каждой страны; он жил в моей палатке, так что она до такой степени истаскалась и изорвалась, что я не мог уже употреблять ее более. Он оставался два месяца в трех различных городах, торгуя водкою, опиумом, ружейным порохом и мылом; когда же эти запасы истощились, то, дойдя до Уджиджи, он не захотел идти далее. Здесь, по отзывам всех, он в течение целого месяца пил без просыпу, покупая дурру, помбу и пальмовое вино на мои прекрасные бусы сами-сами. Он брал ежемесячно двадцать четыре ярда коленкора для себя, восемь ярдов того же коленкора для двух своих рабов, восемь ярдов для своей жены и восемь ярдов для Авате, другого вожатого; когда же он послал ко мне в Бамбаре семерых из банианских рабов, нанятых Луддою, то дал им всего два фразилаха самых худших бус, очевидно вымененных на мои дорогие сами-сами, несколько кусков коленкору и, с удивительным великодушием, половину кофе и сахару. Рабы вернулись без тюков, и шериф, как сказано выше, кончил тем, что распродал все, за исключением остальной половины кофе и сахару, одного мешка бус, которых нельзя было продать, и четырех кусков коленкора. Он покинул все это, но, услыхав о волнениях в Унианиембэ, оставил свою слоновую кость в соседней деревне, вернулся назад и взял четыре куска коленкора, так что из всего дорогого коленкора и бус, посланных вами, я не получал ни одного куска, ни одной нитки. Авате, другой вожатый, смотрел на все грабительства шерифа от самого берега и ни разу не попытался протестовать против этого или написать об этом тому, кто его нанял. Он тщательно скрывал от вас свою болезнь, помешавшую ему исполнить свой долг относительно меня. Он был болен своею грыжею задолго до того, как был нанят вами. И он уверял меня, что большой мясистый нарост появился у него внезапно, когда он прибыл в Уджиджи. Это была не водяная, мясистая грыжа, и по собственным его показаниям его мнимая болезнь совершенно прекратилась, когда один из моих друзей, Дугумб, предложил ему скоро и легко провести его ко мне. Он отказался, опасаясь, что банианцы имеют такое сильное влияние на нас, что ему придется расплатиться за все то время, когда он тратил мои товары, хотя не мог оказать мне никакой услуги.

Дугумб предлагал ему также доставить мне пачку писем, переданных Шерлору, как моему агенту; но когда они сказал ему, что сейчас выступает, то дело не уладилось. Этому, по всей вероятности, воспрепятствовали, чтобы я не мог прочесть списка товаров, посланных вами в Унианиембэ через Гассани. Оказывая все уважение, должное вашему суждению, я требую всех сделанных расходов, как они записаны в книгах Лудды, от банианцев, которые обманом обратили в свою пользу караван, отправленный на помощь ко мне. Магамет Насур может открыть имена прочих банианцев, сообщников шерифа, которые обратили помощь мне в торговую спекуляцию; они должны заплатить рабам, посланным Луддою, они же, банианцы, могут взыскивать с шерифа. Я довожу об этом до сведения правительства ее величества, равно как и до вашего, в надежде, что вы позаботитесь об оказании мне справедливости и о наказании банианцев, шерифа и Авате и банианских рабов, которые обманули и ограбили меня, вместо того, чтобы исполнить принятые на себя в вашем присутствии обязательства. Доверяя отправление товаров ко мне банианцу Лудде, вы, по-видимому, забыли, что наше правительство запрещает своим чиновникам употреблять своих рабов.

Комиссары и консулы Лоанды на зап. берегу отправляют для различных поручений на остров св. Елены скорее ограниченных слуг, чтобы только не навлечь на себя неудовольствия иностранного министерства употреблением весьма развитых португальских рабов. При тех затруднительных обстоятельствах, о которых вы говорите, при холере и при отсутствии просьбы от меня употреблять одних свободных людей, а не рабов, а также при отсутствии чеков на получение денег, вложенных в потерянный пакет, обращение к Лудде было, быть может, самым легким способом, и вы, надеюсь, не сочтете меня неблагодарным, если я укажу вам, что это с вашей стороны было ошибкою. Лудда достаточно обходителен, но торговля рабами, как и почти всякая торговля, ведется главным образом на деньги банианцев, британских подданных Индии, которые получают большую часть прибыли, но ловко слагают весь позор торговли рабами на арабов. Они ненавидят нас, англичан, и радуются гораздо более нашим неудачам, чем успехам. Лудда нанял своих и других банианских рабов по 60 шиллингов в год, тогда как обыкновенная плата свободному человеку в Занзибаре от 25 до 30 шиллингов в год. Он берет огромные проценты с ссужаемых им денег — как говорят от 20 до 25 %; и если даже допустить, что показания шерифа, будто Лудда приказал ему не идти далее Уджиджи, но по прошествии месяца распродать товары и вернуться назад, совершенно ложны, то все-таки довольно странно, что каждый из банианских рабов упорно повторял, что они посланы были не для того чтобы идти за мною, но чтобы заставить меня вернуться. Я не имел никакой власти над людьми, знавшими, что им не позволят сохранить своего жалованья. Не менее замечательно, что цель вашего каравана была до такой степени извращена стачкою банианцев с шерифом почти на глазах консульства, и что ни один драгоман или другой из ваших чиновников, получающих жалованье, не уведомил вас об этом. Характеристика Али бен Салема бен Рашида и закадычного друга его шерифа наверное была известна им. Зачем же было употреблять их, не зная их характеристики.

Преданный вам Давид Ливингстон.

Р. S. 16-го ноября 1871 года.

Мне весьма тяжело выставлять вам вышеприведенные неприятные вещи, но я только что получил известия и письма, делающие вопрос весьма серьезным. М-р Чурчил уведомляет меня письмом от сентября 1870 года, что правительство ее величества милостиво назначило мне 1000 ф. для доставки мне всего необходимого; некоторые правительства помешали немедленному отправлению товаров на 500 ф., но в начале ноября все препятствия были устранены. Однако вы снова обратились к рабам, и в настоящее время один из них уведомляет меня, что они простояли в Багамойо четыре месяца, или до конца февраля 1871 г. Никто не наблюдал за ними в это время, но когда разнесся слух, что едет консул, то они выступили за два дня до вашего прибытия в деревню, хотя целью вашего посещения был не караван, а ваше личное дело. Рабы эти прибыли в Багамойо в мае нынешнего года, и здесь они остаются до сих пор, оправдываясь тем, что в июле начались военные действия.

Таким образом, целый год был употреблен на то, чтобы кормить рабов на 500 ф., выданных мне правительством.

Подобно человеку, который пришел в отчаянье, разбив портрет своей жены, я готов покинуть всякую надежду получить когда-нибудь из Занзибара помощь, необходимую для окончания небольшого дела, которое мне еще предстоит. Мне нужны люди, а не рабы, а свободных людей много в Занзибаре; но если вы будете поручать дело Лудде, а не какому-нибудь энергичному арабу под надзором одного из ваших драгоманов или кого-нибудь другого, то я могу ждать целые двадцать лет, а ваши рабы будут пировать и обманывать меня.