— Где мой подарок? Куда ты его подевала?

— Выбросила! Зачем он мне?

Ослепив меня своей обольстительной улыбкой, он недоверчиво покачивает головой.

— Его ты, может, и выбросила, но не пытайся выбросить меня из своего сердца, колючка, — по-хозяйски кладёт ладонь на мою талию, затем вторую. Ощупывает, сдавливает туго, словно желает сделать мою талию уже. — Я всё ещё крепко держусь за него обеими руками. Прям как сейчас за тебя.

Что он делает со мной?

Это ведь подло с его стороны — пользоваться моим уязвлённым состоянием. Я всё ещё люблю, а значит я как никогда уязвлена.

— По-твоему, после этих слов я должна выпрыгнуть из трусов?

— Разве нет? — вопросительно вскидывает бровь. — По мне, так ты ещё должна умолять меня трахнуть тебя как можно жёстче.

— Да с какой стати?

Совершенно случайно я опускаю взгляд и заливаюсь краской от смущения, поскольку отмечаю очевидную выпуклость в области ширинки. Кирилл отслеживает мой взгляд и надменно хмыкает. Бровями многозначительно поигрывает.

— Ну, хотя бы по той причине, что ты меня пиздец как возбуждаешь.

Кирилл настойчиво прикладывает мою руку к своему паху, с силой сжимает ладонь, чтобы ею я обхватила член. Мощный стояк вздрагивает от моего прикосновения. Он такой твёрдый, что им хоть скважины бури. Моя же "скважина" готова хоть сейчас подвергнуться изнуряющей буровой работе.

Дура...

— Наши родители в доме, — хрипну я от перевозбуждения, едва ли отделавшись от пошлятины в голове.

— Ты прекрасно знаешь, что их уже нет. Они на улице, — наклоняется лицом к моему настолько близко, что ещё чуть-чуть и ему удастся завладеть не только моим разумом, но и телом.

Нельзя... Нельзя. Нет!

— Тогда тебе тоже нужно проваливать из этого дома! — с ярко выраженной угрозой заявляю.

Весьма неожиданно он отстраняется и начинает посмеиваться. Плечи его содрогаются от немого смеха.

Потирая челюсть, Кирилл устремляет на меня алчный взгляд. В нём бушуют языки пламени, а сопротивляться у меня уже нет сил. Похоже... Я готова отдаться и во власть огня, и Кириллу тоже.

То, что уже выжжено дотла, дважды не спалить.

— Не ломайся, как целка. Трахну и уйду, — хладнокровно произносит он, значительно повышая ставки.

Схватив за шею, он прижимает меня спиной к стене.

Я втягиваю в себя воздух, чувствуя, как внутри меня возрождаются бабочки, и сады вновь расцветают, поскольку его губы уже клеймят меня требовательным поцелуем. Руки Кирилла скользят по моим бёдрам вверх. Они ломают всякое сопротивление и снова скрепляют нас неразрывными узами. Его чувства воссоединяются с моими собственными и меня захлёстывает прилив адреналина.

Хорошо помню вкус его губ, способный сводить с ума. Я и не забывала его. Я просыпалась каждый день только ради того, чтобы вновь ощутить его на своём языке.

Смело запрокидываю руки на его плечи. Хочу стать чуточку ближе к нему. Прижаться к нему хочу, но Кирилл сбрасывает руки с себя. С резкостью. Доставляя боль. Унизив меня.

Поцелуй становится непривычно грубым. Кирилл жесток, но я понимаю, почему. По его мнению я не заслуживаю ласки и нежности.

И пусть.

Он не позволяет мне отстраниться. Не позволяет вздохнуть, пока у меня не заканчивается весь запас воздуха в лёгких. Он забрал его себе. Украл, как и моё сердце.

Он продолжает кусать мои губы, рвать их до крови, но я не показываю ему своей боли. Терплю и наслаждаюсь тем, что он просто рядом.

Кирилл разрывает поцелуй. Пристально глядя на меня, стирает рукавом мой след, въевшийся в губы.

Затравлено смотрю на него из-под ресниц. Ненавижу себя за то, что позволяю ему использовать себя, как какую-то грязную шлюху.

Ведь так оно и есть. Он жаждет меня трахнуть. Просто трахнуть и исчезнуть, оставив после себя дыру в груди. Я ничего не делаю для того, чтобы остановить это безумие. Ничего, потому что я сама безумна. Он заразил меня им.

