Блядь, это будет долгая ночь.

И я буду наслаждаться каждой секундой.

Сесилия

Какого черта?

В начале я ошеломленно молчу, полностью застигнутая врасплох внезапной сменой событий. Вскоре после этого все взорвалось.

Моя талия легко прогибается на твердом плече Джереми, а он удерживает меня на месте, лишь обхватив мои ноги.

Кровь приливает к моей голове, как из-за положения, так и из-за того, как он меня держит.

Я сжимаю руки в кулаки и бьюсь об его спину.

— Отпусти меня!

Чем сильнее я бью, тем дальше он уходит в коттедж, как будто я бьюсь о стену, а не о его тело.

— Джереми! — кричу я его имя, надеясь, что кто-нибудь услышит и спасет меня из его варварских лап.

Никто не слышит.

Никто не спасет.

Вместо того чтобы отвезти меня в особняк Язычников или в общественное место, он стратегически выбрал этот уединенный готический коттедж, где никто не сможет ему помешать.

Как и две недели назад, здесь только я, он и жуткие ночные животные.

Однако, в отличие от того времени, я пришла не по своей воле. Он заставил меня и угрожал разоблачить перед всеми, кто мне дорог.

Он выкрутил мне руки и переступил черту, которую никогда не следует переступать.

В тот момент, когда я начинаю забывать о его чудовищной природе, его дьявол высовывает голову, готовый уничтожить все нормальные мысли, которые у меня были о нем.

Джереми нажимает на выключатель, входя в гостиную коттеджа. Его размеренные шаги гулко отдаются на деревянном полу.

С каждым шагом, с каждым вздохом, с каждым сжатием его большой, сильной руки на моих бедрах, он выгравировал свое присутствие глубоко в моей груди.

Как будто меня несет гигант.

Он источает мужественность, будь то его рост, огромное телосложение, суровые черты лица или леденящий кожу запах.

Но это токсичная мужественность.

Когда он доходит до середины комнаты, он ставит меня на ноги с мягкостью, которая меня удивляет. Не знаю, почему я ожидала, что он бросит меня на ближайший предмет, чтобы доказать свою точку зрения.

Я делаю несколько шагов назад, сканируя пространство в поисках выхода. Кроме входной двери, есть лестница и еще одна дверь, ведущая на кухню.

Я знаю, потому что в последний раз, когда он бросил меня здесь, я осмотрела коттедж. Но я по глупости пыталась найти его, а не исследовать.

— Не надо.

Опять это слово, немного низкое и очень властное. Как будто он читает мои мысли без необходимости выражать их.

— Я ничего не делаю.

Он проводит пальцем по джинсам, вверх-вниз, как в колыбельной.

— Но ты думаешь о побеге, что невозможно и бесполезно. Как только ты убежишь, я буду преследовать тебя, Сесилия. Мне не нужно говорить тебе, что я сделаю, если — когда — поймаю тебя, не так ли?

Я сжимаю губы, ненавидя, как образы и звуки из прошлого раза забивают мое сознание.

Шлепки, стоны, стоны, стоны, сосание, дыхание, хныканье.

Падение.

Я впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы остановить эти эротические воспоминания, и смотрю на него.

— То, что я позволила тебе сделать это однажды, не означает, что я позволю это снова. — К черту его, если он думает, что я дам ему такую власть надо мной, когда он склонен не только топтать ее, но и очернять и угрожать мне ею.

Он съедает расстояние между нами в два больших шага, и мне требуется все, чтобы не оттолкнуть его и не показать ему, насколько сильно он меня пугает.

Потому что он пугает. Слишком сильно.

И дело не только в его огромном телосложении или в том, насколько жестоким он может быть, а в том безэмоциональном взгляде в его мутных глазах — неоспоримом доказательстве того, что ему было бы все равно, если бы он растоптал меня и оставил на запчасти.

Что после того, как он закончит мучить меня, ему станет скучно, и он перейдет к следующей жертве.

Джереми смотрит на меня сквозь пальцы, как будто я не более чем помеха на его пути к криминальному величию.

