— ох мам, вы бы видели, как папа уложил вторую козу! Она бежала как молния, а он рассчитал как Архимед траекторию стрелы и поразил её без единого шанса на промах! — восхищался я отцом, с набитым ртом.

— а вы разве никого не подстрелили сынок?

— я? Да я стрелы подавал!

Мать посмотрела на отца, и мы все засмеялись дружно.

— ничего, в следующий раз он будет стрелять, а стрелы подавать буду я, да Любомир?

— обязательно отец.

Наевшись до отвала, мы пошли заниматься тушами. Через три часа всё было готово, все животные были обработаны, разделены на мясо, шкуры, и отходы. Растянув шкуры для сушки, мы понесли мясо в город на бойню. Потому что у нас и так его хватало. По дороге в Ивайловград отец начал довольно неприятную тему, и это было весьма неожиданно.

— слушайте Любомир. Есть довольно колкий разговор.

— о чём это вы отец? — непонимающе спросил я, ведь настроение было лучше не куда.

— понимаете… Как вам сказать сынок. Бывают слухи, а бывают точные расчеты в нашей жизни.

— к чему это вы?

— я хочу сказать сын мой, что мне уже как месяца два доносятся предупреждения от моих знакомых сослуживцев, чтобы мы покинули деревню, и выехали куда подальше.

— зачем?

— затем сын мой, что скоро наступит война.

— война? — вытаращив глаза на отца, спросил я.

Мне было пятнадцать лет. Я никогда не видел войны, я даже представить себе не мог, что это такое. Про это замечательное мероприятие я знал только одно — там гибнут люди, много людей.

— мои сослуживцы говорят, что в больших городах Болгарии уже назревают мятежи. Люди согласны восстать против власти Византии. Два братика Асеня, они же Иван и Пётр хотят восстановить и основать второе Болгарское государство. А это значит, что будет война и много смерти.

— стойте, может ваши друзья или сослуживцы ошибаются?

— нет, сынок, в таких вещах не ошибаются. Многие люди в больших городах покидают свои дома и земли и бегут куда глаза глядят. Потому что когда поменяется власть, разверзнется ад. Будут грабежи и чистки. Людей будут делить на патриотов и предателей. Это неизбежная процедура войны. К сожалению, нашу семью ждёт не лучшая участь. Вы можете догадываться какая судьба может нас постигнуть.

После этих слов у меня в голове образовался такой страх безысходности, что чуть ноги не подкосились. Я не понимал за что… И главное зачем?

— зачем они это делают отец?

— эх сын… Это очень сложный вопрос, который вы может поймёте если выживите и станете взрослым, а может и нет.

— в смысле выживу?

— в прямом. Нас всех могут убить. Даже без суда и следствия. — отец повернулся ко мне остановив телегу, которую тянул. Он смотрел вполне серьёзно, ни капли сомнения, что он не шутил.

— что же делать?

— то чему я вас учил Любомир. Уметь постоять за себя. Убивать всех, кто хочет убить вас. Выживать придётся многим, и мы не исключение. Работы практически не будет, будет только война.

— почему??? — ещё больше не понимал я.

— потому что большинство людей побросают свою работу и пойдут на войну, убивать им подобных. Те, кто вчера были византийцами, будут поделены на два лагеря, которые будут убивать друг друга и делить территории.

— неужели нельзя просто договориться?

Отец усмехнулся. Этот вопрос его больше всего порадовал.

— если бы можно было договорится, то всё население нашей планеты жило бы в одном государстве. Но, мы живём в других реалиях сынок.

На этом моменте я решил остановить рассказ из прошлого, в подробностях. Могу только сказать, что произошло через три месяца. А через три месяца, мой отец отправил меня на охоту, а сам остался дома ждать своей участи. Мать он отправил спасаться вообще в неизвестном направлении. Почему он оставил меня выживать? Этого я тоже не понимал. Какова была судьба мамы, я так и не узнал. Эту частичку правды я узнал от отца Димки, моего друга из Ивайловграда. Отец Димки — Христо, был также товарищем моего отца. На некоторое время он меня укрыл от глаз солдат, которые искали предателей, по просьбе моего отца. После рейда в нашу деревню, отца и других людей забрали прилюдно казнить, а остальных сажать в тюрьмы. Кого куда распределили, я не знал. Позже я был уверен, что отца просто казнили, потому что он служил в Византийской империи. А таких сразу убивали. Что касаемо нашей деревни, то её просто разграбили и сожгли, как символ демонтажа Византии. После этого дня её больше не существовало, как населённого пункта. Поначалу я прятался у отца Христо. Но, потом раздобыв средства для существования, моя совесть не позволяла быть нахлебником на постоянной основе. Вскоре, я вышел на собственный хлеб, и своё существование обустроил в лесной хижине. Я продолжал делать то, чему учил отец. Охотился, рвал шкуры и мясо, что мог — продавал. Собирал гроши, которые было почти нереально достать. Все были бедны, с ног до головы обложены налогами и данью на армию. Война разгорелась не шуточная. Массовые мятежи формировались в огромные разъярённые толпы сносившие власть и устанавливающие своих людей. Развитие восстания шло полным ходом. Люди гибли тысячами и даже десятками тысяч, как с одной, так и с другой стороны. И вот, пожалуй, мы добрались до нынешних реалий.

