66.

Беата не знала, сколько времени прошло. Очнулась она от того, что ей снова было тепло. Как мало человеку нужно для счастья. Просто, чтобы было тепло. Холод, оказывается, страшная штука.

Почувствовала, что из глаз текут слезы. Горячие. Но сил поднять руку и смахнуть их не было.

В голове шумело. Карусель зелёных и красных пятен перед закрытыми веками утаскивала в воронку. Глаза открывать не хотелось. Спать. Только спать. И она отключилась опять.

Следующий раз очнулась от ощущения, что её держат за руку. Глаза снова не открыла. Мозг подкидывал воспоминания очень отрывочно. Вот на неё накатывает тошнота. Жар по всему телу. Потом провал. А теперь она пытается достать телефон. Снова провал. Ей очень холодно. Голова болит где-то сбоку. И вновь темнота.

Когда после прихода в себя хватило сил открыть глаза, слезы пришли почти одновременно. Сильно. Со всхлипом. Её действительно держали за руку. Роберт спал, сидя на стуле у её кровати и уронив голову на локоть. Второй рукой он держал её ладонь. От руки шли провода. Противно пикал какой-то датчик. Значит больница.

От её полустона-полувскрика он проснулся. Вскинул глаза. — Жабка, как ты меня напугала! Лежи, не двигайся! У Беаты хватило сил только виновато улыбнуться.

Вспомнилось, что когда холод пробрал до костей всё её тело, ей вдруг стало очень хорошо и спокойно. Чудилось тогда, что с одной стороны её обнимает муж, а с другой сын. И она слышит, как бьются их живые сердца. Не хотелось выбираться их этих объятий. Потому что лучше, чем быть рядом с ними, и придумать нельзя.

Сейчас всё это оказалось плодом фантазии замерзающего организма. А она чувствовала себя дважды предательницей. Так нечестно по отношению к Роберту. Она его не стоит. Перебежчица. Роберт заслуживает большего, чем жалкая вдова, которая так и не смогла отпустить близких.

Но желание жить, видимо, доминировало надо всеми моральным принципами. Сможет она как-то договориться с совестью? Или нужно идти до конца? — Уходи, — прошептала еле слышно, — Не смотри на меня. Я осталась там. Меня нет. Живи, Роберт. Ты сильный. Ты сможешь.

Её силы закончились. Лимит, выданный организмом на сознательную деятельность, был совсем невелик. Беата снова провалилась в темноту.

Роберт не понимал, что происходит. Она его прогоняет? Почему?

Вызванные в палату доктора разводили руками. Посттравматические реакции непредсказуемы. Всё — таки сотрясение мозга. Это не шутки. Да, уже трое суток прошло. Но у некоторых такое состояние затягивается.

На четвёртый день Роберт после уговоров поменялся с Александром. Его пришлось вызвонить, как родственника. Номер нашёлся в телефоне Беаты. Поехал домой на несколько часов. Благо, на работе отнеслись с пониманием, спасибо Янушу, перекроил расписание. Но это тоже максимум неделя. Потом нужно будет возвращаться к полетам.

Когда вернулся в больницу, у палаты Беаты стоял Алекс и разговаривал с высоким доктором. По-русски. — Добрый день, — поздоровался Роберт. Доктор протянул руку для привествия. Роберт пожал её в ответ, махнул взглядом по беджику. Успел просчитать только фамилию "Кирсанов". Русский? Аааа, это тот, у кого студия, где работала Беата. — Виталий, — представился доктор. — Роберт. Я слышал о вас от Беаты, — старательно по-русски выговорил Тухольский.

Алекс глянул на него удивлённо. Да, Зимовский, у него хоть и не шесть языков. Но на трех он вполне объясняется. — Виталий здесь работает. Он ортопед-травматолог. — Ну, по моей части у Беаты, слава богу, проблем нет. А неврологи делают всё, что могут. Я слежу. — Роберт, Виталий тоже танцует. — Нам, боюсь, сейчас не до танцев, — Роберт не понял, к чему это Алекс вспомнил о его танцевальном прошлом. — Это состояние не навсегда. С Беатой всё будет хорошо. И может быть вы действительно придёте вместе танцевать. Мы с женой будем рады, — Кирсанов похлопал Роберта по плечу, — Я на связи в любое время, — сунул Тухольскому визитку.

— Как она? — спросил Александра почти строго. Потом одернула себя. Имеет ли он право на такой тон? Зимовский же примчался тут же, как только узнал о случившемся. И помогает всем, чем может.

