Беата слушала эту перепалку старых друзей. Любопытство всё больше одолевало. Они знали Роберта все те двадцать с лишним лет, что она пропустила. Столько интересных деталей открывались вдруг.

Сейчас хотелось не упустить ни одной. Она часто так делала. Слушала, а потом анализировала. Делать два дела одновременно сейчас не получалось. Красицкий были дружным и очень шумным семейством.

Алекс рассказывал про работу и своих студентов, жестикулируя. Но сколько бы резких слов в адрес студиозов он сейчас ни говорил, чувствовалось, что преподаватель он интересный и любит своих учеников.

Божена — идеальная хозяйка и мать. Так, по крайней мере, на первый взгляд показалось Беате. То, что она ещё и врач-психиатр, Зимовская держала в уме. Божена очень старалась не разглядывать её в открытую. Но взаимный интерес был понятен. — Мама, — заныла младшая, я вчера у Данека в гостях ела вкусную рыбу. Ты можешь спросить у его мамы и сделать такую же на ужин? — Детка, ты же знаешь, папа не ест рыбу. — Тогда папе курицу, а рыбу только детям.

— Ребята после интерната не едят рыбу, — шепнула Божена Беате. — О, да! Рыбы мы с Тухольским наелись! И натаскались! — откинулся на спинку стула Алекс. Беата превратилась в слух.

— Мы ж тогда бедные были, как церковные мыши. И голодные, как щенки. Вот и грузили ящики с консервами по ночам. И на спортзале экономии, и еду на всё общежитие добывали. — Вы работали, а ели все? — переспросил сын Алекса. — Тогда, знаешь, принято было делиться. Кому-то из дома присылали. Те тоже всё тащили на общий стол. Нас тогда из класса не варшавян было то всего девять. Из двадцати, кажется. — Из восемнадцати, — тихо поправил его Роберт. — Так вы что, пап, за еду работали? — не унимался сын. — Нет, мы деньги получали. Небольшие, конечно. — И куда тратили?

А вот это было Беате тоже очень интерсно. Она подалась вперед. — Я на еду. А Роберт сначала купил лаковые ботинки. А потом фрак заказал. Пижон! — А зачем дяде Роберту был фрак? — А затем, что он танцевал. — Дядя Роберт, а меня научишь? — залезла на колени к Тухольскому младшая. — Конечно, малышка! — Роберт улыбнулся. Но улыбка вышла какая-то грустная.

— Уж сколько он угробил на эти танцы сил, денег, времени и нервов, — не унимаося Алекс, — А эта Маринка всю кровь из него выпила. Даром, что на тебя похожа была. Так — кукла без души. Мать свою в Армерике в пансионат сдала, стерва. Роберта из-за нее из армии попёрли с треском, — несло Красицкого. — Не с таким уж и треском, — сухо отозвался Роберт, — Божена, мы привезли мармелад и десерт "Павлова" на всех. Это к чаю. — Я помогу накрыть, — вдруг поднялась Беата. Ей хотелось выйти из-за стола и переключить мысль куда-то в безопасное место.

Информации было так много, что она с трудом помещалась сейчас в голове. Поэтому она предпочла занять руки.

У Беаты зарябило перед глазами. Картинки из прошлого пролетали перед глазами с дикой скоростью. Стоимость фрака была астрономической даже по меркам очень высокой зарплаты её мужа. Ну или их просто так дурил фрачный портной. С них было, что взять. Туфли. Он таскал консервы, чтобы купить туфли. Ей вспомнился Леслав, примеряющий одну пару за другой. В сезон пять пар в пятнадцать лет. Нога же растёт. Роберт носил единственные. Сколько?

Она несла с кухни поднос, на который выложили десерт. Видимо, Красицкий в принципе не умел тихо разговаривать.

— Алекс, ты можешь сейчас не вываливать на Бетю всю мою жизнь? — просил Красицкого Роберт едва слышно. — А что такого я сказал? Ты же ещё в Гданьске танцевал. Беата про это знала? Знала. Значит ничего нового. Или ты думаешь, что услышав про твою курву-жену, она тебя бросит? Тут ты ошибаешься! Беата другая. Она золото у тебя! — громыхал Красицкий. — Она должна была услышать это от меня. Понимаешь? — тихо и грустно проговорил Роберт, — И про танцы… Там такая история. У неё же сын танцевал. — Тот что погиб? — Единственный сын.

Беата прижалась у стене спиной, чтобы её не заметили. Попятилась обратно в сторону кухни. Ей надо как-то выдержать ещё час, может два. Всегда надо задавать вопросы впрямую, это она знала твёрдо. Тогда не будет недомолвок и непонимания. Не будет додумывания. Но сейчас сосредоточиться было просто нереально. Её колотило. Жена? У Роберта есть жена? И ребёнок тоже может быть? И когда он собирался ей сказать?

