– Я Гес Шукаш, коронный судья княжества Халоб. Назови своё имя.

– М-маржинель, – ответила я. – Маржинель Скиар-Тойнур.

– Итак, девица Скиар-Тойнур, изволь рассказать, как всё было, – обратился ко мне коронный судья. За время, проведённое в подземелье, я успела обдумать своё положение и подготовиться к вопросам.

– Я сбилась с дороги. Направлялась как раз в этот город, напрямик через лес, и заблудилась.

– И решили проложить себе сквозную дорогу, снося деревья огненными шарами? – усмехнулся судья.

– Нет! – сердито ответила я. – Я просто учусь магии. Собиралась попробовать разжечь костёр, а вместо этого получился фаербол.

– Фае… что? – приподнял брови судья.

– Фаербол, – ответила я. – Так у нас называют огненные шары.

«А сейчас этот судья, видимо человек неглупый, возьмёт, да и спросит тебя: «А у кого это – «у нас»»?», – ехидно заметил внутренний голос.

– «У вас», говорите? – протянул судья, задумчиво глядя на меня. – А, впрочем, я не силен в эльфийском. Вы ведь эльфийка?

Я кивнула.

– И направлялись в Гогар очень издалека, – продолжал размышлять вслух судья. – Давно ли оставили родные места?

– Нет, недавно.

– Ладно, это мало относится к делу. Лесничий Хареф утверждает, что вы набросились на него с мечом, не так ли?

– Не так! – замотала головой я. – Это он набросился, вот мне и пришлось вытащить меч!

– Почему же вы не воспользовались чарами?

– Ваша честь! – умоляюще воскликнула я. – Разве вы не понимаете? У меня только что вышло кривое заклинание. Я подумала, что если попробую наколдовать ещё что-нибудь, то вообще спалю всё вокруг!

– Успокойтесь! – поднял руку судья. – Так значит, вы не жаждали крови и не собрались никого убивать? Похвально, похвально. Вы грамотны?

Я кивнула.

– В таком случае, напишите всё, как было, – судья одной рукой вынул из стола и протянул мне свиток пергамента, а другой придвинул поближе чернильницу с пером.

Я взяла перо и вдруг с ужасом поняла, что вряд ли смогу написать им хоть что-нибудь – мои руки слишком привыкли к клавишам и шариковым ручкам. Вдобавок, до меня дошло, что, хоть я и вытребовала у цыганки дар понимать все языки этого мира и разговаривать на них, однако про знание алфавита и грамматики, увы, не подумала. Что же делать? Эврика! Судья сам сказал, что не знает эльфийского, да и слово «фаербол» не показалось ему подозрительным… Так что напишу-ка я чистосердечное признание по-русски! А там, пока найдётся эльф, который согласился бы перевести мои каракули, пока выяснится, что это ни разу не эльфийский, пока то, да сё – глядишь, всё уляжется, и мои показания уже станут никому не нужны.

Я обмакнула перо в чернильницу. Писать было адски неудобно, буквы лепились вкривь и вкось, строчки ползли вверх-вниз, словно на кардиограмме, но я всё-таки справилась с задачей. Коротко изложив суть инцидента, я пододвинула пергамент судье. Тот взял пригоршню песка из коробочки на столе, насыпал на свиток и стряхнул.

– Что ж, мне всё ясно, – произнёс он, убирая пергамент. – Увы, вам придётся вернуться в камеру, а завтра состоится суд.

Цепи на меня таки не надели, но даже без них сидеть в камере было невыносимо как для тела, так и для души. Поэтому я чуть было не кинулась на шею надзирателю, когда тот принёс обед – какую-то жидкую бурду в деревянной плошке. А потом снова потянулись томительные часы. Я размышляла над тем, как следует вести себя на суде. Прикинуться бедной овечкой и давить на жалость? Или наоборот, устроитиь скандал, взять судью на понт и пригрозить, что будет хуже, если он меня не отпустит? А может попытаться задействовать женские чары? Я ведь сейчас хоть и помятая, но всё-таки эльфика!

Выспаться почти не удалось. Поэтому на суд я снова тащилась нога за ногу. Вдобавок, похоже, меня всё-таки угораздило простудиться, так что я то и дело кашляла и чихала. Мда, с таким бэкграундом судью не соблазнишь…

Помещение, на этот раз, было другое больше и светлее. По стенам головы зверей и цветные гобелены; самый большой из них – с двумя серыми конями на золотом фоне. Стол побольше и побогаче, чем у коронного судьи. За столом – металлическое кресло, а в нём – тощий человек с острым носом и острой бородкой, одетый в пышный костюм серого и жёлтого цветов.

