Слышу как Кирилл безрадостно хмыкает. Поднимаю голову и сразу же напарываюсь на его взгляд. Он кромсает меня по кусочку.

— Так пути наши разошлись, — ненавистью пронизано каждое слово. — Всё довольно просто: она оказалась двуличной дрянью.

— Кирилл, как так можно о девушке? — у моей мамы глаза на выкате, она не привыкла слышать такие словечки за столом.

— Ну ты только сама посуди, вот, если бы твоя знакомая, к примеру, как-то сказала своему мужчине, что беременна, а на самом деле это было бы лишь для того, чтобы удержать его, то какими двумя словами ты бы охарактеризовала такой поступок?

— Ну, во-первых, мои знакомые до такого не опустились бы никогда, — в голосе мамы проскальзывают нотки недовольства, она одаривает меня странным взглядом, что аж булочки мои сжимаются от неловкости. — А во-вторых, я нисколько не оправдываю поступок той девушки, но вы, мужчины, сами до такого доводите. Вас нынче ничем не удержишь, вот девушки и идут на отчаянный шаг. Глупо очень, конечно. На что она рассчитывала вообще?

— Да уж, на что девушки только не готовы пойти, ради того, чтобы устроить свою жизнь, — крёстная поддерживает слова мамы, а потом широко улыбается своему мужу и целует его.

Обстановка с каждой секундой становится всё более напряжённой. Я боюсь лишний раз моргнуть, чтобы не выдать себя и своё нервозное состояние.

В такой обстановке мы встречаем Новый год. Я загадываю желание под бой курантов: чтобы Кирилл наконец-таки обрёл свой смысл жизни. Тот, который никогда его не предаст и никогда не поступит подло в отношении него. А потом сославшись на то, что мне нужно переодеться, я удаляюсь. Поднявшись по лестнице, я вхожу в ванную, запираюсь. Там-то меня и накрывает новая волна истерики, продолжительное время размалывающая в крошку мою грудную клетку.

— Зачем? Зачем ты пришёл сюда именно сейчас? — тихо скулю я, ладонями опираясь о раковину.

Включаю воду, чтобы смыть с лица слёзы. Чтобы холодной водой привести себя в чувство, как вдруг ручка с той стороны прокручивается и в ванную комнату входит Кирилл.

Слышится щелчок замка, как предупреждающий сигнал об приближающейся опасности. Нервы взводятся пружиной, а затем натягиваются стальными тросами.

Он запер нас, хотя прекрасно знает, что это ненадёжно.

Я отключаю воду, становлюсь к нему лицом и, боком навалившись на раковину, обхватываю себя руками. Закрытая поза тоже весьма сомнительная преграда от него.

Сохранять спокойствие становится задачей номер один в этом безмолвном поединке. Довольно несложно, но и с этой задачей я не справляюсь, стоит встретиться с ним взглядом. Судорогой сводит, когда он им пригвождает меня к месту, разрушая все преграды к чёртовой матери.

Я ведь в красках представляла нашу встречу, но я и не надеялась, что она будет так схожа с той, с какой и началось моё счастье. Видимо, сейчас ему суждено здесь и закончиться. Всё логично.

— Ты встречаешься с кем-то? — неожиданно спрашивает.

Эхо проникновенного голоса заполняет сознание и путает его. Мне ведь послышалось?

— Чего?

— По-моему, в помещение достаточно хорошая слышимость или мне нужно повторить вопрос? — спиной он прислоняется к двери, убирает руки в карманы брюк. — Ты встречаешься сейчас с кем-нибудь?

Не послышалось. Таким образом он желает поиздеваться надо мной.

Даже и не знаю как реагировать на этот вопрос. Мой разум неистовствует, выдвигая различные предложения, одно из которых — вмазать ему по нахальной роже, а другое — упасть к его ногам и вымаливать прощение.

Я готова хоть сейчас пойти на унижения. Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы он простил меня, но я слишком хорошо знаю Кирилла. Знаю, что происходит с ним, когда его доверие сравнивают с землёй. Я не смогу вернуть доверие. У меня не получится заслужить прощение, поэтому и пытаться бессмысленно. Особенно сейчас, когда он настроен так враждебно.

— Ты серьёзно? Мы не общались целый месяц, а первое, что ты спросил у меня при встрече, встречаюсь ли я с кем-то? Да ты..., — задыхаюсь я от возмущения, — ты даже не поздоровался со мной!

