— Хм, — протянул Ник, — мисс Помрой сказала, что «Дженн-а-Ло» утром не находилась в порту. Это удивило меня и Сета.

Я пожала плечами.

— Возможно, ей померещилось.

— Знаешь же ее. Возможно, с утра накатила.

Ник поднял свою банку и сделал большой глоток, чтобы продемонстрировать это. Затем выражение его лица изменилось. Слишком быстро и громко он продолжил:

— Я получаю лицензию.

— Рыбацкую?

Ник довольно кивнул. Один карий глаз показался из-под его растрепанной челки.

— Возможно, когда у тебя будет своя лодка, ты наймешь меня.

Моя кожа покрылась мурашками, и я подняла руку Ника. Проскользнув под ним, я попятилась к огню. Разговоры других людей были завязаны на этой теме. Это нервировало меня, показывая мою жизнь с разных углов.

— Так где Сет?

Сделав вид, что осматривается, Ник наконец пожал плечами.

— Отливает, наверно.

Эмбер Джуэтт прошла мимо, а потом вернулась, когда поняла, что у Ника есть пиво.

— Могу я купить у тебя банку?

Она уже рылась в кармане, не обращая на меня внимания. Часть серебряной сережки протягивалась вверх к уху, жемчужины свисали с петель и отражали свет костра. Она тоже училась в ювелирном классе.

— Это пиво Уиллы, — сказал Ник.

— Просто бери, — сказала я и продолжила свою прогулку.

Слабые угольки тлели под утесом на берегу, где располагалась другая часть вечеринки. Если к нам придут копы или береговая охрана, они, вероятно, поймут, что сидящие в пещерах пьют у костра. Но на всякий случай мы всегда держались порознь.

Под сапогами ощущала скалистый берег. Я сунула руки в карманы пальто, сгорбив плечи.

Отойдя на расстояние от костра, осознала, что уже почти зима. Мое дыхание впустило пар, а ветер пробрался за воротник.

Спина покрылась мурашками, а следом и вся кожа.

Все ощущалось неправильно. Словно земля перевернулась, но не двигалась в отличии от воды. Я бы смогла найти равновесие, будь все иначе. Но поверхность под наклоном, а ветер дует не с той стороны.

Что бы ни говорил Бейли, я ощущала остров. Он казался живым и наблюдал за мной. Звучит намного безумнее, чем галлюцинации.

Задев красную косу на шляпе Эшли Джуэтт, я растворилась в толпе. Я знала всех этих людей, и они по привычке уступили мне место. Но поскольку я была подобно ангелу смерти в этих краях, я решала поддерживать разговор.

Протянув банку пива, я спросила:

— Кто-нибудь хочет?

Ночь продолжалась. Гул стих и ничего не осталось в темноте. Медленно мы приближались к огню. Слишком холодно оставаться на утесах, даже если есть с кем поговорить. Сет так и не появился.

Наши вечеринки на Гарленд-Бич обычно заканчивались музыкой. Вместо того чтобы вытащить гитару, Ник подключил свой ноутбук к внешней батарее и включил музыку, записанную их маленькой группой. Песни, которые он писал вместе с Леви — Ник всегда улыбался, но не сейчас. Без моего брата, который бы пел, играть было неправильно.

— Ты тихий, — сказала я.

— Устал, — ответил он.

Он бросил бумажную тарелку в огонь и сел на камни. Должно быть, это какой-то холод, подумала я. Он выгнул спину дугой, вытянул руки, затем резко упал.

— Ты на машине?

Взяв кусок колбасы, я покачала головой.

— Нет, пешком.

Огонь трещал, полный раковин мидий и кукурузных початков. Ник повернулся и положил локоть мне на бедро. Его волосы откинулись назад поэтому, когда он посмотрел на меня, я увидела проблеск его лица.

— Я могу отвезти тебя домой.

— Ты прикончил шесть банок пива, — ответила я.

— Тогда провожу тебя. Ты должна перестать быть сукой по отношению к Сету.

Сначала я подумала, что ослышалась. Мои пальцы замерли, больше не роясь на дне миски в поисках объедков. Все было неоднозначно, и я взволнованно захлопала глазами.

— Что ты сказал?

Ник со вздохом прислонился к бревну.

