— Почему ты так думаешь?

— Я просто чувствую это. — Она не принадлежит мне полностью, даже в те моменты, когда чувствует, что она моя, это как-то не полностью. Поначалу я пытался не обращать на это внимания, доверять ей и идти на компромисс, как она любит мне напоминать.

Но теперь это невозможно.

Осколок разбил напоминание о моем доверии в тот момент, когда я узнал, что она тайком встречалась с Лэндоном. Случалось ли это раньше?

Случится ли это снова?

Проснусь ли я однажды и узнаю, что все, что у нас есть, меркнет по сравнению с чувствами, которые она испытывает к своему драгоценному гребаному принцу?

Сесили смотрит на меня большими, яркими глазами.

— Ты обещаешь не сердиться, если я расскажу тебе?

— Зависит от того, что ты мне скажешь.

— Я не могу сказать, если ты так себя ведешь.

— Так ты предпочитаешь держать меня в неведении?

— Нет. Скрытие этой информации съедает меня заживо. Я не могу больше скрывать это от тебя.

— Это насчет Лэндона?

Она кивает один раз. Моя кровь становится ледяной.

— Ты изменяешь мне, Сесилия?

— Что? Нет! Ты думаешь, у меня хватило бы ума думать о том, чтобы быть с кем-то еще после того, как ты появился в моей жизни?

Это должно успокоить эмоции внутри меня, но это не так. Даже близко нет.

— Тогда в чем дело?

— Ты сейчас выглядишь так страшно.

— Выкладывай, Сесилия.

Она несколько раз сглатывает, затем смотрит на свои ноги, прежде чем сосредоточиться на мне.

— Помнишь тот первый раз на посвящении?

Я киваю.

— Ты спросил меня, почему я там, а я так и не ответила. Тогда, эх, ты ведь знаешь, что я влюбилась в Лэна, верно?

— А кто, блядь, не влюблен?

Она берет мою руку в свою, трогает, гладит, успокаивает.

— Это было бессмысленно, я знаю это сейчас, но тогда не знала, поэтому, когда он попросил меня пойти на посвящение от имени Крея и получить как можно больше информации о вашем особняке, я сделала это.

Я сузил глаза.

— Так ты его шпион?

— Была. Только один раз, и я очень пожалела об этом после того, как узнала, что он... ну, использовал информацию, которую я ему дала, чтобы разжечь тот пожар. Клянусь, я не знала и не хотела этого. Я думала, что она нужна ему только в целях обороны. Если бы он рассказал мне о своем плане, я бы никогда ему не помогла.

Я провожу указательным пальцем по своему бедру, вверх-вниз, вверх-вниз в медленном ритме. Мои мышцы напрягаются, и я чувствую себя таким злым, что удивляюсь, как кровь не застывает в моих венах.

— Но ты помогла ему. Поэтому ты появилась у ворот в тот день? Из чувства вины?

Она судорожно качает головой.

— Я волновалась за тебя. Я действительно не хотела, чтобы ты или кто-то другой пострадал.

— Значит, чувство вины. — Я выдергиваю свою руку из ее руки, мой голос ледяной. — Что еще ты сделала? В чем ты помогла своему драгоценному Лэндону? Он подсадил тебя в качестве шпиона рядом со мной?

— Нет! Я бы никогда так с тобой не поступила.

— Но ты помогла ему сжечь особняк, пока я был в нем. Это не сработало, так что, возможно, ты решила пойти дальше. Он обучил тебя игре в соблазнение? Он научил тебя использовать уязвимость, чтобы добраться до меня? Он сказал тебе быть похожей на мою маму, использовать мою слабость против меня?

Ее тело дергается, но я вижу в этом только очередную ложь. Еще одно действие.

Еще один гребаный обман.

— Нет, пожалуйста, прекрати, Джереми. Это никогда не было так.

— Откуда мне знать? Все, что ты говорила и делала, могло быть частью его тщательно продуманного плана. Ты всегда была с ним, и он сказал тебе использовать меня для своего великого плана? Он научил тебя раздвигать для меня ноги?