Кирилл разворачивает меня к себе спиной. Видимо, ему противно смотреть в мои глаза и видеть в них любовь, а не похоть. Это последнее, что он желает сейчас видеть в них.

Не церемонясь, он задирает подол моего платья, быстро спускает вниз колготки с трусами.

— Спорим, ты вся уже мокрая, — издевательским тоном произносит. — Можешь не отвечать, я и так знаю. Ты течёшь даже тогда, когда я просто прохожу мимо тебя.

Прикусив язык, я молчу. Обидно до слёз. Меня ломает от пронизывающего холода, исходящего от него, от его слов. Всё не так. Руки не те, они стали чужими. Кирилл стал чужим для меня.

Вздрагиваю, когда он проскальзывает рукой между бёдер. Он накрывает ладонью лобок, пальцем раздвигает складки и входит в меня.

— Ну, что я говорил? Течёшь, прям как самая настоящая сучка. Ненасытная сучка, изголодавшаяся по моему члену, — надменно мурлычет у моего виска.

Пока обида не задушила меня, я упираюсь ладонями в стену и выставляю зад ему навстречу. Вращаю им по кругу, насаживаясь на палец глубже, вбирая его в себя. Подстраиваюсь под его ритм, поскольку сейчас только Кирилл руководит мною.

Он дышит мне в затылок. Часто. Нажимает на клитор, кружит по нему, по капле возвращая мне своё тепло.

Я стараюсь удерживать в себе стоны. Нельзя, чтобы он слышал их. Он только их и ждёт. Это как знак того, что он так быстро отыскал подходящий ключик к моему оргазму. Но когда чувствую, как уже начинает накатывать оргазм, самоконтроль теряется. Кафельные стены волчком закручивают мои стоны, распространяя их по помещению.

— Хочешь кончить? — иронично хмыкает он. — Хочешь, я спрашиваю? — цинично повторяет. Я могу лишь промычать и кивнуть. И когда кажется, что оргазм уже неминуем, Кирилл вдруг резко вынимает палец из влагалища, заставив клитор болезненно пульсировать, а тело содрогаться. — А хер тебе! Вряд ли ты вообще сегодня кончишь.

Этот подонок умело закручивает мои нервы. Он перевязывает их в узел, глазом не моргнув.

Кирилл отталкивает меня в сторону, становится возле корзины для белья и переворачивает её вверх дном. Выпрямляется, напоровшись на мой вопросительный взгляд.

— Это потому, что ноги у тебя короткие, — летит в мою сторону очередное оскорбление. Когда понимает, что и эти слова я "проглочу", он указывает на корзину. — Вставай коленями на неё.

Я неподвижно стою, прижав руки к груди. Не хочется верить ни глазам, ни ушам. Жалею, что сразу же не выставила его вон, не поставила на место. На что-то надеялась, как дура повелась на его слова. А он просто играл со мной и моими чувствами. Игра — и есть смысл его жизни. В ней нет правил, а победитель всегда один и тот же. Он.

Тяжёлый вздох Кирилла разносится по ванной комнате. Он раздражённо закатывает глаза на моё бездействие и беспомощный вид, дёргает меня за руку. Ухватившись за талию, поднимает меня и коленями ставит на дно корзины.

Сразу же слышу лязгающий звук ремня. Ширинку расстёгивает.

Я опасаюсь развернуться, чтобы посмотреть на него. Боюсь даже дёрнуться, но всё происходит настолько быстро, что мои мысли не успевают за Кириллом.

Он задирает на мне платье. Хлёстко шлёпнув по ягодице, прижимает твёрдый член к влажным складкам и без предупреждения вторгается внутрь.

Вскрикиваю, зажмурившись. Теряю равновесие, прижимаюсь щекой к стене.

Я не была готова к такой боли. Тело моё не было готово к тому, что Кирилл будет стремиться порвать меня снизу.

— Тебе надо заткнуться, если не хочешь, чтобы нас застукали, — угрожает он.

Кирилл небрежно заводит мои руки за спину, зажимает их между нашими телами. Он прижимает ладонь к моему рту. Под тяжестью руки я сильно выгибаюсь в спине, принимая всю длину его члена. Он настойчив и даже жесток. Придерживается неумолимому ритму, превращая разум в пепел. Мне невыносимо больно, но эта боль теперь уже граничит с удовольствием.

Хочется закричать, освободить себя, но нет ни малейшего шанса. Кирилл напористо заводит мою голову назад так, что я могу встретиться с его взглядом, наполненным зловещей темнотой.