– Люди есть, товарищ старший лейтенант! Об этом беспокоиться нечего! А вот инструменты-то как?
– Об инструментах хлопочем! Сам командир полка включился в это дело! Я думаю, что скоро получим инструменты.
– Тогда всё ясно, товарищ старший лейтенант! Я людей поищу. И список сделаю! А вы, пожалуйста, обо мне не забудьте. Запишите мою фамилию. Старшина Королёв Валерий. Разрешите идти?
Егоров пожал ему руку, и Королёв направился к землянкам.
В штабной комнате Егоров оживлённо сообщил об этом визите своим товарищам.
– Вот удача, друзья! Пока тут суть да дело, а ко мне уже пришёл сам, без всяких списков, старшина оркестра. И говорит, что музыканты есть!
– Какой старшина оркестра? – заинтересовался Соломский.
– Старшина оркестра, трубач. Королёв Валерий. А сейчас он в батальоне Неверова, помкомвзвода. Парень – чудесный!
– Подождите, подождите! Где же это тут чудесный парень? Говорите – Королёв Валерий? У Неверова?! Сейчас, сейчас посмотрим, – Соломский достал какую-то папку и стал внимательно просматривать вложенные в неё списки.
– Королёв Валерий? Да, вот он! Правильно, Валерий. Но он же на должности! Это не шутка – помкомвзвода!
– Ну а какой ВУС у него? Посмотри внимательно, Саша! – заинтересовался Трусков.
– ВУС! Да, верно, ВУС-108! Но всё равно! Он же на должности! Этого тебе, Егоров, не получить!
– Это как же так? Музыкант, да ещё старшина, и «не получить»! Так нельзя, товарищи! Вы что, шутите, что ли?
Тут опять вмешался Трусков, умеющий своим спокойным, уравновешенным тоном моментально охлаждать и споры, и страсти.
– Соломский, не будь формалистом! Внеси этого старшину в список, а командир полка будет рассматривать его и сам решит. Приказано отобрать ВУС-108, вот и всё, ты и отбирай.
В конечном итоге старшина Королёв был включён в список. Все успокоились.
Прошла неделя, как в А** был отправлен пакет с письмом Сенскому. Но Смеляк, очевидно, не запомнивший даты отправки письма, начал беспокоиться, он почти ежедневно вызывал Егорова и учинял ему допрос:
– Ну, что пишет ваш инспектор?
– Товарищ капитан, ещё ничего не получено.
– Не получено? Что же, выходит, инспектор ваш, хоть он и музыкант, а волокитчик? Почему же он не отвечает?
– Не могу знать, товарищ капитан! Вероятно, не мы одни! А у него у самого, вероятно, не густо!
– Нет, мне это не нравится! Вот что, Егоров! Давайте пошлём ему телеграмму!
– Мне кажется, товарищ капитан, что ещё рано! Мало же времени прошло!
– Ну хорошо! Я жду ещё два дня. И шлю телеграмму, но не ему уже, а начальству. Пусть обратит внимание на него! Нет, инспектор ваш – бюрократ. И не разуверяйте меня! Ладно, подождём ещё пару дней!
– Слушаюсь, товарищ капитан!
– А что у вас, как дела? Готовите ноты?
– Так точно, товарищ капитан. Готовлю!
– Так что же вы успели сделать?
– Интернационал, Встречный, Развод караулов, несколько маршей…
– Вот это хорошо! Только надо ещё и песни сделать! Вот надо обязательно, чтобы оркестр играл знаете какую песню? – «В землянке»! Знаете, какие там слова?
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза!
Понимать надо! Может, конечно, эстеты и поморщатся, а солдаты сердцем примут такую песню! А ещё песня:
Сирень цветёт, не плачь, придёт,
Сирень цветёт – война пройдёт,
Твой милый, подружка, вернётся!
Слова-то какие! Знаете эти песни? Вот и надо их сделать. Сможете?
– Надо сделать так, чтобы смог!
– Ну ладно! Работайте! А через пару дней телеграмму дадим. Нельзя же так безответственно! Люди же ждут!
Егоров вполне убедился в том, что Смеляк очень заинтересован в оркестре!
