Литмир - Электронная Библиотека

Когда берег остался позади, цвета вернулись в мой мир. Я снова вдохнула, а глаза открылись. Затем я тихо выругалась. В океане водятся призраки.

Корабли проплывали мимо фантомов — феи и лошади существовали под волнами. Русалки и сирены, и всевозможные чудовища — их видели поколения моряков.

Вот почему я выругалась вместо того, чтобы ахнуть. Потому что в то утро, когда я вышла в море, я разглядывала окутанные туманом скалы. А оттуда на меня смотрел мистер Грей.

Грей

Моя награда проста. Я поднимаю руки, и каждая музыкальная шкатулка играет одновременно.

Для других это могло быть какофонией. Минорные тональности плачут, тогда как мажорные ликуют — они не соответствуют дизайну времени. Каждая спираль имеет собственную длину — некоторые песни заканчиваются после оборота. Другие длятся дольше, а золотые ноты кружатся в воздухе вокруг меня, будто пылинки.

И в итоге остается только одна мелодия. Старая ирландская песня и я когда-то знал все слова. Сейчас уже не помню. Один из работников моего отца любил наигрывать ее, когда мы возвращались домой в Бостон. Он стоял на мачте с трубкой и играл балладу на ветру.

Из текста песни мне запомнилась одна строчка: «Это будет недолго, любовь моя…»

О, ожидание. Надежда! Она посмотрела на остров и увидела меня.

Хотя я всегда этого хотел, страстно желал… Я так болезненно осознавал, что именно в этот момент она стала настоящей. В тот самый миг, когда я оказался для нее реальным. Смеюсь и снова поднимаю руки. Я поворачиваюсь к ним, и каждая музыкальная шкатулка поет. Снова, снова, снова!

Глава 6

Уилла

Во всем вина Бейли. Она подала мне эту идею. Именно это я повторяла, приближаясь кормой к скале.

Небольшой отголосок мигрени раздался в голове. В итоге она разболелась. Боль пульсировала в такт двигателю. И усилилась, когда я попыталась понять, что же видела.

Яркая черная линия глаз, изгиб бархатных губ. Лицо, необычно красивое, окруженное серебристыми волосами, будто бы в туманной дымке. От этих мыслей у меня снова разболелась голова так, что свело живот.

Никогда не страдала морской болезнью, не стоило и начинать. Проверив карту в навигаторе, я направила «Дженн-а-Ло» в сторону наших вод. Вскоре показался первый буй. Заглушив двигатель, я вышла на палубу и потянулась к нему. Но собираясь вытащить приманку, заколебалась.

Чувство, что на меня кто-то смотрит. Медленно поворачиваясь, я обвела взглядом море. День ясный, идеальный, чтобы затаиться. Морской патруль и береговая охрана никогда не скрывались. Так в чем же дело? Бежать все равно будет некуда, если тебя поймают.

«Выбрось из головы глупости и доставай приманку», — сказала я себе.

Зацепив первую, я намотала трос на тягач и включила его. Ловушка поднялась на поверхность, образуя кольцо пузырьков вокруг. Тощий омар щелкнул клешнями в мою сторону, но выглядел ленивым и равнодушным. Может быть, он собирался устроить представление. Вытащив, я перевернула его. Темно-зеленый омар махал клешнями, словно капитулируя, на моих оранжевых кевларовых перчатках. Ни яиц под хвостом, ни метки, которыми помечают самок. Омар вытянулся во всю длину металлической линейки, даже немного больше. Да, этого можно оставить. Я положила его в специальную емкость, которая не даст ему умереть, а затем убрала ее в мешок. Заметая следы и проверив свое местоположение, я бросила приманку в то же место, где та и была. Отец не узнает, что я выходила в море.

Со школы могли позвонить, но я и так пропустила много дней. Остальные лодки ушли намного дальше, так что я успею вернуться до того, как они вернутся в порт ночью. Поэтому кооператив точно заплатит мне. Омары стоят дороже пиявок, и я могла поделить деньги.

Вытаскивать приманку в одиночку занимает больше времени. Остановиться у буя, поднять его на поверхность и проверить на наличие омаров. Вылавливаю, забрасываю и только после перехожу к следующему. Медленно и тяжело.

Но мои плечи уже не горят от усталости и тяжести.

