— Боюсь, Александр Васильевич, вы не совсем верно оцениваете то, что произошло с доктором Либенфельсом.

Барченко сумрачно глянул на меня поверх очков.

Меня вызвали в лабораторный флигель на следующее утро, сразу после завтрака. На этот раз беседа состоялась не в кабинете Барченко, а в помещении побольше, куда вела дверь в самом торце коридора. В моё время его назвали бы «комнатой для брифингов» — из мебели здесь имелся только большой стол посредине, окружённый стульями, да школьная доска на стене — с узкой полочкой, на которой сиротливо притулился кусочек мела.

— Что вы имеете в виду… э-э-э… Андрей, кажется?

— Алексей, с вашего позволения. А что я имею в виду… Вы же, если я правильно понял, полагаете, что Либенфельс погиб из-за того, что не сумел удержать контроль над зо… «мертвяками»?

«Мертвяки» — так теперь мы называли либенфельсовых зомби. Попытки приучить собеседников к более привычному (для меня, во всяком случае) термину разбились о глухую стену непонимания. Удивительно, но из руководителей проекта о зомби и гаитянском вуду знал только Барченко — да и то, самую малость.

— Да, эти твари вышли из повиновения и задушили его. — согласился Гоппиус. Он сидел на другом конце стола и прихлёбывал мелкими глотками чай из стакана в жёлтом латунном подстаканнике. — Вы же сами пишете в своём отчёте…

Он отставил стакан в сторону и пододвинул к себе папку.

— Вот: «когда мы увидели доктора Либенфельса, он полулежал на мертвеце, помещённом на экспериментальный стол, причём этот мертвец обеими руками сжимал ему гортань, что, вероятно, и послужило…»

-…причиной смерти, да. — я не дал ему закончить. — Благодарю что напомнили, Евгений Евгеньевич, но на память пока не жалуюсь. Я, собственно, о другом. Если вы внимательно изучите мой отчёт, то узнаете, что первые два «мертвяка» встретили нас в зале перед лабораторией.

Гоппиус посмотрел на меня с откровенным неудовольствием.

— Я читал внимательно, спасибо. — буркнул он. — Но это-то здесь при чём? Либенфельса задушили в соседней комнате, и сделал это….

— Другой мертвяк, верно. Я сам разжимал его пальцы. И если вы немного подумаете, то придёте к такому же выводу, что и я. А именно: Либенфельс поставил первых двух сторожить соседний зал! И они, заметьте, его распоряжение выполнили, попытавшись не пропустить нас. Это ведь так просто, верно? Нужно только призвать на помощь логику.

Гоппиус покраснел, как рак. Я внутренне возликовал: ага, не очень-то приятно получать отповеди от сопляка, да ещё и подчинённого?

— Погодите, Алексей… — Барченко насупился ещё больше, отчего сделался похожим на очень недовольного жизнью английского бульдога. — Но откуда вы знаете, что те двое не участвовали в убийстве Либенфельса?

— ну, это совсем просто, Александр Василич. Те двое были вооружены — один мечом, другой винтовкой, которую он использовал, как дубину. Если бы они тоже напали на своего создателя, то измочалили бы его тушку в хлам — а на трупе Либенфельса других повреждений, кроме следов пальцев на шее, я не нашёл.

— Но они могли держать немца, покуда третий его душил…

Я помотал головой.

— Не похоже. Тогда Либенфельс, скорее всего, лежал бы на полу, а тут картина ясная — он склонился к своему «подопытному», а тот внезапно вцепился ему в глотку!

Барченко в задумчивости подёргал себя за нижнюю губу. Гоппиус молчал, недовольно зыркая на меня со своего конца стола. …Пожалуй, зря я его так, надо бы сбавить обороты. Помощь Гоппиуса мне ещё понадобится — с установкой без него не разобраться, и не стоит вот так, с ходу, делать его своим врагом…

— Да вы бы и сами во всём разобрались, Евгений Евгенич, если бы видели своими глазами! — я адресовал ему самую робкую и заискивающую из своих улыбок.— Из отчёта много не поймёшь, я, наверное, недостаточно ясно всё изложил, вот и ввёл вас с Александром Васильичем в заблуждение…

..не хватало ещё постучать себя в грудь, посыпать голову прахом и воскликнуть: «Mea culpa!»[1]…

Гоппиус сразу оживился и заулыбался в ответ.

