Салют в день победы они поехали смотреть в неожиданное место. На крышу. Оказывается, в этом доме раньше жили Орловы. И у них тут огромная квартира, которой они пользуются время от времени. Здесь, на небольшой совсем кухне Жанна учила Беату делать пельмени.

Это была спонтанная идея. Беата решила, что непременно приготовит их для Роберта. Она планировала и сама же пугалась своих планов. Мечтала и дорисовывала в воображении события. И тут же едва не плакала от ужаса, что всё это так и останется плодом её фантазии.

Для похода в Большой Беата попросила составить себе компанию Жанну. Та обрадовалась возможности. Она тоже была в Большом театре лишь однажды и тоже на "Жизели".

В этот раз они смотрели "Лебединое озеро". Жанна поведала, что с этим балетом у многих теперь странные ассоциации после событий 1991 года.

А Большой театр был прекрасен. И вечная музыка Чайковского звучала, чёрный и белый лебеди были виртуозны. Они вышли в ещё непогасший до конца майский вечер. Прошли по центру. Беата узнавала и не узнавала Москву. Влюблялась в русскую столицу, родину своих предков, заново.

Ей уже хотелось домой. Особенно сейчас. Когда её там ждал Роберт. В этом Беата не сомневалась. Даже без связи эти четыре дня. Ведь международный роуминг стоит сумасшедшие деньги. И она совсем отключила телефон, как советовал Алекс. И включила его только тогда, когда самолёт Аэрофлота приземлился в Варшаве. Экипаж был русский. Никаких сюрпризов в полете.

Похоже, ей сейчас придётся пройти по телетрапу и выйти в зал прилёта.

40.

Время относительно. Это Роберт чувствовал очень остро. Три с хвостом дня в ожидании Беаты тянулись, будто месяцы. Утро дня, когда она должна была прилететь, полетело кувырком со страшной скоростью. Мысли спутались.

Он категорически отказался вчера лететь в Прагу на замену, а оттуда в Лондон. Этим очень удивил спеца из планового отдела. Те привыкли, что Тухольским можно заткнуть почти любую дырку в расписании.

Проигрывал в голове предстоящую встречу. Беата летела русской авиакомпанией, потому что на польских рейсах её точно не было. А это значит, есть ещё почти пол дня.

Он как-то внезапно оказался не готов. Что надеть? Форму? В ней он мог быть только на работе. А что, если она его не узнает? Хотя он мало поменялся внешне. Только стал выше и шире в плечах. Ну и седина появилась не так давно. После аварийной посадки в Амстердаме прошлой осенью.

Роберт сел в машину. Вечером накануне сгонял на мойку. Хотя, наверное, Беату не удивишь хорошим автомобилем. Но ему, как мальчишке, хотелось её впечатлить. Цветы — букет белых тюльпанов, больше похожих на пионы, пристроил на сидении рядом. Пальцы подрагивали.

Ехал специально медленно. Понял, что на обычную стоянку для пассажиров лучше не соваться, свернул таки на служебную. В светлых джинсах, рубашке-поло и кедах было непривычно. Встретившийся на пути экипаж не сразу его узнал. У стюардесс были удивлённые лица. Таким Роберта они ещё не видели.

Пошёл сразу в Прилёт. Встал в толпе встречающих. Глянул на часы. Вот сейчас уже шасси, теперь посадка. Ещё двенадцать минут на рулежку. "Аэрофлот" к третьему трапу обычно. Минут десять на паспортный контроль. Он всё равно просчитался. Она появилась из разъехавшихся дверей двумя минутами раньше.

Беата прошла паспортный контроль очень быстро. Поляков на рейсе было человек десять. Маленький чемодан послушно катился рядом. Ладони вспотели. Вот сейчас она его увидит. А если не узнает? Беата зашла в туалет. Посмотрела на себя в большое зеркало.

Оттуда на нее смотрела пятнадцатилетняя Бетя Торочинская. Глаза в глаза. Щеки пылали. И холодная вода не помогала. Сейчас нужно выйти. Ещё пять шагов. И она всё равно оказалась не готова.

Двери вдруг разъехались и она увидела этот взгляд. Два жёлтых ярких фонаря. Как можно было его не узнать? Шум аэропорта вдруг пропал.

Беата подавила порыв разбежаться и запрыгнуть Роберту на руки. Хотя хотелось этого отчаянно. Он будто увидел её движение. И, кажется, поймал бы, решись она на такое.

