Большая часть деревни относительно безопасно просматривалась из четырёх мест. Благодаря этому вынужденным подземельцам удалось наладить подобие нормальной жизни. Таская оставшееся с зимы сено, они кормили уцелевших бурёнок и коз, мародёрствуя в домах не столь везучих земляков, пополняли свои запасы. Даже умудрились посадить кое-какие овощи в огородах, не рискуя при этом попасть в загребущие лапы Тварей. То есть, рискуя, но не слишком.

Но сколько они так протянут? Фаргрен, знавший деревенскую жизнь не понаслышке, понимал: не очень долго. Сколько-то проживут, но что будет, когда прошлогодний хлеб кончится, а новый не посадят?

Фар и Мильхэ пошли ко второму колодцу проверить, нет ли и там странных предметов. Времени на это ушло больше, чем хотелось: мешала неожиданная особенность эльфийки. И повышенное внимание селян.

Эльфа они, скорее всего, никогда в жизни не видели. И Фар их понимал. Он сам долго таращился на остроухую компанию, которую впервые увидел в Зандерате. Высокие, тонкие Дети Леса казались ему невероятно сказочными. Но ровно до тех пор, пока один из них не обругал служку, пролившего ему на ноги эль. Да ещё в таких выражениях... Это сейчас Фар ко всему привычен, а тогда его уши оказались не готовы к подобному насилию. И очарование сразу пропало.

После, уже поработав и с эльфами, и на них, Фар пришёл к выводу, что они просто сказочно несказочные. Хотя сталкиваться по делу с ними ему приходилось нечасто. Нет, эльфы не считались прямо редкостью в людских городах, но и много их тоже не было. Говорили, лет сто назад они чаще вылезали из своего Светлого Леса, но утверждать такое могли, наверное, только какие-нибудь книжные черви.

Вешкинцы одаривали Мильхэ восхищённо-удивлёнными взглядами, не замечая холод, который ледяная ведьма чуть ли буквально источала вокруг себя. Фаргрен снова принялся рассматривать напарницу. Украдкой, конечно.

Блёклая. Блёклая и ледяная. Даже цвет глаз не мог исправить первое — к бирюзе примешивался серый агат. Но волосы были красивые. Будто множество серебряных тонких травинок. Интересно, как они выглядят распущенными? Мильхэ заплетала волосы, украшая шестью резными кольцами из непонятного материала. Получалась толстая и длинная — до пояса — коса.

«Как у матери». — Фар внезапно ощутил ледяной укол в сердце.

Она тоже носила длинную и толстую косу, которую отказывалась стричь, даже обзаведясь четырьмя детьми. Конечно же, волосы у матери были не цвета серебра, а чёрные.

Фаргрен помнил, как мать позволяла маленькому ему заплетать тяжёлые пряди. Иногда он украшал их цветами, а отец прятал в усы улыбку, заставая их за этим занятием.

«На кого похожа Ирма?» — подумал Фар, забыв, что загадочное нашествие Тварей оставляло слишком мало надежд.

Если поход до колодца показался долгим, то от обратного пути Фар чуть ли не выл. Ему давно хотелось есть, и даже не есть, а жрать. Но ведьме приспичило всех лечить. Причём делала она это всё с тем же ледяным выражением лица, которое, вообще-то, лекарю не подходит по характеру профессии. Ведьма слегка оттаяла, только когда осматривала беременную женщину. С ней она провозилась дольше всех.

«И в ледяных равнинах скрывается доброе сердце», — подумал Фаргрен, слегка удивляясь своим литературным талантам.

Вчетвером они втихаря напридумывали для эльфийки кучу разных сравнений — от литературных до не очень. Не от злобы. Просто были не в состоянии удержаться от шуток. Особенно, близнецы. Хотя понимали, напарнице эти шутки могут показаться не очень-то и добрыми, даже обидными, поэтому старались, чтобы она их не слышала.

Когда Фар и Мильхэ, наконец, добрались до своего убежища, он уже был готов сожрать хоть богомола. Селяне принесли им нехитрую похлёбку и хлеб. Делиться они не сильно торопились, но Рейт смог их уболтать — его таланты, кажется, не действовали только на Тварей. И ледяную ведьму.

— Давай выкладывай всё об этих жуках, — сказал Рейт, жуя не самую свежую краюху.