— Нормально, Роберт. Лучше. Она просто спит. Показатели практически в норме. Поговори с врачом сам. Мне он обещал через три недели поставить её на ноги.

Они оба обернулась на приближабщийся стук каблуков. По больничному коридору стремительно шла Ирма. — Тухольский! Ты почему не сказал, что помощь нужна?

Вот уж верно, как там у русских: "Не имей сто рублей…."

67.

Она уже вставала. Головокружения почти отступили. Им на смену пришёл потухший взгляд и апатия. Она слабо протестовала против его помощи. Будто отталкивала. Тухольский терялся.

Беата почти ничего не ела. Стала совсем прозрачной. Спала тоже плохо. Короткими периодами. Морщилась от звуков.

Однажды подползла к окну, выходящему в больничный двор. Конец ноября — не самое позитивное время. Пыталась посчитать, какое сегодня число. Не выходило. Но стало ясно, что день рождения Роберта она пропустила. Третье ноября. Тридцать девять исполнилось.

Потом увидела себя в зеркале. Отшатнулась. Когда вошёл Роберт, покачнулась внезапно. Он сразу подхватил.

— Не смотри на меня! — Девочка, ты что? Всё хорошо? — Нет. — Ты ела? — Не помню.

Роберт забрал Беату из больницы через двадцать пять дней. К нему ехать она отказалась. Он привёз её домой. Перевез свои вещи. Гордости сейчас было не место в его мыслях. Он будет спать на коврике, как пёс, только бы однажды она снова ему улыбалась.

Делиться своими переживаниями он не привык. Но Божена Красицкая по телефону мягко вытащила из него все подробности.

— Ты сам то точно этого хочешь? — Я перестану с тобой разговаривать, если ты ещё раз задашь такой вопрос. — Она боится. — Меня? — Себя. У неё жизнь была прожита. Двадцать лет! Сын жениться собирался. Внуков ей родить. — Кому внуков? — Тухольский, не тупи. Если бы Леслав женился, Беата в скором времени стала бы бабушкой. А тут ваши подростковые отношения вдруг. Да ещё после такой потери. — Я тебя не понимаю. Мне то что делать? — Хорошо, я спрошу прямо. Ты её замуж звал? — Н-нет. — Почему? — Я боялся, что она откажет. Скажет, что это неприлично. — Уф, хотя бы честно. А она знает, что ты её любишь? — Разве это не очевидно? — Кому? Мне — да. А ей? Как думаешь? Ты хоть раз ей это слово сказал? — Кажется, прямолинейность у вас, Красицких, семейная черта. — Она отталкивает тебя от страха быть брошенной. От неуверенности, что нужна тебе. И что достойна тебя. Считает, что предаёт мужа, встречаясь с тобой. И предаёт тебя, вспоминая мужа. Ей тяжелее, Роберт. А она у тебя девочка. — Да, она девочка… Совсем девочка ещё.

Роберт тихо поднялся по лестнице. Заглянул в спальню. На кровати лежала Беата. Тонкая рука поверх одеяла. Музыкальные пальцы с розовыми ногтями. Он сел на пол рядом с кроватью. Тихо поцеловал её ладонь.

Разве он может без неё? Точно нет. Прошлому он свою принцессу не отдаст. Пусть на это потребуется много времени. Они молодые. И на ребёнка ещё хватит сил. Эти мысли были такими сладкими, что Роберта сморило.

Очередной звонок из планового разбудил его. Но Беата даже не пошевелилась. Её дыхание было ровным. Щеки чуть розовыми.

Пока он будет на работе, Ирма подежурит.

Рейс был в Москву. Там в аэропорт приехала кудрявая девушка, оказавшаяся сестрой Виталия, привёзла малиновое и яблочное варенье для Беаты. Уже вечером Роберт поил её чаем, скармливая с ложки домашнее лакомство.

А когда она уснула, вышел на крыльцо в морозную уже почти зимнюю ночь и заплакал.

68.

Трудное время и не думало заканчиваться. Рождество тоже прошло бы мимо, если бы не Ирма.

Она периодически налетала радостным вихрем на дом Беаты. И когда успевала? Четверо детей и работа. Но всегда в позитиве. — Ты такая…, - немного завидовала ей Беата. — Какая? — Светишься вся, как ёлка. — О, кстати про ёлку. Ты куда её будешь ставить?