— Если, как вы говорите, Алексей… э-э-э… простите, не знаю, как вас по батюшке?

— Незачем, Евгений, Евгенич, какие мои годы! Алексей — и ладно.

…А ведь подействовало! Правы были кот Базилио и Лиса Алиса: «…ему немного подпоёшь — и делай с ним, что хошь!» Хотя, Гоппиус совсем не похож на дурака…

— Ну, воля ваша, Алексей. Так вы говорите, что на Либенфельса напал только третий… м-м-м… экземпляр?

— Да, с первыми двумя всё было в порядке. Либенфельс проделал с ними все необходимые манипуляции, вручил оружие и отправил сторожить соседний зал. А вот с третьим что-то пошло не так — он вышел из повиновения и придушил своего создателя. А после этого и остальные съехали, если можно так выразиться, с катушек.

— То есть, вы хотите сказать, кто контроль над мертвяками действует, пока жив тот, кто их породил? — пророкотал Барченко. — Любопытно, чрезвычайно любопытно — и до некоторой степени повторяет суеверия, распространённые в Чёрной Африке. Тамошние негры, видите ли, тоже уверены, что лучший способ снять заклятие наложенное колдуном — это убить его самого.

— Неудивительно, ведь вуду, в котором практикуется создание зомби — мертвяков, как мы их называем, — пришло на Гаити из Африки, вместе с чёрными невольниками. — согласился я, и Барченко снова посмотрел на меня с удивлением.

— А вы весьма эрудированы, юноша! Вот уж не ожидал…

В ответ я залепетал что-то насчёт приключенческих романов с продолжением, читанных в дореволюционных иллюстрированных журналах. Вот уж точно: «язык мой — враг мой…»

Подведём итог. — Барченко со стуком закрыл папку с моим отчётом. — Нам следует искать не то, чего Либенфельс мог не заметить в книге, а то, в чём он ошибся. А это означает совсем другой подход…

Я поднял руку — совсем как примерный ученик. Барченко, а за ним с секундным интервалом и Гоппиус, благосклонно кивнули.

— Есть ещё один вариант: представьте себе, что один человек может удержать контроль только над ограниченным количеством мертвяков. Грубо говоря, на двоих Либенфельса ещё хватило, а вот с третьим — кишка оказалась тонка.

Барченко снова задумался.

— Интересная мысль. Но, согласитесь, эта гипотеза не объясняет, почему мертвяки не прикончили того фамилара… как его бишь?

— Гейнца. Тут у меня тоже есть теория: фамиларов, как и нас, тщательно готовили, развивая их паранормальные способности — в отличие от убиенного служителя, таковыми способностями, видимо, не обладавшего. А что, если фамилар сумел как-то взять зом… простите, «мертвяков» под контроль, и благодаря этому уцелел?

— Но вы же говорили, что он был перепуган до невменяемости, даже говорить внятно не мог?

— И что с того? — Я пожал плечами. — Страх-то как раз и мог подстегнуть его способности.

— Любопытно, любопытно… — учёный встал, и принялся расхаживать туда-сюда. Я поспешно убрал с его пути стул — ещё опрокинет, споткнётся, то-то шуму будет…

Барченко, наконец, притомился шататься по «комнате для брифингов», остановился и уставил на меня толстый указательный палец.

— Вы определённо не лишены некоторой научной жилки, юноша, стоит и дальше работать в этом направлении… А сейчас отправляйтесь с доктором Гоппиусом к вашим товарищам — у них же на сегодня намечены занятия? А мне надо кое-что срочно проверить. Да, и вот что ещё…

Он глянул на меня поверх очков.

— Вы ведь состоите в нештатных сотрудниках ОГПУ, юноша?

Я не стал возражать. Вполне логично, что Барченко в курсе, раз уж и коммуна, и «объект» находятся под плотной опекой этого ведомства.

— Поскольку вы являетесь особо ценным сотрудником и владеете важными сведениями, которые могут представлять интерес для врагов нашей страны и её народа — а они, как известно, коварны и не останавливаются ни перед чем, — вам предписывается, находясь на территории объекта, постоянно находиться при оружии и, желательно, носить его скрытно. Потрудитесь исполнить немедленно!