Он моргает, сохраняя лицо неподвижным.

— Ох, что это я, правда? Доброй ночи, Яна Константиновна! С Новым годом! Хорошо сегодня выглядите, вы случайно ни с кем не встречаетесь, м?

Сколько яда в этих словах, но в глазах его я вижу тот самый мир непрекращающейся боли, что так схож с моим собственным.

— Это тебя никак не должно касаться, — вздёргиваю нос и отворачиваюсь.

— Этот ответ предполагает "да" или "нет"? — требовательно спрашивает.

— Это предполагает: "не твоё собачье дело".

— Ну надо же, как мы заговорили! Тогда может быть ты с кем-то трахаешься?

— А разница?

— Ну, если для тебя нет никакой разницы, то это просто пиздец! — брезгливо выдаёт, уже сочтя меня шлюхой.

Внутренности выворачивает наизнанку. Хочу сказать всю правду о том, что на душе хранится, но всякий раз глянув на него, я испытываю одну лишь горечь. Ему раз плюнуть обидеть меня. Считайте, теперь это его хобби.

— Нет, я ни с кем не встречаюсь, а это значит, что я ни с кем не трахаюсь! — фыркаю раздражённо. — Даже мысленно!

Он почти незаметно кивает. Но что-то подсказывает, не верит ни единому моему слову.

— Как ты вообще? — после мучительной паузы спрашивает. Произнёс так, словно заставил себя. На самом деле эму это даже неинтересно.

— В каком смысле? — отвечаю, думая, что этого будет достаточно, но этим я только рассердила его:

— Разве у этого, мать твою, вопроса может быть какой-то другой грёбаный смысл? Как ты поживаешь? Всё ли хорошо у тебя?

— Да, нормально. Сойдёт, — не очень-то и убедительно.

Он прищуривается, внимательно рассматривая мою испуганную физиономию, до души добирается с такой лёгкостью. Её содержимое не устраивает его.

— Почему я тебе не верю?

Я молчу. Сомневаюсь, что ответить на это. Я расклеилась и почти плачу: в носу щиплет, в горле ком растёт гигантских размеров. Я пытаюсь успокоить свои нервы, но это ни хрена не работает рядом с ним.

— Да потому что ты знаешь, как я! Ты лучше остальных знаешь, как я поживаю и мне, если честно, непонятно, зачем ты пришёл сюда и спрашиваешь меня об этом? Чтобы из моего "нормально, сойдёт" сделать "хуже некуда"? — вдоволь накричавшись, я подхожу к нему и пихаю плечом. — Дай пройти! Я хочу посмотреть на фейерверк.

Кирилл сильнее наваливается на дверь. Как и в прошлый раз он подцепляет локон моих волос, закручивает его на палец, о чём-то задумавшись. Я помню, чем всё это закончилось в прошлый раз. Снова толкаю его, применив большую силу. Тот лыбится как придурок, скептически расценивая мои попытки сбежать от него.

— Поиграем? — тихо произносит.

Он резко обхватывает ладонью одно моё запястье, затем другое. Понадёжней наручников. Делаю трусливый шаг назад, дёргаю руками, доставляя себе боль, а ему добавляя чувства превосходства. Можно подумать, он нуждался в этом. Самоуверенности в нём в избытке, а вот во мне уверенности как не было, так и нет.

— П-поиграем? — в горле першит от развратных мыслей. — Во что ты хочешь поиграть?

— Как во что? В дружбу без трусов, конечно же.

Ощущаю горький привкус разочарования.

Боже, и это у него я хотела вымаливать прощение? У этого эгоистичного мерзавца?

Я бы, наверное, задала ему вопрос: да что с тобой стало?

Но так вышло, что я и так знаю ответ. Я всему виной. Это я заставила его вернуться к своему привычному образу жизни отъявленного мудака.

Я снова дёргаю руками, но вместо того, чтобы вырваться, оказываюсь припечатанной к его груди.

— Не смей воскрешать в моём сердце то, что я практически смогла похоронить у себя в голове! Прошу, не нужно этого делать, — жалостливо произношу, заглядывая в его глаза, погружающиеся во мрак.

Кирилл выпускает одну мою руку. Сведя брови к переносице, просовывает свободную ладонь в моё декольте. И я бы с удовольствием стукнула его по башке, если бы не его озадаченный вид.