Обидно. — сказал я. Всё, вроде, готово, завтра с утра планировали начать — а тут такой пердимонокль. Знаю я это начальство, хоть чекистское, хоть ЖЭКовское. Все они одинаковы: как появятся, немедленно потребуют ввести в курс, потом примутся придираться ко всяким мелочам, и в итоге дело затянется ещё суток на трое. Это если повезёт.

Бурчал я, пожалуй, зря: кому-кому, а мне было хорошо известно, что Бокий, как мог, подгонял Барченко и Гоппиуса. Он и прилетает-то, наверное, для того, чтобы всемерно ускорить работы над проектом.

— Есть ещё информация. — снова заговорила Елена. — Вроде бы, Бокий оставил в Кандалакше своего адъютанта с приказом всемерно ускорить переброску..м-м-м… подопытных сюда, на Сейдозеро. А так как самолёт у нас остался только один, то на это потребуется не меньше пяти рейсов. С учётом отдыха экипажа и технического обслуживания — суток трое. Так что торопиться некуда.

Я кивнул. Татьяна права, если исходить из того, что Барченко с Гоппиусом запустят свою адскую шарманку только когда под рукой будет всё — от спецкурсантов, готовых поделиться своей «паранормальной аурой», до зеков, готовых к совсем иному употреблению. Однако, по моим сведениям, Гоппиус собирался произвести пробное включение установки, а для этого «человеческий материал» ему не понадобится. На это у меня и был расчёт: когда в лагерь доставят два с половиной десятка заключённых, то с ними прибудет и конвой, и стрелки охраны — а это ещё сильнее усложнит то, что нам предстоит провернуть…

Марк выпрямился и, прежде чем посмотреть на меня, кивнул Елене. Это было чуть заметное движение, но я его уловил.

…Заговор? Только этого сейчас мне не хватало…

— Тебе не кажется, Алексей… — медленно сказал он, — что пора уже рассказать нам, что ты на самом деле задумал? Нет, мы с Еленой Андреевной тебе, конечно, полностью доверяем, но не хотелось бы действовать вслепую. Итак?

…Точно, заговор и есть! И ведь никуда не денешься. Я до последнего откладывал этот разговор — но, похоже, дальше уже некуда…

— Значит, вы оба считаете, что пора? — Я в упор посмотрел на Марка (он не выдержал, и отвёл глаза), потом на Елену. Ответом мне был задорный, с хитринкой взгляд — настоящий вызов, и уж конечно, она-то прятать глаза не собиралась.

— Значит, считаете, что пора? — повторил я. — Учтите только, это будет звучать, как полный бред и фантастика, похлеще Уэллса или Алексея Толстого — но поверьте, так всё оно и есть. Слушайте — и не говорите потом, что вас не предупреждали.

Всё повествование — вместе с некоторыми техническими деталями, а так же подробным описанием трёх последних флэшбэков, во время которых мы с «дядей Яшей» худо-бедно, но сумели согласовать свои действия — ушло около часа. Под конец физиономия у Марка сделалась совсем уж озадаченной — когда я закончил, он пробормотал что-то типа «теперь всё ясно…», заявил, что ему надо хорошенько это обдумать, и сделал попытку улизнуть. Я поймал его за рукав и не отпускал до тех пор, пока он не поклялся самой страшной из клятв, что ни слова не скажет Татьяне. Поклясться-то он поклялся, но потом посмотрел на меня исподлобья, поверх очков, и сказал — не спросил, не попытался возразить, а просто сказал: «Как же так,ведь она там тоже будет…»

Я не нашёлся что ответить, и он ушёл.

— Ты и правда думаешь, что это у вас получится? — спросила Елена. «У вас — относилось, надо полагать ко мне и моему «контрагенту», которому предстояло ждать часа «Х», сидя в лабораторном кресле, опутанным проводами и с дурацкой алюминиевой шапочкой на голове.

— А что, у меня есть варианты? — огрызнулся я. Не люблю бесцельных вопросов — особенно, когда нервы и без того на пределе.

Она всё поняла правильно. Улыбнулась, подсела ближе, так, что плечи наши соприкоснулись, и провела рукой по моей щеке. От этой ласки мне немедленно сделалось легче.