Беата побледнела, зашевелила губами. Едва не выронила поднос. Божена появилась из кухни вовремя. Перехватила посуду. Подняла Беату. — Позвать Роберта? — тихо-тихо спросила, глядя в глаза и тут же проверяя пульс. Беата отрицательно замотала головой. — Тогда дыши. Я воды принесу. Беата благодарно приняла стакан с водой. Зубы застучали о стекло. Почувствовала, что в воде успокоительное. — Спасибо, — еле слышно. — Алекс несдержан часто. Ты прости его. Он рассказал что-то, чего ты не знала? Беата кивнула. — Тогда не спрашивай меня или моего мужа. Спроси Роберта. Правда только у него. И Божена погладила Беату по руке. — Роберт никогда и никого больше к нам не привозил. А про тебя рассказывал. Это всё, что я могу сказать. Готова пойти? Беата снова кивнула. Божена вручила ей поднос. И они вышли в столовую.

61. Когда женщины появились в дверях, Алекс и Роберт обернулась к ним. Красицкий смотрел виновато. Роберт — обеспокоенно.

Чай пили почти молча. Изредка Алекс нахваливал десерт и домашнее печенье, которое приготовила Божена. Дети, быстро смолотив свои порции, умчались по комнатам.

— Составишь мне компанию, Беата? — поднялся хозяин дома, взял в руки приготовленный женой поднос с едой и десертом, — Сходишь со мной к маме Терезе? — Конечно, — Беата пошла за Алексом на второй этаж, — Но я, честно говоря, по-испански очень давно не говорила. Больше десяти лет. — Это ничего. Особенных знаний и не понадобится. Мама давно лежит. Уже больше трех лет. Мы её забрали к себе. Ей, конечно, тут веселее, чем одной. Внуки забегают. Мы с женой по очереди дома. Сиделку недавно взяли. Но на несколько часов. Божена вышла в клинику на работу на полставки.

Беата ожидала сего, чего угодно. После визита к своей свекрови, она была готова увидеть чужую беду. Но ожидания не оправдались. Пани Тереза жила в отдельной небольшой комнате. Там помещалась кровать, шкаф, небольшой столик и кресло. Окно в сад. Даже мило и уютно. — Мама, позволь тебе представить Беату. Она подруга Роберта, — Алекс заговорил сразу по-испански. — Добрый день, пани Тереза, — Беата почему-то поздоровалась по-польски. — Здравствуйте, деточка, какая вы хорошенькая, — неожиданно по-польски отозвалась мама Алекса. — Если хотите, я могу говорить по-испански, — предложила Беата. — Правда? А где вы учили язык? — Я какое-то время жила в Мадриде, — ответила Беата осторожно. — Вы не возражаете, я буду есть и мы будем беседовать? — Конечно, как Вам удобнее. Дальше беседа шла по-польски. Пораженный Алекс пытался слиться со стеной и не отсвечивать. Пятнадцать минут пролетели очень быстро. Беата мило распрощалась с пани Терезой. Пошла по лестнице вниз. Следом топал Алекс.

— Как тебе это удалось? — Что? — не поняла Беата. — Она поела с таким аппетитом впервые за последнее время. И говорила по-польски. — Не знаю, правда. Может быть ей не хватает новых впечатлений.

Пока Алекс и Беата отсутствовали, в столовой Божена разговаривала с Робертом. О Беате, конечно.

— Роберт, как она сейчас? — Знаешь, мне иногда кажется, что слишком хорошо. И за этим стоит какой-то провал. Как за фанереной стеной. Чуть ткнуть — провалишься. И я не могу угадать, когда и из-за чего это может случится. Она будто совсем отрезала прошлое. Но так ведь не может быть? Двадцать лет брака и взрослый сын. И всё, что она пережила. Это не вычеркивается. — Такие защитные механизмы. Психика так пытается спастись. Функционировать в "здесь и сейчас". Иногда люди забывают, где родились. И, знаешь, ты прав. Рвануть эта бомба может в любой момент. Причём как в психике, так и в соматических реакциях. — Это как? — Желудок, головные боли, резкие скачки гормонов, давления и уровня сахара. Как следствие — ватные ноги, головокружение, агрессия иногда. И в целом нестабильность. Пульс у неё высокий. — Когда ты успела? — Алекс не умеет тихо разговаривать. Тебе придётся самому рассказать ей о Марине. Ваше прошлое никуда от вас не денется. И будет всплывать в самых неожиданных местах. — М-да, про "жизнь с чистого листа" я уже от Алекса слышал. — Ну, ты же знаешь Алекса. У него половина изречений про математику, треть про еду, а остальное — про ж@пу. Но где-то он прав. Чистого листа в нашем возрасте уже ни у кого нет.- Может быть мне какие-то лекарства иметь под рукой? — Лучшее для неё лекарство сейчас — это ты. И то, сколько она продержалась, и как живёт — твоя заслуга, конечно. Только через полтора месяца День всех святых. И она пойдёт к своей семье. — Я с ужасом об этом думаю, если честно. — Твоя задача подстраховать. Вероятность, что в эти дни ей станет хуже, велика. Но, знаешь, она такая светлая у тебя. В ней столько жизни! Я так за вас рада!