Семь покушений на эльфийского короля? Если так, то кто-то начал эту игру очень давно. Как минимум, когда в Периаме приняли «Закон о периамском подданстве».

— Океан-отец, мы пробулькали всё на свете... — пробормотал рыцарь.

Эльфийские документы он отдал в архив с наказом сделать всё за неделю, но переписывать лишь сведения последних десяти лет. А сам отправился к Миррину.

— Бумаги вернём в срок, если, конечно, не возникнет обстоятельств непреодолимой силы, — сказал рыцарь и увидел, как посол еле заметно улыбнулся.

На восстановление Мильхэ и Геррету понадобилась почти целая неделя. Пару дней они вообще не могли ничего делать. Геррет не мог призвать даже малюсенький огонёчек. Только пару искорок, поэтому коротышку успешно использовали в качестве огнива. Воду тоже приходилось добывать самыми примитивными способами — лёд у ведьмы остался только в голосе.

Поэтому три дня они, можно сказать, ползли по буеракам, прячась в кустах и рощах: с двумя истощёнными генасами приходилось осторожничать сверх меры.

Миновав несколько хуторов — мёртвых и растерзанных, — наёмники добрались до большой деревни Дубки. И дубки здесь, надо сказать, росли отменные — целый лес каменного дуба, до которого ещё не добралась загребущая лапища цивилизации. Местное недружелюбное дерево шло только на малюсенькие нужды селян: поставить крепкий ворот для колодца, сработать надёжные оглобли, да срубить новый дом травнику. Последнее почти не требовалось — строения из каменного дуба могли стоять века, — а потому дубы в Дубках почти не валили.

Дом травника, стоявший по обычаю поодаль от деревни, был невредим и заброшен. Его хозяин, вероятнее всего, давно погиб.

После прятательно-ползательной дороги отряд целый день наслаждался валянием. На второй день безделья Мильхэ, уже не знавшей, чем ей заняться, пришла в голову новая безумно-разумная идея: использовать пирамидку, приманивающую Тварей. Точнее, в этом случае — отманивающую.

Всё дело в том, что в Дубках, засел огромный рой. Оценить его на глаз, конечно, ещё не могли — в деревню пока не совались. Но судя по тому, в каком количестве постоянно летали богомолы, а их гул и стрёкот слышались даже у дома травника, компания там собралась презнатная.

Мильхэ предложила эту компанию разделить с помощью пирамидки. Но опробовать план ледяной ведьмы сразу же не смогли. Пришлось ждать.

Пока же все изнывали от скуки, Мильхэ занималась непонятными вещами. В её рюкзаке нашлись странные и жутко интересные инструменты, которыми она мучила несчастный жучиный глаз. После Вешек она доставала его пару раз, внимательно разглядывала и убирала обратно. Теперь же от него остался только рисунок — сам глаз стал кучей хитиновых кусочков.

— Он нормальный, — вынесла Мильхэ вердикт на третий день издевательств над останками павшего врага.

— В каком смысле? — Геррет тут же оживился.

Фаргрен и близнецы спрашивали у него, чем занимается ледяная ведьма, но тот не мог ничего объяснить.

— Я думала, глаза у богомолов побелели от какого-то воздействия. Но они, кажется, сами по себе такие.

— И?

— У богомолов не бывает таких глаз. Глаза всегда такого же цвета, как тело. А даже если не такого, то не бывает резкого контраста. Ни у одного из видов.

— Где ты вообще их видела? — пробурчал Геррет.

— В Чащах.

Фар даже не знал, в какие такие Чащи лазила ведьма, что нашла не просто богомолов, а их разные виды. Он мог поклясться: среди знакомых ему наёмников никто таких Тварей не встречал. Неужели эльфы — известные скрытники и тихушники — не делятся полностью даже сведениями о Чащах?

— А из-за чего может измениться цвет глаз? — спросил Рейт.

— Пища, некоторые болезни могут повлиять... Но у животных в их естественной среде вряд ли.

— И? — Геррет ждал какого-то вывода.

— Их вывели.

Повисла тишина.

— У них признаки нескольких видов, странная окраска. В природе они охотятся из засады, им нужна маскировка. А окраска всё портит. Слишком пёстрая.

— И только поэтому ты решила, будто их вывели? — Голос Геррета был полон язвительного недоверия.