— Ты так говоришь, как будто можешь меня остановить. Если захочу, я могу раздавить тебя, как будто тебя никогда не существовало. Так что не заставляй меня выбирать этот вариант. Будь умнее, выбирай свои битвы и брось эту раздражающую привычку вцепляться мне в глотку ради забавы.

Безразличие, скрывающееся за его словами, пробегает холодком по моему позвоночнику. Он серьезно, не так ли? Это не просто проявление силы. Этот человек способен лишить меня человечности и оставить умирать.

— Значит, у меня нет выбора? Что бы это ни было?

— Конечно, есть. — Он качнул головой в сторону двери. — Ты всегда можешь уйти.

— Могу?

— До тех пор, пока ты помнишь о последствиях побега.

— И, черт возьми, это выбор? Если останусь, я обречена, и если уйду, тоже обречена.

— Тебе придется довериться своему инстинкту, чтобы сделать лучший выбор. Вот тебе совет, не используй эмоции. — Он направляется в сторону кухни и не оборачивается, когда говорит: — Следуй за мной.

Как только он исчезает внутри, я бросаю взгляд на входную дверь, испытывая искушение выскочить наружу.

Но куда мне бежать? И как долго я смогу бежать, прежде чем он в конце концов найдет меня?

Я не сомневаюсь, что он сдержит свое слово о том, что сделает, если поймает меня. В первый раз все было иначе, потому что я действительно хотела этого, но я не смогу выдержать настоящую вспышку насилия.

Мои старые раны едва затянулись, и если я переживу подобный эпизод, то сойду с ума.

Вздохнув, я добрела до кухни, остановилась на пороге, чтобы взять себя в руки — то, что мне часто приходится делать в присутствии этого придурка, — а затем шагнула внутрь.

Как и вся остальная часть дома, кухня производит готическое впечатление, похожее на сказки о Дракуле и паранормальных явлениях.

Дерево местами обломано, вероятно, за ним не ухаживали в течение многих лет. Здесь есть две встроенные банкетки со старым столом между ними. Они обращены к окну и стеклянной двери, ведущей во внутренний дворик.

Противоположная сторона кухонной зоны ничуть не лучше. Барная стойка выглядит засаленной, оборудование из нержавеющей стали покрыто пылью, а холодильник может сойти за холодильник из фильма девяностых годов.

Джереми достает из верхнего шкафа консервированного тунца и бросает его в сковороду на, что удивительно, функциональной плите.

Я остаюсь на месте, отказываясь сделать еще один шаг вперед, пока мне это не нужно.

Джереми добавляет несколько яиц и овощей из холодильника и перемешивает их умелыми движениями.

Странно видеть, как он занимается такими обыденными вещами, как готовка. Он похож на человека, которого всю жизнь кормили, и который не знает, как выглядит кухня изнутри.

— Вместо того чтобы смотреть, так, будто мудак ты, может, накроешь на стол?

Я вздрагиваю от того, что он внезапного заговорил. В его голосе есть что-то такое, глубина или хрипловатый оттенок, что каждый раз меня задевает. Даже когда он ведет себя непринужденно. У Джереми голос, который создан для того, чтобы командовать, голос, который, как я представляю, был у генералов и военачальников в древние времена.

Собравшись с мыслями, я скрещиваю руки.

— Забавно. Я думала, что ты мудак

— Я готов поделиться. — Он смотрит на меня через плечо. — Словом, а не чем-то другим. Ты можешь помочь?

— А если я не захочу? — медленно спрашиваю я.

— Помнишь о том, что нужно выбирать битвы? Это идеальный пример. Не провоцируй меня по пустяковым причинам, или ты будешь единственной, кто пострадает от этого.

Мне так хочется схватить ближайший предмет и бросить его ему в голову, но он прав. Я только усугублю ситуацию, если он решит надеть свою шляпу мудака.

Вздохнув, я направляюсь к шкафу и начинаю искать утварь и посуду. Это занимает больше времени, чем если бы я спросила его об их местонахождении, но к черту. Я лучше потрачу время впустую, чем буду с ним разговаривать. Это моя форма бунтарства.