— Он пытается тебе помочь, Уилла.

— И кто просил тебя?

— Никто, — ответил он. — Я единственный, кто может тебе это сказать. Потому что я тебе не друг. Ты сестра моего друга. Девушка моего лучшего друга. Ты мне нравишься, но… Может, стоит отпустить ситуацию?

Поднявшись на ноги, я бросила мусор в огонь и повернулась к нему.

— Это невозможно, придурок. Как, по-твоему, я могу все забыть?

Ник откинулся назад, оперившись на локти.

— Жизнь не остановилась. Поэтому прими как данность. Сегодня уже двадцать третье июля. Не думаю, что ты заметила.

Возражения крутились в моей голове. Терри Койне еще даже не предъявили обвинения. Также счета за дом, но отец не позволил мне помогать. Морской запрет, жизнь, которой не суждено осуществится.

Должна я отпустить все или нет — не он должен был мне это сказать. Он не из «Сломанного Клыка». И не имел права меня судить.

— Я не хочу тебя обижать, — заявил он.

Застегнув куртку, я попятилась от него. Может быть, мой голос сорвался. У меня перехватило горло, лицо горело, но я не собиралась плакать из-за него. Ни одна мысль не могла оставить меня в покое.

Поэтому я сказала:

— Ты не можешь заставить меня чувствовать хоть что-то.

— Извини, что назвал тебя сукой. — Нахмурив брови, Ник обхватил руками колени. Он выглядел маленьким, но не молодым. Темные глаза, которые он прятал за волосами, были словно колодец, такие же бесконечные, пустые и глубокие, — хотя это правда.

Я оставила его там, смотрящего на огонь, потому что он прав. Он не был моим другом.

Грей

Я наблюдаю за тем, как она идет по городу. Она отличается от остальных. Теперь ее свет обрел форму. В нем вырисовывается силуэт волос и покачивание ее шага. Остальные просто светятся, так много светлячков в темноте. Она видела меня. Узнала. Но не пришла.

Почему она не пришла? Может быть, здесь есть какой-то трюк, который я не знаю? Секрет, который хранила Сюзанна, когда заманила меня сюда? Стоя на утесе, стараюсь быть маяком. Это глупо — выдавать желаемое за действительное. Даже если бы она смогла разглядеть меня на таком расстоянии, я тоже стал бы светлячком для нее. Если бы я был сиреной, спел бы ей. Если бы это была сказка, я мог бы послать испорченное яблоко.

Но это проклятие, а проклятия приходят с мучениями. Я должен страдать и это совершенно новая агония. Я провел так много лет, сдерживая туман, потому что ни один хороший человек, у которого есть совесть, не будет покупать свою свободу кровью.

Теперь понимаю, что я больше не человек. И она — игра света, не более реальная, чем сон наяву. На самом деле, хуже. Она — мерцающее кольцо обещаний, которое вне досягаемости. Я могу ходить кругами, тянуться к этому свету и вечно упускать. Надежда — это мучение.

Так что не имеет значения, что она думает обо мне. Она уже видела меня. Знает. Спасения не будет. Никакого спасения. Или я проведу две тысячи лет на этом маяке, двадцать тысяч, вечность. Если только я не сделаю этого. Задаюсь вопросом: а почему бы нет?

Уилла

Ночью в «Сломанном Клыке» наступает тишина. В домах нет света, а люди спят.

Уличные фонари гудели и изливали болезненный оранжевый свет. Тишина ощущалась в тумане, странные тени на каждом углу. В моем доме тоже темно. Пикап отца исчез, но машина Сета стояла на подъездной дорожке. Подходя ближе, я поняла, Сет внутри. Я заметила, что его голова лежала на руках, которые располагались на руле. Внезапно я почувствовала себя совершенно разбитой.

Обогнув машину, подошла к водительской двери и постучала в окно.

С изумлением Сет резко выпрямился. Сначала я подумала, что он спит. Потом осознала, что на его лице не было сонной дремоты. Каждая черта напряжена: губы и глаза. Он начал опускать стекло, но вдруг передумал. Помахав мне в ответ, открыл дверь.

Но не вышел. Он раскрыл дверь почти полностью. Затем повернулся ко мне, все еще находясь внутри машины.

— Я не знал, где ты.

— У меня есть телефон.