Поднимаясь из подземелья, я немного пришла в себя, так что догадалась, что это какой-то местный правитель. Не король, потому что без короны. Наверное, какой-нибудь граф или барон.

Рядом с креслом возвышался длинный, лысый человек, также одетый в серо-жёлтое, но скромнее – явно какой-то слуга. В руке он сжимал резной деревянный посох. Заметила я и вчерашнего судью, но не сразу – сейчас он скромно приткнулся на стуле у стеночки.

– Князь Тибор из дома Халоб, держатель Гогара и окрестных земель, своею властью свершает суд над девицей Маржинель Скиар-Тойнур из народа эльфов! – звучным голосом объявил лысый и стукнул посохом в пол.

– Признаешь ли ты себя виновной в злонамеренном поджоге леса? – произнёс князь, уставившись на меня.

– Не признаю! – с вызовом произнесла я, кое-как собравшись. – Поджог не был злонамеренным, и вообще всё случайно вышло!

– Признаешь ли ты, что намеренно не подчинилась моим добрым слугам, облечённым властью от меня?

– Нет, не признаю! Они мне ничего не сказали о своей власти, так что я не обязана была им подчиняться!

– Итак… – князь огляделся на присутствующих. – Я вижу, ты признаешь свои деяния, но упорствуешь в отрицании своей вины, тем самым отягчая свою участь… Сообразно твоим делам и словам, я, князь Тибор, глава дома Халоб приговариваю тебя, девицу эльфийских кровей Маржинель Скиар-Тойнур к телесному наказанию в виде пятидесяти ударов палками…

Меня словно ледяной водой окатили. Пятьдесят палок? Мамочки!

– А также уплате вергельда в размере ста золотых крон, – продолжал князь. – Телесное наказание будет исполнено немедля, а вергельд, в силу невозможности его выплаты будет взыскан из твоей платы за исполнение принудительных работ, на которые ты будешь определена, сообразно твоему умению, как только позволит твоё здоровье. Такова моя воля!

– Сие не противоречит законам, установленным правителями нашего государства, от его основания до сегодняшнего дня, и достойно вступления в законную силу! – добавил коронный судья, до сих пор не проронивший ни слова.

У меня подкосились ноги. Охранники швырнули меня на холодный пол и принялись стаскивать с меня одежду. Я задергалась и заизвивалась, скорее инстинктивно, чем осознанно, но один из охранников, тот, что потяжелее, наступил мне сапогом на шею, прижав лицо к полу. Я начала задыхаться и прекратила сопротивление.

Раздался ни на что не похожий свистящий звук, и моя спина вспыхнула огнём. Удар. Ещё удар. Я попыталась вскрикнуть, но изо рта вырвалось лишь жалобное поскуливание. Удары сыпались один за другим, и вскоре я потеряла сознание. Меня облили водой, приведя в чувство, и наказание продолжилось. На полу, под моим лицом расплывалась лужа слёз, я то проваливалась в беспамятство, то вновь выныривала из него, вздрагивая всем телом. Когда меня, наконец, перестали бить, я поняла это далеко не сразу. В голове мелькнула мысль о том, чтобы встать, но тело никак не отреагировало. Болело всё, что только могло болеть.

Меня в очередной раз облили ледяной водой, но вместо того, чтобы вскочить (как я сделала бы, если б это произошло в обычной жизни), я смогла только слабо пошевелить головой.

– Жива! – раздался над головой голос охранника.

– В камеру её! – отозвался князь. – Эй ты, беги за врачом!

«Какой врач?», – вяло подумала я. – Зовите могильщика, я сейчас сдохну…».

И сознание, в который уже раз, покинуло меня.

Когда я пришла в себя, то обнаружила, что лежу в кровати, лицом вниз. Стоило мне пошевелиться, как взорвалась от боли спина, а следом и всё тело. Я слабо застонала – на большее сил не было. С трудом приподняв голову, огляделась по сторонам. Это была уже не тюрьма. Небольшое темное помещение с двумя дверями. В стену, над моей кроватью, была зачем-то вделана железная скоба. Из небольшого окна под потолком пробивался неяркий утренний свет. А ещё я почувствовала, что на мою шею надето что-то тяжёлое и металлическое. Ошейник?