– Разделимся и большинство спасём!

– Не хочу разделяться! Никогда-никогда-никогда.

В старых ржавых «Жигулях» двое на заднем сиденье. Их руки и ноги сплетаются, как корни тропических деревьев. Они больше не два раздельных человека, они – единый организм. Чувствующий, живущий, желающий.

– А как думаешь, когда я тебе надоем? Что ты будешь делать на необитаемой планете, когда тебе захочется других мужчин, общества?

– Тогда я улечу в Берлин к твоей дрессированной зебре, немного побуду с ней, вспомню, как люблю тебя, и вскоре прилечу обратно.

– У нас не будет детей?

– А ты хочешь?

– Нет.

– Значит, не будет. Тем более это не гуманно – обрекать кого-то быть последним на этой планете, никогда не встретить свою любовь и не стать счастливым

– Да. Будем так же напиваться?

– Конечно! Можем вообще в себя не приходить!

– Так не особо весело.

– Пожалуй. Знаешь, я вот уничтожила всех людей и ещё половину животных, собираюсь бухать, ходить голой по улицам и ничего не делать, лишь смотреть твои фильмы и летать на самолёте по городам, пока вся техника мира не придёт в упадок. Но мы перессоримся, возненавидим друг друга и умрём от алкоголизма намного раньше. И мне кажется, что это единственное будущее, которого я сейчас желаю.

Серёжа нежно обнимает Марину и целует её уши, щёки, волосы. Целует так много и нежно, что она засыпает. Какое-то время они едут в тишине. Серёжа прислоняется лбом к стеклу и долго смотрит в окно.

Такси несётся по пустым улицам только просыпающегося города, заезжает во дворы микрорайонов. Серёжа аккуратно будит Марину, та пытается немного привести себя в порядок – собирает волосы в пучок, а косметики на ней нет ещё после душа. Марина показывает таксисту, где остановиться.

– Это невозможно, чтоб после такой ночи ты не осталась у меня. Мы поспим, а потом я накормлю тебя завтраком, и ты поедешь домой.

– Ты же знаешь, что так не получится, – Марина выходит из машины, Серёжа – за ней.

Парочка обнимается. Марина открывает свою сумку и достаёт оттуда деньги. Протягивает их Серёже.

– Отдашь водителю.

Серёжа хочет что-то сказать, но Марина быстро целует его в нос и бежит. Парень садится в такси.

Марина, одетая в пижаму, долго сидит на закрытом крышкой унитазе. Трёт уставшие глаза. Проходя мимо кухни, нажимает «пуск» на стиральной машине – вещи, в которых она была, крутятся в центрифуге, создавая замысловатый узор.

Марина заходит в спальню, залезает под одеяло и всем телом прижимается к Алексею. Он немного ворчит спросонья, но поворачивается в сторону жены.

– Марика, как смена?

– Как обычно, устала очень.

– Ноги ледяные!

– Спи, Лёшенька, спи!

Муж ложится на спину, Марина обнимает его левой рукой, целует в плечо и проваливается в крепкий безмятежный сон.

Следующим утром она купит яд.

Человечество изобрело уже столько классных и важных штук, облегчающих нашу жизнь, – почему же процесс покраски волос всё ещё такой сложный и энергозатратный? На улице выпал снег – сама природа помогала ей. Или это Серёжа?

Марина переживала, что её секрет могут узнать после того, как она покрасит волосы в приличный цвет. А теперь – холода, и можно надевать шапку или укутываться в шарф.

Никакого преступления в этом не было, ей не нужно было скрываться, и никто из жителей дома не знал её прошлого. Но зачем-то она продолжала притворяться матерью и даже себе не могла толком объяснить, для чего.

Марина растворила колор в перекиси и стала наносить краску прядку за прядкой – тёмный каштан подчеркнёт её яркие глаза и светлую кожу.

В пятом классе, совсем ещё девочкой, Марина готовилась к первому осеннему балу в школе – было специально куплено платье, и с подружками они целую неделю только о предстоящем празднике говорили. Марина была уверена, что Шорохов пригласит её на медленный танец, и ждала этого с замиранием сердца. Одно печалило – в такой близи он мог рассмотреть её усики! Чёрные волоски предательски вылезли над губой примерно полгода назад, но мама говорила, что Марина всё придумывает и никаких усов у неё нет.