Роберт смотрел на Беату, не веря своим глазам. Она здесь. И глаза светятся. Такая хрупкая в джинсах, футболке и балетках. Совсем девочка. Захотелось подхватить её на руки, закружить, прижать к себе крепко. Роберт сжал несчастный букет.

Беата застыла на мгновение в двух метрах от него. Взглядом не отпускала. Как в замедленной съёмке они вдвоём преодолели разделявшее их расстояние. Не отрывая глаз друг от друга. Беата вдруг потянулась рукой, дотронулась до его виска. Роберт перехватил её ладонь. Прижал к своим губам. — Не плачь, пожалуйста, — бережно стёр соленые капли с её щёк.

41.

Они застыли посреди зала прилёта. Толпа прилетающих и встречающих огибала Роберта и Беату, прижавшуюся к нему всем телом. Он держал её крепко одной рукой. Потому что в другой у него всё ещё был букет. А она обнимала его обеими. Чемодан стоял рядом.

Поверх головы Беаты Тухольский увидел на галерее второго этажа Марка Войцеховского. Тот показывал большой палец вверх, кивая на Беату и улыбаясь.

Беата почувствовала, что на них смотрят, тоже обернулась. Проследила взгляд Роберта. Узнала пилота, передавшего ей букет на московском рейсе. Улыбнулась в ответ и помахала рукой. Про себя отметила, что рядом с Марком стоит та самая стюардесса, которой она отдала записку. Лицо у девушки было перекошено от досады. Что ж. Её можно понять.

— Это мой друг Марк. — Я поняла. Он передал мне цветы. Спасибо. Они чудесные. И эти тоже, — Беата кивнула на букет, который Роберт все ещё крепко сжимал в руке. — Ох, да… Это тебе! — Какая прелесть! Это тоже тюльпаны? Очень красивые! — Тюльпаны. Да. Такие необычные. У нас в Гданьске таких не было. Помнишь? — Конечно. Я догадалась, что это ты. По тюльпанам. — Поедем? — Роберт переплел их пальцы, подхватил чемодан и повёл Беату сквозь толпу на служебную стоянку.

Беата перебрала ногами, стараясь успевать за широкими шагами Роберта. Он был как паровоз, летящий вперёд. Старательно прятал свое волнение за серьёзным лицом и решительным шагом.

А Беата разглядывала его совершенно бессовестно. И вихор на затылке никуда не делся за эти годы, хоть стрижка и стала намного короче.

Ей мучительно захотелось погладить его по волосам. И она не отказала себе в этом удовольствии. Едва Роберт усадил её в машину, погрузил багаж и уселся за руль.

Тонкие женские пальцы, приглаживающие его волосы. Изощренная пытка. Они столкнулись взглядами. Ни один не отвёл глаза.

Ещё перед выходом в зал прилёта Беата пообещала себе, что больше не пропустит ничего. Что позволит себе жить. Исполнит каждое, пусть даже безумное желание. И, ей богу, плевать, кто и что скажет. Не многим дают второй шанс. А её, видно, любят где-то наверху. Раз посылают возможность второй попытки.

Железной выдержки Тухольского хватило на двенадцать секунд. Он считал. Автоматически. Потому что после разум отказался подчиняться. Роберт очнулся только почувствовав, как длинные мягкие пряди скользят сквозь его пальцы, а тёплые губы Беаты отвечают на поцелуй.

Их оторвал друг от друга резкий свет фар в лобовое стекло. Маленькая машинка, резко смоневрировав, едва вписалась в поворот прямо перед бампером машины Тухольского. За рулём была та самая стюардесса. Беата успела заметить. М-да, обиженная женщина — это страшно.

— Это та девушка, которая записку передала. — Она не передала. — Как? А как же ты…? — Листок выпал прямо мне под ноги. А эту фразу могла написать только ты, Жабка. Роберт с удовольствием поцеловал Беату ещё раз.

Пока он рядом, ей ничего не страшно. Ни пересуды, ни другие женщины. Ничто не имеет сейчас значение. Беата смотрела в окно, пока они ехали. — Посмотри туда! — она показала рукой на показавшийся из-за поворота дом. — Куда? — Роберт растерялся. — Тот дом! — А что с ним? — у них было ещё метров сто впереди. — Он похож на тебя! Я давно хотела тебе его показать.