Алистер Колдуэлл был моим, моим, моим.

— Кстати говоря, мой подарок требует немного драйва, ты согласна?

— Ты позволишь мне вести машину? Я поднимаю бровь, зная, что он ненавидит мое вождение. Его нервирует то, как я делаю повороты.

— Знаешь что, пройди через лабиринт так, чтобы я тебя не поймал, и все ключи твои.

Вызов вызывает у меня волнение. Я делаю нетерпеливый шаг назад от него, улыбка чеширского кота разъедает мое лицо. Я почувствовала, как мое сердце начинает биться быстрее, я медленно начинаю пятиться от него,

— Начинаем. — быстро говорю я, прежде чем развернуться и уйти обратно через лабиринт.

Зная, что хотя я действительно хотела водить машину, я всегда позволяла ему поймать меня.

— Что это за место? — спрашивает она, когда я закрываю за нами дверь мастерской.

Ее конверсы со скрипом касаются деревянного пола, когда она делает короткие круги, а потрескавшееся от снега лицо вызывает у меня улыбку.

— Он называется Пика. — Говорю ей: — Это тату-салон, в котором я учусь.

Она задыхается: — Ты придурок! Ты позволил мне неделю запихивать тебе в глотку заявки на тату-салоны и не сказал мне?

Я восхищался этим в ней.

Хотя кому-то это казалось невозможным, она верила, что я заслуживаю лучшего из всего. Украсть мои наброски и повесить их в своей комнате в общежитии, чтобы показать их Лире.

Приятно, когда кто-то верит в тебя.

— Я работаю здесь некоторое время. — Я веду ее вверх по ступенькам, где уже накрыт мой стол. Я приходил раньше, убирался, приготовил все для сегодня.

— Не могу поверить, что ты мне не сказал!

— Никто не знал.

— Даже мальчики?

— Даже они. — Чесно говорю я, садясь на крутящееся стул рядом с татуировочним креслом: — Это было единственное место, которое у меня было для себя.

Осмотрев все, она направляется ко мне. Садясь мне на колени, стул откатывается назад под ее весом.

— Так зачем мне рассказывать? Я знаю все о том, как ты защищаешь то, что принадлежит тебе, — она убирает мои волосы с моих глаз.

Мои руки лежат прямо над ее задницей, опираясь на ее бедра, пальцы зацепились за петли ее ремня.

— Я обещал, что все, что у меня есть, твое, помнишь? Никаких секретов.

Я сжимаю ее бедра, перекатывая ее тело у себя на коленях, быстро прижимаясь губами к ее губам в порыве поцелуя: — Я хочу, чтобы ты была со мной целиком.

Обвивая руками мою шею, оглядывая мастерскую: — И это все ты? Хочешь когда-нибудь стать обладателем одного из них?

Я киваю: — Что-то в этом роде. Я действительно просто хочу дать людям искусство, которое останется с ними навсегда. Татуировки — это высшая приверженность искусству, и мне нравится их вес.

Когда Шейд дал мне запасной ключ от этого места, я сомневаюсь, что это было сделано для того, чтобы я сделал татуировку своей девушке на Рождество, но я думаю, что это заставит его меньше беспокоиться о моей психической стабильности, если он узнает.

По крайней мере, он знал, что я способен поддерживать отношения.

Я думал о том, чтобы иметь свой собственный салон, когда стажировка закончится, нанять художников, которых я хотел, и выпускать определенный продукт. Мне понравилась идея быть ответственным. Отвечает за что-то позитивное, за мечту.

— Хочешь свой подарок? — спрашиваю я, проводя языком по ее нижней губе.

Брайар кусает меня за щеку, пытаясь сдержать волнение, но я знаю ее и то, как сильно она любит сюрпризы. Даже когда говорит, что нет. Мне также нравится легкое О, которое делает ее рот, когда она в шоке, напоминает мне, как она выглядит, когда кончает.

— Что это? —спрашивает она, и я киваю головой на черный кожаный стол с эскизами.

— Технически их два, но один из них находится под столом.

С энтузиазмом она спрыгивает с моих коленей, оставляя меня мерзнуть без ее присутствия рядом. Ее кусающие пальцы тянут черную коробку вверх и на стол. Не утруждая себя не торопясь, она начинает разрывать ее.

