— Вы думаете, что он сделал больно? Несколько ударов в живот и разбитая губа? Я покажу вам боль, доктор Дисил. Сильную боль. — Он кипит: — Пока последние слова, которые вы выкаркаете из своего мерзкого рта, будут: пожалуйста, просто убей меня. Итак, я предлагаю вам ответить на наш вопрос, прежде чем мне нечего будет резать. — На мгновение фасад самого богатого, будущего политика Пондероз Спрингс трескается. Существо, которое скрывается внутри, выходит поиграть.

— Я не говорил, я просто… — он запинается, готовый сорваться. Только для нас это недостаточно быстро.

Звук того, как кто-то режет морковь, снова заполняет комнату, еще одна костяшка отрубается, остается лишь щепка пальца. Белая рубашка Тэтча от Версаче залита кровью.

Еще один крик наполняет комнату, и я благодарен, что мы смогли попасть сюда в нерабочее время.

Ховард пытается отдышаться, а Тэтчер снова выстраивается.

— Подождите, подождите, остановитесь, пожалуйста! Я вам скажу! Я скажу тебе, только остановись!

Наконец-то слова, которые мы так долго ждали. Я откидываюсь от стены, немного иду к ним.

— Я не знаю, кто это был. Все, что я знаю, это то, что я получил письмо, когда тело Розмари было доставлено в мой офис, с просьбой скрыть любые доказательства нечестной игры на теле. — Он дышит, скуля от боли между словами,

— И как это связано с Роуз? — Тэтч надавливает на палец.

— Подожди, подожди. Он умоляет: — Сначала я был против, я все равно собирался поместить свои выводы в отчет, б… но…

— Они делают то же, что и все в Пондероз Спрингс. Тебе дали деньги за молчание. — Я заканчиваю. Моя кровь кипит в венах.

— Да, и мне нужны были дополнительные деньги! Я не мог пройти мимо. Я проверил свой банковский счет и, конечно же, там были деньги.

— А Роуз? Что послужило причиной ее смерти? — спрашивает Рук из-за стола, его руки так крепко сжимают его край, что я подумал, что дерево может треснуть под его хваткой.

— У нее была аллергическая реакция на что-то в препарате. Его вкололи ей в шею сбоку, я нашел входное отверстие. Но когда я проводил обследование, кто-то затолкал ей в горло несколько таблеток, пытаясь сделать более правдоподобным, что она их приняла сама, но они сделали это посмертно, так что…

— Значит, она не могла их проглотить. Тэтч заканчивает за него.

Он кивает: — Она умерла от анафилактического шока! Это все, что я знаю, клянусь Богом! — Он плачет, кровь, вытекающая из его руки, бьется в такт его сердцу.

Между всеми нами наступает быстрое молчание. Мы ожидали, что, возможно, кто-то с деньгами скрывает тот факт, что они убили ее, чтобы напасть на мэра.

Думаю, мы были не единственными монстрами, скрывающимися в городе.

Тэтчер смотрит на меня, и я киваю, давая ему добро. Он начинает чистить свои ножи, вытирая их о брюки и аккуратно кладя в чемодан.

— Таблетки с ее горла, где они? — спрашивает Сайлас из-за его спины.

— Нижний, левый ящик. Они в пакете Ziplock. Пожалуйста, пожалуйста, только не убивайте меня! — Он плачет.

Рук достает мешок, и все мы идем навстречу друг другу, образуя небольшой круг.

— Они помечены, какой-то символ на них. Хотя он выцвел, я должен проверить его. — Он щурится, глядя на ярко-розовые таблетки: — Я могу позвонить нескольким людям, узнать, кто продает экстази с этим ярлыком.

Ебать торговцев наркотиками и метить их дерьмо.

— И что для нас будет после наркотиков? — навязывает Тэтчер.

— Это все, что у нас есть прямо сейчас. Либо так, либо никак. —Указываю я. — Тэтчер, заканчивай, и давай убираться отсюда.

Глядя на Сайласа, я спрашиваю: — Ты в порядке?

Он кивает, засовывая руки в карманы толстовки: — Нормально.

Зная, что это все, что я от него получу, я не стал спрашивать снова. Когда ему что-то понадобится, он даст нам знать. Сайлас не разговаривает без крайней необходимости.