Мильхэ ответила не сразу. Она сидела и теребила в руках уголок плаща, что слегка портило безупречность ледяной статуи. Нет, всё же находиться под землёй ей по-прежнему не нравилось.

— Опасны они больше ройностью. Где-то рядом должна быть матка. Скорее всего, вчера она с роем прилетела на закате. Днём здесь, наверное, только Твари-разведчики. Думаю, они готовят новое гнездо, хотят отделиться от старого роя.

Последние слова, кажется, ошеломили даже краюху, которая вывалилась из пальцев Рейта.

— Хочешь сказать, где-то есть рой больше этого? — переспросил Лорин.

— Думаю, да. Надо убить матку, тогда они не станут искать новое гнездо, — продолжила Мильхэ, глядя на потрясённых напарников. — Впрочем, я уже ни в чём не уверена. Гнездо Тварей вне Чащ — это просто невероятно.

— И как её убить, матку эту... — сказал Фаргрен и покачал головой. — А в старом рое, получается, тоже есть матка. И ещё больше богомолов, надо полагать.

— Я думаю, — подал голос Геррет, — стоит проверить, правда ли эта штука привлекает Тварей. Можно окружить её щитом, чтобы ограничить действие, и посмотреть, прилетят ли богомолы.

— А мантикоры? — напомнил Лорин. — С чего они вместе с этими жуками?

— Видимо, тоже из-за этого. — Геррет посмотрел на пирамидку, в убогом подземелье казавшуюся чужеродной.

Чужой, странной и зловещей. Мерцание её было совсем незаметным при свете.

— И вы оба не почувствовали этого, когда мы пришли в деревню? — спросил Рейт.

— Некоторые вещи можно найти, только когда знаешь, что искать, — буркнул Геррет, сердито сверкнув глазами.

— Ладно, ладно. — Рейт примирительно поднял руки. — Значит, ждём и смотрим, будет ли рой здесь вечером.

На том и порешили.

После обеда они сделали вылазку на поверхность. Наёмничья память, будто девичья — о том, как чуть не сдохли, забывают почти сразу. А в их случае это было очень давно, аж вчера.

Как докладывали наблюдатели, в деревне ползало всего семь-восемь богомолов. Разделались с ними, как с утками — отстреляли, после того как Твари взлетели. Это сравнение выдал Рейт: для такого требовался особый склад ума.

Первым делом разведали место, где вчера сидел рой. При свете дня масштабы бедствия стали видны лучше некуда: богомолы старательно перекопали всю северную часть деревни. И зачем они занимаются сельским хозяйством? На дне рва копошилось всего несколько Тварей, и их быстро прикончили. Тоже по-утиному. После во рву покопошилась ледяная ведьма. Она что-то шептала по-эльфийски, разглядывала мёртвых жуков, хотя никаких их частей не собирала. Но всё равно немножечко оттаяла.

«Может ли быть от них хоть какая-то польза?» — подумал Фаргрен, с отвращением стряхивая с сапог хитиновые ошмётки.

С древесников цедили смолу, змееклювам вырезали печёнку, у жнецов снимали рога. Со скорпикошек и мантикор добывали яд. Жгучеиглам отрывали, понятное дело, иглы. А что можно оторвать богомолу, кроме башки, чтобы убить?

За пару-тройку часов отряд прочесал и зачистил деревню, и больше Тварей в ней не было. По крайней мере, пока. Многие селяне, даже женщины, осмелились вылезти наружу. Правда, далеко от домов не отходили, готовые в любую минуту кинуться обратно в погреба.

Близнецы отправились посмотреть лошадей, то есть место их гибели. Вернулись, как и ожидалось, ни с чем. Всё-таки придётся обирать пустующие развалины. Мародёрство — это, конечно, не очень хорошо, но замерзать без спального мешка и тёплой одежды во второй месяц весны... И они ведь не собираются хапать кучу добра, чтобы разбогатеть. Возьмут только самое необходимое. Да и с деревенского барахла не разбогатеешь.

Вечером отряд занял западный колодец. Из него наблюдать за деревней, особенно её северной частью, было удобнее, чем из центра. Шли минуты, часы... Солнце медленно опускалось к горизонту, пока совсем не исчезло за ним. Но ни одна Тварь так и не появилась.

4 день 3 месяца 524 года новой эпохи