Успех, богатство прилипали к нему, как мухи к дерьму. Я презирал его немного больше за то, как он укладывал волосы, тот же угольно-черный цвет на моей макушке, только меньше геля.

Передо мной стояли две противоборствующие силы, обе я хотел погубить самыми разными способами.

Погода была приличная, достаточно теплая, чтобы Брайар могла носить шорты, которые мамы носили в восьмидесятых. Я проследил ее длинные ноги до разорванных конверсов, на левой ноге был кусок серебряной изоленты сбоку. Предполагая, что он был там, чтобы скрыть большую задницу, которая все еще была очевидна.

Ее волосы, пойманные порывом ветра, скользнули за ее спину, когда она улыбнулась моему брату, который помогал собирать ее книги с земли.

Мне хотелось оторвать ему руки за то, что он заставил ее так улыбаться.

За то, что привлек ее внимание.

Мои ногти впились в ладонь, сжав ее так сильно, что я подумал, что кровь могла выйти на поверхность. Как она смеялась над чем-то, что он сказал, и как он нарочно следил за тем, чтобы их пальцы соприкасались, когда передавал ей книги.

Я не был уверен, хотел ли я сначала убить его или наказать ее.

Дориан не должен был появиться еще неделю или две, по крайней мере. Он никогда раньше не появлялся на праздниках, а в том году, когда он появляется, он пытается забрать то, что принадлежит мне. Он снова вырывает то, что принадлежит мне, прямо из моих чертовых рук.

Доказывая, что я был ничем иным, как его запасным. Все, что у меня было, было только его взять.

Но не в этот раз. Не она.

Брайар моя.

Моя, чтобы мучить.

Моя, чтобы манипулировать.

Моя, чтобы ломать.

Ей, черт возьми, давно пора было узнать, что бывает, когда она не играет по моим правилам.

Я смотрю на парней, чувствуя, что мне нужно физически отвести от них взгляд, — Кажется, я знаю кое-кого, кто может помочь нам с сейфом.

Хочет она того или нет.

Мешок, закрывавший мое лицо, неожиданно срывают, достаточно грубо, чтобы моя шея зашипела от горя. Капли воды ударили меня по щеке. Я скалю зубы, моргая несколько раз, заставляя глаза адаптироваться к полумраку.

Все казалось туманным, включая мою память, когда я пыталась собрать воедино, как я здесь оказалась. Последнее, что я помнила, это то, что я вышла из библиотеки, как только зашло солнце. Я сделала это сразу за пределами своего зала общежития, прежде чем все стало мрачным.

Я ощущаю на языке металл, острее меди, горче крови.

Страх перед неизвестным переворачивается у меня во рту, когда я осматриваю свое окружение. Мои конверсы на бетонном полу, плесень украшает его тупыми узорами, и я чувствую запах сухой гнили здания, в котором нахожусь. Свечи время от времени освещают пространство, достаточное, чтобы показать мне остальное, что находится внутри.

Разбитые витражи, выдолбленные квадратные пространства, где раньше стояли гробы, — все это говорит мне, что я была здесь раньше.

Мавзолей, куда Лира затащила меня за несколько мгновений до того, как я стала свидетелем смерти. Видимо, это было и мое последнее пристанище. Как уместно. Я огляделась, не видя никаких признаков моей соседки по комнате, надеясь, что исчезновение вызовет у нее тревогу, чтобы сказать кому-нибудь, что я пропала без вести. Если она еще не была схвачена сама.

Я только надеялась, что помощь прибудет сюда до того, как они закончат то, что было начато.

Алистеру официально наскучили наши игры туда-сюда. Когда они не обращались к нам и ничего не делали в течение последних двух недель, я знала, что они замышляют что-то серьезное.

Объединяем эпический финал этого адского праздника.

Я собираю весь страх во рту, отказываясь умирать в страхе. Особенно перед этими придурками. Я дала им достаточно этого с тех пор, как попала сюда.

Рванувшись вперед, я плюю на чей-то ботинок. А так как Тэтчер всегда носит оксфорды, Рук неравнодушен ко всему, что делает его похожим на придурка-плейбоя, а Сайлас, который носит просто кроссовки, я знаю, что моя слюна попала в предполагаемую жертву.