— По какой причине изменяются Твари? — вместо ответа спросила Мильхэ.

— Из-за двуногих, — не задумываясь брякнул Рейт.

— Вот именно! Богомолы живут внутри Чащ, их никто не видит, в отличие от других Тварей, которых часто встречают на Тракте и окраинах Чащ. — Ведьма внезапно разговорилась. — Чтобы богомолы настолько изменились, нужно внешнее воздействие. А раз они летят к пирамидке, здесь явно замешан кто-то разумный.

Все замолчали. Мильхэ была права — кто-то разумный точно тут поразумничал. Не могла же пирамидка самозародиться в вешкинском колодце...

Ещё через пару дней, когда к генасам силы вернулись почти полностью, они решили опробовать план Мильхэ. Ей и Геррету генасничать уже было можно, если осторожно.

Пирамидку закопали на дне ручья в овраге подальше от дома травника. К сожалению, там не водились аксольки. А ведь они сгодились бы на обед. Кощунство, но что поделать: на безрыбье и аксолька — прекрасное жаркое.

На следующий день в овраге обнаружились огромные пёстрые змеи с длинными узкими клювами, похожими на птичьи. Никто не удивился. Фаргрен в порыве северного ветра учуял ползучих Тварей ещё в дороге, но сказала о них Мильхэ, умудрившаяся разглядеть в грязи голубоватые камешки. Были это вовсе не камешки, а старый помёт змееклювов.

На деревьях, росших с южной стороны оврага, только начали набухать почки, поэтому зелёно-жёлтая чешуя казалась неприлично яркой среди бурых красок ранней весны. А кроваво-красные прорези на шеях, напоминавшие рыбьи жабры, так вообще выглядели как мрачное пророчество.

С помощью безумно-разумного плана уничтожить копошащихся в овраге змей оказалось просто. Мильхэ окружила змееклювов щитом как стеной, но не стала замыкать её, а оставила прореху. Через неё Геррет сжёг Тварей.

— Ну это совсем просто, — по-герретовски буркнул Рейт: он прикончил всего несколько змей, умудрившихся прорваться сквозь огонь. — И неинтересно.

— Оригинально, — сказал коротышка, с уважением глядя на Мильхэ. — Защитные приёмы как атакующие. Необычно.

— У меня был прекрасный учитель.

— Всех бы так учили... — усмехнулся Геррет. — Ты ведь нестабильница, да?

Ледяная статуя в форме эльфийки просто кивнула.

Да, они догадывались. А теперь получили окончательное подтверждение, что в один распрекрасный день сил у ведьмы окажется на донышке. И тогда им грозит весьма вероятная хана. Какая-то капелюшка у Мильхэ, конечно, останется, но ведь с таким количеством Тварей нужна не капелюшка, а целое море!

— Какой у тебя минимум? — спросил Геррет, и молчание стало ему ответом.

Пришлось коротышке хмыкнуть, чтобы логично завершить невероятно долгий разговор.

Мильхэ водяными плетями подтащила несколько змеиных тел.

— Опять будешь вырезать глаза, да? — поинтересовался Рейт.

— Это наша еда.

Все ошарашенно выпучились на неё.

— Охотиться опасно, — отледенила она, разглядывая голову змееклюва и немножко тая при этом. — Их мясо вполне съедобно.

— Улепётывал от богомолов, обжимался с Гери, жрал змееклювов, — скривился Рейт, — так и напишу в своих мемуарах.

К их удивлению, жареное змеиное мясо оказалось вполне ничего. Им они теперь и питались: скудные запасы, выпрошенные в Вешках, давно кончились, кролики и зайцы встречались редко. Да и ловить их было сложно, особенно учитывая, что наёмник для Твари — тоже кролик. В один из дней Лорин внезапно проявил кулинарный талант, сдобрив мясо травами из запасов травника. Получилось вкусно. Правда, всех мучил вопрос: как Мильхэ узнала, что змееклювов можно есть?

— А я думаю, имеется в этом жизнеутверждающая справедливость, — как-то раз прочавкал Рейт с набитым ртом. — Наконец-то наёмник жрёт Тварь, а не наоборот.

У Рейта была очень своеобразная философия, в этом Фаргрен убедился быстро. Жизнеутверждающая философия безбашенности и похабных шуточек.