… А ведь если всё пойдёт так, как я — мы! — задумали, я её больше никогда не увижу…

Знаешь, я не хотела говорить при Марке… — тихо сказала Елена. — Бокий вместе с Блюмкиным привёз из Кандалакши ещё и Нину. Ну, помнишь, которая чувствовала смерть? Она потом ещё вешалась у вас в коммуне…

Такое, пожалуй, забудешь! Видимо, удивление, причём далеко не радостное, отразилось на моей физиономии, потому что она поспешила добавить:

— Честное слово, Лёш, я не знала, а то бы предупредила раньше. Видимо, Барченко ещё раньше передал заявку насчёт неё, вот и воспользовались случаем отправить её и Блюмкина вместе, одним транспортом. Только не спрашивай, зачем она Александру Васильевичу, сама гадаю.

— Ну, это-то как раз самое простое. — заявил я преувеличенно бодро. — Помнишь, он говорил, что для генерации потока нейротической энергии понадобятся усилия всех шестерых, включая и тебя?

О том, что появление Нины, о котором я уже успел узнать, показалось мне куда более зловещим знаком, я решил пока умолчать.

Елена, чуть помедлив, кивнула. Похоже, моя показная уверенность её не убедила.

— Что ж, возможно, ты и прав. А сейчас — давай прогуляемся немного по берегу, хорошо? У меня к тебе ещё несколько вопросов. Например — как вы собираетесь…

Я вздохнул и поплёлся за ней следом.

Самолёт с Бокием и Блюмкиным на борту приводнился прямо на Сейдозере, чтобы не терять времени на пешие переходы от базового лагеря до «рабочего», как члены экспедиции называли теперь между собой лабораторный барак и окружающие его палатки возле скалы со «стариком Куйвой». Задержка всё же случилась — примерно на сутки, в течение которых прибывшему начальству поставили отдельный командирский шатёр, продемонстрировали аппаратуру решётчатую башню — фоне каменной стены со хтоническим угольно-чёрным силуэтом высотой с Исаакиевский собор она выглядела не такой уж большой. Начальник Спецотдела выразил желание подняться на верхнюю площадку сооружения по узкой винтовой лестнице — и примерно четверть часа обозревал оттуда окрестности, выслушивая пояснения сопровождавшего его Барченко по поводу предстоящего эксперимента. После чего они отужинали в штабной палатке в обществе Гоппиуса, и Бокий отправился к себе — судя по потрёпанному виду и тёмными кругами под глазами, последние несколько суток дались ему нелегко. Мы с Еленой весь вечер наблюдали за этими перемещениями, сменяя друг друга — и успели заметить, что Блюмкина и прибывших вместе с ним врача и фельдшера разместили в палатке рядом с шатром Бокия. К нашему удивлению, ни возле этой палатки, ни возле апартаментов чекиста охраны не выставили. Видимо, в этом медвежьем углу, в окружении учёных и пограничников, Бокий полагал себя в полной безопасности.

Что ж, скоро ему придётся об этом пожалеть.

— Что, прямо так взял и вызвал к себе? — спросил я.

Елена пожала плечами.

Не забывай, я являюсь сотрудницей ОГПУ, даже корочки имеются. И не внештатной, между прочим, как некоторые!

Тут уж я не смог удержаться.

— Значит, товарищу Бокию срочно понадобилась помощь психолога? А что, самое оно! Снять нервное напряжение в общество красивой, незакомплексованной женщи… ой!

— Ещё услышу подобные пошлости — не так взвоешь! — посулила она. — К твоему сведению, я всё ещё считаюсь осведомителем, приставленным к Барченко для тайного наблюдения за его проектом. Вот Бокий и решил расспросить меня лично. Для полноты впечатлений, так сказать…

— А я думал, это он тебя ко мне приставил, чтобы наблюдать за моей загадочной особой. А заодно — Агранов, чтобы наблюдать за затеями самого Бокия. Ты, дорогая моя, сама-то ещё не запуталась в этих раскладах?

— Не дождёшься. — она продемонстрировала типичную улыбку роковой женщины. — но, Барченко, конечно, знает, что я шпионю за ним. Но это уже не имеет значения, так ведь?

— Что верно, то верно. — согласился я. — Всё так или иначе, решится в ближайшие дни. Либо Бокий и его шайка встанут к стенке, либо они сначала успеют прихлопнуть нас. А потом всё равно встанут к стенке, потому как у Агранова у них достаточно компромата, чтобы разделаться с тремя членами коллегии ОГПУ, а заодно с несколькими командармами — или кто там сейчасКорк с Петерсоном?