Наоборот, они наслаждаются. Все мое тело благоговеет от работы. То, для чего я родилась. Одежда промокла, а морская соль покрыла кожу — это самое настоящее удовольствие. Вокруг меня играет океан.

Волны обнимают борт лодки, а ветер нашептывает странный мотив. Эхо отражается от воды. Звуки, которые я не могла определить и отследить. Иногда они становились похожи на стоны, а порой на вздох. Ритм самой жизни и одушевления воды.

Я жалела жителей материков, которые думали, что омары живут в органическом стекле. Людей, которые считали, что морская соль — изысканное название вещества, которое они высыпают из синих коробок.

Такие люди и понятия не имеют, что значит стоять на палубе, окруженной только стихией. Я чувствовала себя снова целой, святой — только я и океан, который простирался почти на весь мир. Перед заходом солнца небо потемнело. Более глубокий оттенок синего сказал мне повернуть назад. Небо ясное, и мне захотелось дойти еще до одной приманки. А может быть, двух. Или пора заканчивать?

Сейчас часы рыбалки, а у меня и так достаточно неприятностей. Еще нужно заправить лодку и продать омаров кооперативу до того, как они умрут.

Рыбачить, когда тебе запрещено, достаточно сложно. Поэтому пришлось удовлетвориться десятью приманками и обещанием, что вернусь в ближайшее время. Так я лгала себе, когда шла домой. С отливом задняя сторона Джексон-рок станет опасной. Мне нужно обойти с восточной стороны. Не моя вина, что именно там утесы переходили в отмель. А то, что мистер Грей жил именно там, не имело никакого значения.

Головная боль вернулась, острая, но необычайно приятная. Головокружительная. Заманчиво, наверное. Поэтому, когда я проходила мимо Джексон-рок, замедлила ход. Этого достаточно, чтобы рассмотреть берег и нормально осмотреть его. Забавно, что я была здесь много раз, но не могу вспомнить чтобы видела берег. Другая сторона острова — загадка. И кажется, я единственная, кто приметила его.

Сидя в кресле, отец притворялся спящим. Рана на его лбу достаточно заметная. И руку он держал так, словно ее нужно перевязать. Я почувствовала жалость, смешанную с раздражением. Он должен был понимать, что нельзя хвататься за крюк. Но все же он мой отец и ранен.

И из-за его травмы я решила выйти в море одна. Придерживая дверь пальцами, чтобы заглушить звук, я осторожно прикрыла ее. Шагнув на коврик перед дверью, затаила дыхание.

— Хм? — пробормотал он, поворачивая голову в мою сторону. Все еще притворяется.

Вытащив пачку купюр из кармана джинсов, я отсчитала их и положила часть в пепельницу, которую отец использовал для монет. Остальное оставила на потом. После, направляясь к лестнице, я пробормотала:

— Угу, это я.

Он снова отвернулся к окну. Похоже, в больнице ему разрешили забрать розовые пушистые тапочки, — это объясняло, почему они красовались на его ногах.

— Мне нужно заняться домашним заданием, — сказала я.

— Звонили из школы.

Внутри все сжалось. Ухватившись за перила, я обернулась.

— Да?

— Они сообщили, что ты пропустила двенадцать дней, — ответил он. Странная нотка прозвучала в его голосе и, наконец, он посмотрел на меня. — Где ты была?

— В основном копала пиявок.

Мы с отцом не разговаривали нормально. Могли вместе работать весь сезон и перекинуться всего парой фраз. Но между тишиной и покоем есть разница и с тех пор, как умер Леви, для нас наступило молчание — гнетуще ощутимое и заставляющие чувствовать стыд.

Переминаясь с ноги на ногу, я выждала еще минуту, и решив, что он закончил говорить, почти добралась до лестничной площадки, перепрыгивая через две ступеньки, когда он окликнул меня:

— Забери деньги.

— Это то, что я могу дать, — ответила я.

— Мне плевать с высокой колокольни. Деньги твои, так что оставь себе.

Папа закрыл глаза и снова сделал вид, что спит.

Тошнота подкатила к горлу, лениво подступая все ближе. Долги почти выплачены, да и коммунальные услуги тоже. Мы никогда не обсуждали счета, и я их не оплачивала. Но нам было тяжело, и я помогала.

11
{"b":"810574","o":1}