А комиссар Ураганов после своего первого крупного разговора с Егоровым посматривал на него с недоверием, в разговоры не вступал, только косился, когда видел Егорова в штабе склонившимся над самодельной, из школьных тетрадей, нотной бумагой.
В тот же день, когда Смеляк намеревался дать телеграмму начальству Сенского, пришло сообщение из А** за подписью Сенского и соответствующего интенданта о том, что по заявке полка инструменты занаряжены и необходимо выслать за их получением представителя полка с доверенностью, и что приехать надо срочно.
Егоров не знал о получении этой бумаги. Смеляк вызвал его.
– А Сенский-то, оказывается, не бюрократ. Наверное, парень хороший! Да-а! И видно, что деловой мужчина! Читали? – так встретил Смеляк вошедшего к нему Егорова.
– Никак нет, не читал! А о Сенском – я же вам докладывал.
– Докладывал! Мало ли что докладывал! Судят не по докладу, а по делам! Вот смотрите! – он протянул Егорову бумагу.
– Ну просто великолепно! – прочитав бумагу, сказал Егоров. – Теперь можно жить без укоров совести!
– А кто это вас укорял? Что-то я не знаю таких психологов! – заметил Смеляк.
– Никто не укорял, кроме меня самого! Плохо быть, товарищ капитан, «генералом без армии». Ну что я без оркестра? А теперь я заявлю о себе…
– Понимаю вас! И вместе с вами радуюсь! Но дело-то надо делать. Кого пошлём? – в А** за инструментами?
– Наверное, интенданта Баженова? Он же ведь должен всё это оформлять?
– Напутает Баженов, привезёт вам не то, что надо! Ну что он понимает в инструментах… Нет! Поедете вы сами!
– Слушаюсь, товарищ капитан! Но у меня есть вопрос!
– Говорите.
– Теперь уже надо просмотреть список людей и собрать их воедино, выделить музвзвод в самостоятельную единицу и отдать всё это приказом.
– Да, верно! Теперь уже пора. Прошу вас, позовите Соломского и придите вместе с ним.
Список музыкантов у Соломского получился большим, и теперь не верилось в то, что так много музыкантов находится в этом полку. Просто – не верилось!
Но Смеляк, который всегда приводил Егорова в изумление тем, что будто бы читал его мысли, сразу же, только мельком взглянув на список, сказал:
– Что-то, дорогой мой Соломский, подозрительно много музыкантов. Но делать нечего! Сегодня же по всему этому списку соберите людей, и пусть Егоров каждого расспросит, прощупает, проверит, померяет. И тогда, конечно, появится другой, уже более точный список, его мы и утвердим. Давайте, собирайте!
К вечеру на поляне у штаба собрались все музыканты. Сидели они спокойно, не спеша покуривали махорку. Увидев подходивших к ним Егорова и Соломского, встали, а старшина Королёв, который уже почувствовал себя старшиной оркестра, дал команду «Смирно», но рапорта отдавать не стал, очевидно, растерялся, кому отдавать, Егорову или Соломскому.
Началась беседа! И, конечно, в ходе беседы выяснилось, что многие были внесены в список ошибочно, у некоторых цифры ВУС были перепутаны. Некоторые, действительно, были в своё время музыкантами, но так давно уже не брали в руки инструментов, что откровенно заявляли о том, что играть они не могут и больше пользы будет, если они будут действовать оружием! Но настоящих музыкантов оказалось всё же человек 20–25. Это уже неплохо. Установив, что эти люди служили музыкантами и ещё недавно носили на своих петлицах эмблемы военных музыкантов – лиры, Егоров задал им некоторые вопросы, ответы на которые подтвердили их причастность к музыке и знание специфики военно-оркестровой службы. Тогда Егоров начал устанавливать, кто же на чём играет. Тут на помощь пришёл старшина Королёв. Он вынул из нагрудного кармана лист бумаги и вручил его Егорову со словами:
– Вот список по голосам. Здесь фамилии, год рождения и в каком подразделении сейчас находится. Ну, словом – полный оркестр.
Действительно, список был великолепный, номера по порядку, наименование инструмента (по партитуре, начиная с самых высоких голосов и кончая басами), полные демографические данные и указаны подразделения. И всё расчерчено, подчёркнуто! И написано всё буквально каллиграфически. Соломский увидел список – даже ахнул: