Лагерь был построен и оборудован с ноля всего шесть лет назад (один сезон из которых не работал из-за пандемии ковида5), поэтому никакого советского наследства, как большинство других (бывших пионерских) лагерей, не имел. Здесь не было гипсовых скульптур, закрашенных коммунистических лозунгов и не летал ностальгический дух прошедшего родительского детства. Это детство принадлежало только их детям, и они учились проживать его по-своему.

Первый отряд (те еще шустрики), сумевший проскочить на территорию раньше остальных и марширующий теперь впереди, только что свернул, пропав из вида за деревьями. Второму отряду пришлось пройти чуть дальше, пока одно из ранее описанных «щупальцев», привидевшегося на плане спрута, не затянуло и его.

Ровный, чистый асфальт с побеленным бордюром уводил влево, к мелькавшему между сосен деревянному строению. Голоса других отрядов затихли где-то позади и кроме собственного ропота, да дятлов, перестукивающихся в лесу, ничего больше не было слышно. И дети, словно побоявшись нарушить установленный природой звуковой лимит, постепенно затихали, или переходили на шепот, смущая этим вожатую. Привыкшая к постоянному детскому гаму, она даже оглянулась, засомневавшись, идут ли они за ней или потерялись где?

– Посмотрите, ребята, вон на ту дальнюю сосну! – попросила Екатерина Владимировна, куда-то указывая рукой. – Отсюда она хоть и кажется тоненькой, но позже вы убедитесь, что это самое высокое дерево не только на территории лагеря, но и в окрестном лесу. При строительстве его даже спилить собирались, слишком тень громоздкая от кроны, но, как видите, дерево было сохранено и растет себе дальше. Мы зовем его Тучерезом Мефистофеля.

– Какое-то зловещее название, – пробурчал Глеб. – Впрочем, если учесть, что оно растет из земли… эдакий перст дьявола.

– Деревья – это волосы планеты! – с претензией на оригинальность, подметила одна из близняшек.

– Ну да, – согласилась вожатая и добавила: – В рекламном ролике на сайте лагеря сосна хорошо выделяется при съемке с квадрокоптера. Видели, наверное?

Трое детей закивали.

Наконец отряд приблизился к двухэтажному коттеджу и остановился, рассматривая его резные торцовые доски, карнизные планки и наличники. С аккуратным крылечком, хоть и немного расшатанным за минувшие смены, красивой светлой террасой и балконом коттедж был сказочно хорош.

– На следующие три недели, ребята, это будет вашим домом! – начала вожатая. – А дом, как вы все отлично понимаете, нужно держать в чистоте и порядке! Сейчас я все покажу, и каждый сможет выбрать себе личное место.

– Это только нам, или бабам тоже? – спросил рыжеволосый Игнат Григорьев.

– Что еще за «бабам»? – возмутилась Екатерина. – Девочкам!

– Ой ли! – подключился Андрей Двужилов. – Кто их проверял-то…

– Сейчас кто-то у меня дошутится… – предупредила вожатая, выискивая поверх голов самого остроумного.

Но вниманием ребят уже завладел ее напарник. Он подошел и с громким выдохом сбросил с плеча надоедливый рюкзак.

– У-у-ух ты! Какое шикарное бунгало! – выдал Глеб, поднимая глаза на дом. – В мое время все было гораздо скромнее – барак на десять скрипучих коек, дырявая крыша и уборная в ста пятидесяти метрах, до которой в дождь мы пробирались по колено в грязи.

– В твое время? Три года назад что ли? – вполголоса подковырнула Екатерина. – Уверяю, этот дом уже здесь стоял. Просто нужно выбирать правильный лагерь, как наша «Планета».

– Наша она не больше, чем их.

– Глеб…

– Катерина?

Дети переглянулись и на губах их проступили улыбки.

– Идемте, ребята! – позвала вожатая, но они снова отвлеклись, потому что из дома вышел невысокий, пухлый мальчик.

Став, и с серьезным видом привалившись к перилам крыльца, он с завидным хрустом откусил треть яблока и начал медленно его пережевывать, уставившись на отряд совершенно равнодушными глазами.

– Местный абориген? – спросил Сергей Молчанов, провоцируя общий смех.