— Подожди, подожди, что ты делаешь? Я тебе все сказал! — Говард кричит, когда Тэтчер направляется к нему.

Он наклоняется, одной рукой хватается за затылок, а другой прижимает лезвие к горлу, из-за давления вытекает тонкая струйка крови.

— Если скажешь хоть слово, я вернусь за кусочком. Тогда я заберу твой коварный язык. Или, может быть, я пойду за твоими, детьми. Думаешь, им понравится моя коллекция ножей? — Говард бормочет слова, что-то вроде просьбы.

— В последнее время вы хорошо умеете что-то скрывать, убедитесь, что так и останется, доктор Дисил. Не. Зли. Меня. — Он толкает.

— Ясно?

Тэтчер поднимает свой чемодан, хватает черный пиджак и перекидывает его через предплечье, идя в ногу со мной, пока мы выходим из офиса.

Я чувствовал тяжесть на своих плечах, когда мы шли к нашим машинам на стоянке, змея скользила по моему позвоночнику, зная, что это последний человек, которого мы оставим в живых в нашем путешествии, чтобы отомстить.

Милосердия больше нет.

Черный и золотой цвета экстравагантности, богатства и таинственности заметны повсюду. Это фирменные цвета школы, и они как нельзя лучше подходят. Я брожу по богато украшенным коридорам. Высокие арочные калейдоскопические окна, которые вызывали у меня головокружение от ослепляющего света. Все вокруг меня казалось… дорогим.

Я видела группы девушек, сбившихся в кучу, когда они проходили мимо меня, взявшись за руки и хихикая над чем-то забавным. Их каблуки щелкнули синхронно, волосы у каждой были аккуратно заплетены на спине. Потерялись в своем собственном мире. Ада пищит у меня в кармане, высовывая голову, но снова прячется, когда я ныряю за мячом, который был запущен над моей головой, и резко поворачиваюсь, чтобы увидеть, как парень ловит его клюшкой для лакросса. Он радостно воздевает руки, а его друзья топчутся мимо меня, толкая меня в плечо, посмеиваются и дают друг другу пять.

Другая девушка раздавала листовки для команды дебатов, ее выглаженная клетчатая юбка и свитер-жилет говорили, что она, вероятно, хочет сделать что-то важное в жизни. Я чувствовала себя не в своей стихии, как будто я была всего лишь тенью в их жизни.

Я имею в виду, что они не виноваты в том, что родились в богатстве, а я нет.

Эта волна понимания, осознанием обрушивается на меня, когда я иду по этим извилистым коридорам, через направленные арки и вверх по украшенным лестницам. Наушники впились мне в уши, завибрировали.

Здесь меня никто не знает.

Ни одна душа не знает, кто я.

Я пробираюсь сквозь одноклассников, двигаюсь и двигаюсь сквозь воссоединяющие объятия второкурсников. Едва заметили, не потому, что я была странной или меня игнорировали, а потому, что я была новичком.

Я добралась до комнаты в конце третьего этажа. Слева заправлены золотые цифры, 127 спереди. Моя рука схватила дверную ручку сразу после того, как кто-то постучал меня по плечу. Я вынимаю наушники из левого уха, музыка все еще гремит в правом.

— Да? — спрашиваю я, глядя на высокую симпатичную блондинку с супербелыми зубами. Под мышкой у нее спрятан футбольный мяч, и она снова и снова лопает жвачку.

— Лиззи Флэнниган, — она протягивает ко мне свободную руку.

Я возвращаю: — Брайар, э-э, — я делаю паузу, не понимая, почему мы представились по фамилиям, — Лоуэлл.

Нервы булькают в моем животе. Страх автоматического отказа, который обычно связан с моей фамилией.

— Хммм, никогда раньше не слышала о Лоуэллах. Во всяком случае, Флэнниган, как и масло Флэннигана. Да, он принадлежит моему отцу, довольно круто. Я просто хотела предупредить тебя, прежде чем ты войдешь во дворец жуков. Она кивает головой в сторону моего общежития, лопая при этом пузырь.

С моих губ срывается вздох облегчения, как я уже сказала, меня здесь не знают.

— Дворец жуков? — спрашиваю я, отвлекая внимание от себя.

В таком хорошем месте была проблема с жуками? Может быть, если бы они перестали платить так много за косилки, чтобы они делали идеальные узоры в клетку, они могли бы получить истребитель.