— Комар… — прокричал кто-то из снежных зарослей. Я пошёл на звук, не забывая оглядываться по сторонам.
«Если бы хотели меня убить, то уже давно бы убили. — крутилось у меня в голове. — А так, зачем-то хотят поговорить… А зачем? Я ведь совершенно не хочу с ними разговаривать… Меня здесь и так, всё устраивает!»
— Комар… — уже тихий шёпот, меня снова направил в нужном направлении.
Из-за кустов вышел высокий парнишка, с небольшими, но уже хорошо читающимися усиками, в полном боевом одеянии и меховой шапке. Он подошёл поближе, стал на одно колено и очень сильно меня обнял. А затем взял за руки и как следует осмотрел. — Как ты вырос! Уже не худющий, измученный карапуз! — нахваливал он меня. — Богатур!
— Да ты тоже, не вниз пошёл… — улыбнулся я воину. — И усы уже есть!
— Это, да! — привстал он, гордо поправляя редкую растительность под носом. — Ах, да! Я теперь ещё и десятник! Представляешь Комар! Я, — и десятник разведчиков! — ещё выше задрал нос Лоскут.
— Поздравляю… — улыбнулся я юноше. — И что же здесь делает десятник разведчиков? — не понял я. Хотя с другой стороны, что тут не понятного… За городишком нашим видимо приглядывают.
— Мы за городом приглядываем! — гордо ответил он. — Но это, не самое главное задание. Ты не поверишь!
— Ну, удиви меня, арабан. Сделай милость. — ещё больше расплылся я в улыбке, стараясь не пропустить ничего мимо ушей.
— Наше главное задание, это следить за тобой… — прошептал Лоскут. — Что бы ты никуда отсюда не ушёл. Только я тебе об этом ничего не говорил, и ничего тебе не передавал, лады? А то Мерзы узнает, семь шкур с меня спустит!
— Мерзы? — уставился я на него. — Тот самый, Мерзы? — не понял я его.
— Тот, Комар! Он теперь сотник у своего отца, вот такая вот, смородина!
— Малина… — поправил я его, взобравшись на поваленное дерево.
— Пускай будет, малина… — согласился Лоскут. — Он оказывается выжил, и всем теперь рассказывает, что это ты Шрама убить пытался, и его заодно. А затем сбежал…
— Так Шрам, жив? — не понял я.
— Вроде того… — вздохнул Лоскут. — Только, странный он какой-то… Ни с кем не разговаривает, за Мерзы словно собачка везде ходит. Да и Мерзы тоже изменился, сам на себя не похож. Вот такие брат, дела… Мы то ему, ясное дело не поверили… Но он с целой сотней отборных вояк к нам заявился. Что ты ему сделаешь…
— А ты что, сам следишь? — не понял я. — А где остальные?
— Готовятся…
— К чему готовятся? — переспросил я.
— Понятно к чему. К штурму. А я вот решил тебя по старой дружбе предупредить. Вот держи. — вынул он из зарослей мешок. — Мы с твоим бывшим десятком подумали, что тебе это пригодится. — передал он мне вывернутый в походном положении лук, и полный колчан моих коротких стрел. — Игды, перед тем как из лагеря уехать, мне дал. Мол, если тебя встречу…
— Зачем это? — совсем уж, не понял я.
— Я бы конечно тебе сказал, что бы ты валил от сюда пока не поздно… Но Комар, я за тобой уже почти неделю наблюдаю. И вижу как ты счастлив среди этих людей. Борись за них, и за себя конечно, тогда возможно Мерзы и отстанет. Ведать не ведаю, зачем оно ему понадобилось. Может перед отцом хочет выслужится. Мы то видим, что люд здесь вовсе не богатый, и будущая добыча, — тоже никакая. Только зря народ положим. А тебе здесь нравится. И ты нам нравился… — чуть не заплакал Лоскут. — Меня, дурака этакого, грамоте обучил. А ведь меня теперь, очень даже ценят! Десятником сделали. И всё потому что я лучше всех, в этих закорючках разбираюсь. Остальные, так ничего и не поняли, вернее, даже не захотели понимать. Как ты исчез, так все и обленились. Кроме меня. Я у Игды, целый месяц учился! Пока Мерзы со своей сотней не объявился. И выучил, как видишь. Потому что запомнил я твой урок, когда ты мне навалял как следует. Вот мне и стало интересно, как это ты, такой мелкий, и сумел это сделать, когда в десять раз больше тебя воины, не могли со мной справится. Неужели это закорючки эти, тебе такую силу дают…
Лоскут всё говорил, говорил, а у меня от этой страшной новости, голова шла кругом.
«Что же мне делать? Как быть! Как спасти свою новую, счастливую жизнь! Как спасти отца, приёмную мать, не успевшую как следует пожить сестру. И конечно же Милку…»
— Так когда, говоришь, будет штурм? — перебил я десятника.
— Не знаю… Мне об этом не сообщили… — развёл руками юноша. — Возможно, уже и сегодня. Не зря же все к нему готовятся… Но мы бы точно это поселение не нашли, если бы один из ваших не навёл. И не обещал ворота открыть. Вот Мерзы и решил, что одной его, внезапно напавшей сотни, вполне хватит…
— Это точно? Одна сотня и всё? — переспросил я.
— Точнее не бывает. Уж чего-чего, а до ста я считать умею. Ну и наш неполный десяток разведчиков, тоже возможно там будет. Так что ты поаккуратней там, не попади по своим бывшим подчинённым. — улыбнулся юноша. — А то мы знаем, как ты стреляешь…
Я спрыгнул с дерева и поманив к себе рукой Лоскута, крепко обнял.
— Спасибо, друг! Возможно ещё свидимся. Береги себя. — и подхватив мешок с амуницией, быстро зашагал в сторону города.
— Ты тоже, береги себя, Комар… — прошептал Лоскут, и дождавшись пока я исчезну из виду, вытер скупую слезу и еле слышно добавил: — Прости дурака, если сможешь… — а затем и сам исчез в белом покрывале леса…
***
Пока я беседовал с Лоскутом, все мои друзья куда-то испарились. Я же, что бы не светить своим кривым луком, пробрался сквозь тайный лаз, заодно расчистив его от снега, и припрятал там своё оружие в надёжном месте. Закончив с приготовлениями, я отправился к дому старейшины, где находились и нанятые им воины.
У обычно немноголюдного, двухэтажного поместья, сейчас кроме трёх сотен местных поселян, толпилось ещё и с полсотни, совершенно не похожего на наших голодранцев, богато одетого люду. На таких же огромных, как и у Чуба лошадях, хорошо вооружённые, в основном алебардами, явно не бедствующие воины, ожидали какого-то дорого гостя. Потому как, даже обычно грязная прислуга местного старосты, была одета во всё чистое. И даже Чуб, сменил свою походную, шерстяную накидку, на парадную. Которую он одевал лишь на большие праздники.
— Чуб! — задёргал я за рукав, увлечённо выглядывавшего кого-то в доме, усатого великана. — Идём! Есть срочное дело!
— А, Комар! — улыбнулся мне богатырь, — ты малость опоздал!
— На что опоздал? — не понял я.
— Как на что? — удивился он. — Разве Милка тебе не говорила? Ах, да… — вдруг вспомнил он что-то, тут же замолчав.
— О чём? — ещё больше запутал меня воин. — О чём не говорила?
— Вот же, бабское племя! Все беды от них! — стараясь не привлекать внимание, по тихому выругался Чуб. А затем присел и потеребив мне шевелюру, тяжело вздохнул. — Слушай друг, ты только не волнуйся. Тут такое дело… Засватал её старый лис, за сына местного князька…
— Как засватал… — обалдел я от этого известия, ещё больше чем о новости о готовившемся нападении.
— Понятно как, замуж… Не сейчас, понятное дело, а когда подрастёт. Но вопрос считай, уже решённый. Она-то девка видная, хоть и соплячка ещё. Но кто здесь на это смотрит-то! Главное, что с хорошим приданным, да и холопов будущих полтысячи имеется… А если с окрестными поселениями, то и все две наберётся. Они правда, об этом пока не знают… Но приедут от юного князя привратники, быстро объяснят, что-почём…
— И она согласилась? — спросил я совсем тихо.
— Эх… — вздохнул Чуб. — Глупый ты ещё, хотя и воин хоть куда! Кто же её об этом, спрашивать-то будет! Знаю я, что ты на её запал. Об этом, каждая собака здесь знает. Да и она о тебе, тоже не последнего мнения. Но послушай меня, малой, — смирись! Не допрыгнуть нам до этой ягоды, не сорвать её сладкую. А то ведь можно и с высокого дерева упасть. А у нас с тобой, крыльев лишних, чай, не припасено… А что за дело-то, срочное? Потерпеть, никак не может?
— Дело? — не сразу понял я после всех этих слов, напрочь позабыв зачем пришёл. — Ах да… Отойди в сторонку, что бы никто не услыхал, а то ещё кипишь подымится…