– Познакомьтесь, ребята, это Егор! – продолжала непоколебимая вожатая. – Он остался с прошлой смены и поможет нам с Глебом…

– Константиновичем, – важно добавил Глеб.

– …быстрее все вам показать и во всем разобраться, – закончила Екатерина.

– Мы будем звать его Йогуртом! – заявил Олег Рубан.

Снова звонкий смех раскатился по лесу.

– Извините, а что значит «остался»? – тоненьким голоском пропищала Алена Юрыжина. – Его тут забыли что ли, или родители отказались забрать?

– Полагаю, об одном можно не беспокоиться точно, – прокомментировала Милана Колесникова, брезгливо стряхивая с костюма упавшую сосновую иглу. – Хавчик будет что надо!

– Ты таким приехал, или здесь действительно неплохо кормят? – подыграла Варвара.

– Ха! Ха! – с паузой ответил Егор и, взяв огрызок за черенок, стал покачивать им, будто выбирая, в кого из юмористов его бросить.

Отряд сдвинулся с места и мальчики первыми взошли на невысокое крыльцо, поочередно просачиваясь в помещение. Глаза их сразу уперлись в дверь, за которой скрывались две спальни на пять человек каждая, а также душ, туалет и умывальная комната с двумя раковинами. Слева был холл, метров тридцать квадратных, не больше. Вдоль его панорамных окон, галереей расположенных с лицевой стороны здания, простирался длинный мягкий диванчик из дерматина и четыре компактных кресла – два сбоку, два по углам. Перед диваном стоял низенький продолговатый журнальный столик с закругленными углами, на нем настольная лампа. Напротив, у стены, были две кадки с раписами6 и щит фанерный между ними для стенгазет и рисунков. Там белели оторванные уголки объявлений из прошлой смены, прикрепленные на кнопках. На потолке висела люстра с пластиковыми полупрозрачными рожками, на окнах – нарядная тюль. В конце холла находилась лестница, ведущая на второй этаж, куда уже полез один из мальчиков.

– Наверху все то же самое, только за место холла балкон, – рассекретила Екатерина, пропуская девочек внутрь и следуя за ними. – Решайте, кто и где расположится!

– А разве нельзя, трое пацанов тут, трое там? Комнат ведь четыре.

– Как тебя зовут?

– Игнат.

– Нет, Игнат, нельзя! Как и спрашивать подобные глупости. Один отсек строго мужской, другой строго женский! Вы можете подняться на балкон или посидеть в холле, но в двери заходить категорически запрещается! Исключение одно – если вас пригласят.

– Нечего решать, – вдруг подключился Егор, замерев в проеме входной двери. – Мои вещи на втором этаже, а я переезжать не намерен.

– Да-да, мальчикам надо наверх! По ночам труднее будет лазить в окно, – с улыбкой добавил вошедший Глеб, и Екатерина одернула его за рукав. – А что? Я лазил… в свое время… в неправильном лагере.

– И балкон для «покурить», – дополнил Василий Синицын. – Шутка!

– Надеюсь, никому не надо разъяснять, что слово «отбой» стоит понимать, как приказ для наступления комендантского часа?

– Позвольте мне, Екатерина Вениаминовна, у меня получится доходчивее… – вмешался напарник.

– Владимировна я!

– Я так и сказал. В общем, слушайте, господа и дамы… Замечу кого-нибудь на улице в неположенное время, даже днем, в тихий час, пеняйте на себя! Я люблю прогуливаться по ночам, и место вокруг вашей избушки, думаю, станет одним из моих любимых, поэтому наказание будет мгновенным и жестким, вплоть до отправки домой!

– Роль злого следователя я застолбила еще с позапрошлого сезона, – прошептала напарница ему в ухо. – Не тяни одеяло, ты добряк.

– Разберемся, – сквозь зубы процедил Глеб.

Делать было нечего, и мужская половина отряда согласилась со всеми доводами, молча поднявшись по лестнице, как говорится, с вещами. Егор проводил их в комнаты, оказавшиеся, в счет наклонных скатов крыши, теснее и меньше. Там, разбросав сумки, чемоданы и ранцы по кроватям кельи одинокого затворника, мальчики долго соображали, как разбить свою и без того неполную компанию на три и три, но так и оставили этот вопрос нерешенным до вечера.