Тогда она взяла дело в свои руки и выкрала пинцет из косметички родительницы, натёрла под носом кубиком льда для обезболивания, но после первых трёх волосков сдалась – ни один Шорохов таких страданий не стоит!

«Придётся всю жизнь теперь усатой и одинокой ходить», – проплакала несколько ночей Марина, пока не обнаружила разведённую перекись на полке.

Мать – пергидрольная блондинка – никогда не ходила в парикмахерскую, а подкрашивала отрастающие чёрные корни самостоятельно дома – в салоне дорого, особенно если каждый месяц надо. Вот и утром, видать, проводила процедуру, а убрать за собой не успела. Обесцветить усики показалось лучшей идеей из возможных – и как она раньше до этого не додумалась? Марина помешала кисточкой сиреневую пасту и густым слоем нанесла её на усы и, зачем-то, на подбородок.

Сколько краску нужно держать на лице, девочка не знала, проходила полчаса где-то, а когда смыла – в зеркало на неё смотрело чудовище с фиолетовыми ожогами в местах нанесения перекиси.

Ух, как она рыдала! Но ничего поделать было уже нельзя.

Спасибо любимой мамочке – та не только не стала ругаться, а, наоборот, пожалела и помогла впервые в жизни накраситься перед баллом. Впрочем, ни одному консилеру было не под силу полностью скрыть ожоги на лице Маринки.

Нельзя сказать, что класс у них был особо дружным или дети как-то поддерживали друг друга. Если замечали что-то не то, никто не гнушался поддразнить. Но, видимо, её «не то» было «слишком» даже для самых грубых и безжалостных мальчишек. В итоге пацаны не смеялись и девчонки не спрашивали, что это такое с ней произошло. И Шорохов всё-таки пригласил на танец – прекрасный, счастливый день.

Через месяц фиолетовые усы покрылись корочкой, которая вскоре отвалилась, оставив два гигантских белых шрама под собой. С годами они становились менее и менее заметными и сейчас проступали, только если Марина сильно нервничала или потела.

Так вот, с того самого пятого класса от любой краски она старалась держаться подальше. И сейчас не хотела, но выбора не было. Такой старухе охмурить никого нельзя.

Пока краска сохла на волосах, Марина открыла шкаф и ещё раз полюбовалась на платье: наверное, фасон слегка устарел – за модой она не следила, но зато как выгодно оно подчеркнёт достоинства фигуры!

А там, где не справится платье, – справятся две стимулирующие таблетки. Она немного боялась переборщить с дозировкой – вдруг его сердце остановится? Но другого выхода не было.

Собака подбежала к двери и тихонько зарычала – кто-то пришёл к соседям? Марина успела погулять с ней сразу после гинеколога, и за краской они вместе ходили. Собака ей нравилась, хоть и храпела ночами. А ещё с ней надо было выходить из дома дважды в день, но зато женщина не чувствовала себя такой одинокой и в заточении.

Как зовут собаку, Марина не знала. На редких свиданиях мать много рассказывала о шарпее, но почему-то не называла кличку, или просто Марина не слушала. Нужно придумать имя хотя бы для виду – как их там обычно называют? Жучка? Шарик? Нет, этот породистый – нужно что-то поблагороднее.

Собака опять зарычала, и Марика подошла к глазку: жена Асифа выскользнула из квартиры, аккуратно прикрыв дверь. Она была без верхней одежды – наверное, во «Вкус Востока» бежит. А Марина считала, что той религия в питейные места ходить не позволяет… И муж! Хотя в подобных семьях Бог и муж – это одно и то же.

Асиф Марине нравился – приятный мужчина, а вот Лейла напрягала – постоянно дома, носа из квартиры не кажет. Но она почти не говорила на Общем, да и в целом – интересовалась, судя по всему, только своей семьёй. Нормальные они, безобидные. «Можно будет подружиться с ней, как забеременею, – совета там спрашивать, опытом обмениваться». Правда, Марина ещё точно не решила, останется ли в этой квартире, когда плод будет в ней, или разумнее переехать.