Мой самый нелюбимый член их сатанинского культа немного трясет ботинком.

— Я убивал людей и за меньшее. — Отполированный голос Тэтчера прорывается сквозь тишину.

Я хрюкаю, и, если бы взгляды могли убивать, Тэтчер Пирсон был бы в шести футах под землей. — Хорошо, что я не плюнула тогда на твою, — отвечаю я. У меня першит в горле, и я бы отдала палец левой ноги за воду.

Алистер подходит ко мне ближе, наклоняясь так, что мои неподвижные глаза встречаются с черными дырами лице. Светящиеся кристаллы обсидиана посылают в мою душу предупреждение о кризисе. Я вызывающе искажаю лицо, заставляя себя смотреть на Сайласа, прислонившегося к стене, мои глаза сосредоточились на татуировке на внутренней стороне его запястья. Рук фланговая слева, играя зажигалкой.

Эти двое были жуткими сами по себе. Я знала, что если я сведу кого-то из них с ума, они могут поджарить меня на костре только для того, чтобы потом скормить своим питомцам. Я знала репутацию Тэтчера, и одного этого было достаточно, чтобы оправдать кошмары.

Но какими бы устрашающими они ни были, какими бы нервирующими они ни были, на них все же было легче смотреть.

На всех их было намного легче смотреть, чем на него.

С жаром в своих прикосновениях он впивается пальцами в мои щеки, сжимая мои губы, вынуждая мою голову вперед, требуя, чтобы я снова встретилась с его взглядом.

— Смотри на меня, Маленькая Воришка. — Он угрожает таким резким тоном, что моя кожа электризуется. — Или ты забыла, что ты принадлежишь мне?

Я удерживаю его взгляд, не отступая ни на секунду. Я позволила его черным глазам пронзить мои собственные. Собственнический характер его хватки повышает мой неповиновение.

Он владеет моим страхом. Не они. Вот что он говорит глазами.

— Твой страх заканчивается и начинается со мной, только со мной. — Он продолжает, наслаждаясь силой, исходящей от этого заявления. Алистер знает, что бы ни случилось, его друзья никогда не напугают меня так, как он.

Они никогда не заставят мое сердце учащенно биться и жар не закипит под моей кожей, как он. Они никогда не будут контролировать меня так, как он это сделал.

Мы оба знаем, что он прав, и это заставляет меня нервничать, признавая это, даже внутренне. Для такой сплоченной группы социопатов этот тоже не разделяет.

— Нет. — Я наклоняюсь к нему лицом, наше дыхание смешивается, как в бассейне. — Льсти себе. — заканчиваю я, отдыхая в кресле.

— У тебя нет ни хрена, Алистер. Это деньги твоих родителей. Без этой фамилии у тебя ничего нет. — Я ухмыляюсь, сдерживая пульс.

Они все равно собирались убить меня, верно? С таким же успехом я могла бы рассказать им, что именно я думаю о каждом из них.

— Не думаю, что ты в том положении, чтобы делать циничные замечания, провинциалка. — Тэтчер защищает своего друга, скрестив руки на груди, расстегнув белую пуговицу и закатав локти. Вены на его предплечьях тревожно-синего цвета.

— Ах, да? — Я скосила ему глаза. — И что ты собираешься с этим делать, Норман Бейтс? Порежеш меня, потому что твои мама и папа тебя не любили? Я саркастически надула губы.

Когда Лира говорит о Тэтчере, она всегда невнятно. Как будто он бугимен, который всегда подслушивает под твоей кроватью. Я еще не видела его в действии, поэтому никогда не воспринимала его всерьез. То, как он вальсировал в своих маленьких пальто и водолазках.

Для меня он был просто парнем с бушующими проблемами мамы, которые нужно было срочно лечить.

До сих пор, когда его маска утонченности падает, как якорь, на морское дно, увлекая за собой меня. Рвота поднимается вверх по моему горлу, когда он угрожает мне взглядом, настолько лишенным каких-либо эмоций, что я не уверена, что у него вообще есть душа.