1200 год. Болгария. Ивайловград

Как всегда я проснулся на неудобном лежаке, который смастерил в своей хижине для бомжей. Да, я жил в лесу. Зимовал я вообще в пещере. Иногда конечно я себя баловал, когда копейку собирал. В такие счастливые ночи, я зимовал или в борделе, или в постоялом дворе, снимая комнату на ночь. Или у своей давней подруги. Но, все эти приходы были крайне редки. Я заставлял себя жить в жестокой форме, и не привыкать к хорошему. Отец и этому меня научил. Станешь нежным и слабым, и тут же тебя прирежут. Ты даже глазом моргнуть не успеешь. Ох, не устану повторять, что его мне не хватает больше всего на свете. Я ненавижу себя за все те моменты в жизни, когда гневался на него, за то, как он меня жёстко муштровал. Зато это было единственно верным способом научить выживанию в этом скотском мире, полном подонков и шлюх. За матерью я тоже скучаю, ведь какой ребёнок не будет скучать за матерью? Но, отца я чаще вспоминал, ибо мы с ним проводили куда больше времени.

Сегодня был особенный день. У меня, наконец, появится новая крутая рапира с боковым лезвием как у шпаги. Её обещал выковать мой друг Дмитрий, который перенял профессию отца и стал кузнецом. И скажу я вам, у него неплохо получалось. Даже армия Калояна постоянно грузила его работой, ведь он был хорош в своём деле. Тем не менее, у меня присутствовала нотка тревоги и предвкушения, чего он там сделал и как она будет выглядеть. Это не первая моя рапира, но первая комбинированная. Последнюю иглу я обломил при стычке с грёбанными стражниками, которые пытались рассказать мне, что я обязан идти на войну. Пришлось долго собирать деньги на новое оружие. Но, еще дольше ждать, когда Дмитрий будет свободен, чтобы её выковать. Навещая его чуть ли не каждый день, я постоянно его напрягал расспросами, когда? Когда? Когда? И постоянно получал ответ — скоро… И вот наконец-то вчера он пообещал, что она практически готова.

Сорвавшись с лежака, я быстро размялся. Покрутил головой, шея захрустела как у деда. Быстро напялив вонючую от трупов животных одежду и сумку на плечо, также резво выбежал в сторону города. Шел я минут двадцать. Если идти очень быстрым шагом, то за такое время можно было добраться до Ивайловграда от моей берлоги. Насчёт моей хижины, это было не новшество. Это было повсеместно. Были люди, которые жили также как и я. Солдаты у многих просто позабирали жилье и имущество под разными предлогами, поэтому в этом не было ничего необычного. Быстро шагая по пыльной грунтовой дороге, я приближался уже к городу. Напялив капюшон, я пошел по основной улице и потом резко свернул в сторону, чтобы меньше светится. Через пять минут я был у кузницы друга. Зашел я, как и подобает без стука в деревянную постройку, похожую на склад для дров. Чуть было не убился сходу, потому что со всех сторон лежали груды железа. Присмотревшись, я понял, что это необычное железо, хотя некоторые экземпляры напоминали просто металлолом. Первым показался помощник Димона Боян. Этот малый, которому еще не было восемнадцати, неплохо пристроился к Димону. Он помогал ему во всём, был так сказать слесарем. Сейчас парень сидел у окна и натирал стальной панцырь камнями разной зернистости. Рядом у него лежала кожа и прочие инструменты, с помощью которых он убирал заусеницы и сбитые от молота неровности, приводя пробитые на войне стальные корпуса в новое состояние.