Я вижу белые шнурки, как только она срывает упаковку, ее визг возбуждения вызывает гул в моей груди. Форма удовлетворения, к которой я все еще пытаюсь привыкнуть.

Она поднимает красные кеды, прижимает их к груди, едва взглянув на них, прежде чем сказать:

— Я их люблю! — Я закатываю глаза: — Ты даже не видела лучшей части.

Вставая и встречаясь с ней на полпути, она переворачивает кеды, глядя на подошвы, на которых слева от нее написано мое имя, а справа ее имя. Я чувствовал, что я был слишком нарциссический засранец, чтобы надеть обе туфли и в первый, и в последний раз.

— Устал смотреть, как ты ходишь в рваной обуви.

Это была еще одна вещь, которая отличала Брайар от других. Как пара кед, которые ничего не значат для здешних детей, так много значат для нее. Она хохотала и пялилась на изготовленные на заказ конверсы, натягивая их на ноги и танцуя перед зеркалом.

Я никогда не видел, чтобы пара обуви делала кого-то таким счастливым.

— Еще один подарок, — говорю я ей, подходя к зеркалу, — я сделаю тебе татуировку, — Руки тянутся к ней, растирая мои инициалы на ее пальце, — все, что хочешь.

Наклоняясь ко мне, она мычит: — Ты имеешь в виду, что я буду в сознании в этот раз?

Глубокий смех сотрясает мою грудь, он отзывается эхом, когда я опускаю голову к изгибу ее шеи: — Если ты хочешь…

Я позволил ей решать, чего она хочет и где хочет. Полагаю, я должен компенсировать первую татуировку, которую ей сделали, учитывая, что она потеряла сознание. Хотя я не жалею, что отметил ее. Показывая всему миру, что она была моей. Я бы провел остаток своей жизни, занимаясь этим.

Она лежит на столе, ее рубашка закатана чуть ниже лифчика, обнажая ребра холодному воздуху салона. Я начинаю процесс дезинфекции всего, подготавливаю иглы, получаю все чернила. Это не большая татуировка, четыре маленьких слова на ее верхней части грудной клетки заняли бы минут двадцать.

Когда я готов, я смотрю на нее на столе: — Ты готова?

— Я думаю, что могу справиться с небольшой болью.

Я ухмыляюсь, нажимая ногой на педаль, и гул машины заполняет мастерскую. Я туго натянул ее кожу, начиная работать над трафаретом, который уже нанес на нее. Я впадал в своего рода транс, когда рисовал или делал татуировки.

Но с ней было иначе.

Как будто я помещал частичку себя на ее кожу. Показав ей это место, впустив ее в свой мир, в свою голову. Это было больше, чем просто мои инициалы палкой и тычком.

Эта татуировка что-то значила для нее, и я помогал ей увековечить ее навсегда. Каждый раз, когда она смотрела на любого из них, она думала обо мне. И именно этого я хотел, чтобы она никогда не переставала думать обо мне.

Чтобы никогда не переставала быть моей.

Потому что я никогда не перестану быть ее.

Ее тело вибрирует подо мной, вырывается короткий всхлип, который заставляет мой член дергаться, слушая ее прерывистое дыхание.

Когда я закончил, я быстро вымыл ее, сказав ей, что она может вскочить и посмотреть в зеркало, если захочет.

Когда я рядом с ней, меня всегда охватывает это неконтролируемое желание. У меня было это в первый раз, когда я увидел ее. Желая прикоснуться к ней, сломить ее волю, проверить, как далеко она готова зайти, чтобы найти удовольствие.

Я восхищаюсь ею, рубашка все еще заправлена под лифчик, обнажая подтянутый живот. Джинсы сидят низко на ее бедрах, надпись на ее грудной клетке, как будто она была создана, чтобы быть там.

Мы все воры.

Искусство на искусстве.

— Нравится? —спрашиваю я, хотя вижу, как ее глаза вспыхивают, как бриллианты, когда она видит надпись в зеркале.

— Я влюблена в нее. — Шепчет она.

Я стою перед ней, открываю полиэтиленовую пленку и обматываю вокруг ее спины. Мое тело в нескольких дюймах от нее, ее запах разжигает голод в моем желудке.