Она поднимает руку и бьет меня по лицу, слезы скатываются по ее щекам. Я почти могу поверить, что они настоящие.

Почти.

Несмотря на плач и сопение, она поднимает подбородок.

— Я не позволю тебе так меня не уважать.

Я сжимаю ее руки, а затем прижимаю ее к ближайшей стене.

— Неуважение? Да что ты вообще знаешь об этом слове, когда ты все это время использовала меня?

— Я не... — Снова слезы, снова сопение. — Я не знаю, что я должна сделать, чтобы ты мне поверил, но клянусь, что после того пожара я порвала связи с Лэном.

— Очевидно. Все те разы, когда я видел тебя с ним после, даже сейчас, ясно свидетельствуют об этом.

— Джереми... — Ее голос смягчается, становится нежным. — Ты должен отпустить свою нелогичную зацикленность на том, что между мной и Лэндоном что-то происходит. Этого никогда не было и никогда не будет. Я... я люблю тебя. Не его. Тебя.

Мышцы на моей челюсти напряглись.

— Это то, что он также научил тебя говорить мне?

— Нет! Что с тобой не так? — она плачет сильнее. — Я только что сказала тебе, что люблю тебя, а ты все еще думаешь, что это игра?

Я обхватываю пальцами ее горло и сжимаю.

— Я должен был закончить это в первый раз, когда ты назвала меня его именем. Я должен был либо убить тебя, либо его.

Ее лицо краснеет, она бьется об меня, не в силах освободиться, и я понимаю, что собираюсь вырвать из нее жизнь.

Что через минуту она будет мертва.

Она выбрала его, а не меня.

Что, блядь, со мной не так? Когда я стал животным во всех смыслах этого слова?

Как я мог причинить ей такую боль только потому, что меня распирает от правды, которую я отказывался видеть все это время?

Тем не менее, мои демоны бьются и бунтуют, требуя возмездия. Они визжат и царапаются. Они кричат и скандируют.

Она выбрала его, а не меня.

Она выбрала его, а не меня.

Она. Выбрала. Его.

Я отпускаю ее рывком, и точно так же мои демоны затихают, и вся борьба покидает мои конечности. Моя одержимость истекает кровью, пока она не барахтается в собственной крови на земле.

Сесили остается на месте, тяжело дыша, плача, сопя, ее глаза выглядят такими обиженными, такими испуганными, что мне хочется ударить себя ножом.

— Беги, — шепчу я. — На этот раз не дай мне найти тебя.

— Джереми…

— Беги! — рычу я.

Она вздрагивает, смотрит на меня, как на воплощение своих кошмаров, ее глаза затуманены слезами, затем она разворачивается и бежит.

На этот раз я не следую за ней.

На этот раз я делаю то, что должен был сделать в тот первый раз.

Я позволил ей уйти.

Джереми

Я сижу в комнате управления особняка, потягиваю алкоголь из бутылки и смотрю на запись с камер наблюдения, на которой запечатлен момент инициации, изменивший все.

Или, если быть более точным, я просматриваю на повторе кадры, когда Сесилия убегает с территории особняка. Вероятно, она думала, что находится вне зоны видимости камер, потому что, убегая, сняла парик и маску.

Эта сцена до странности напоминает предыдущую, когда ей наконец-то удалось ускользнуть сквозь мои пальцы.

Как песок.

Наверное, так все и должно было быть задолго до того, как она ворвалась в мое пространство.

Первый раз я действительно «встретил» Сесилию в бойцовском клубе, когда Анника решила, что это хорошая идея — пробраться туда со своими новыми друзьями. Это было ровно за одну ночь до инициации.

Я запрокидываю голову назад, когда в сознании всплывают образы той первой встречи.

Николаю скучно.

Когда ему скучно, это очень тревожно. Он попадает в порочный круг самосаботажа, чрезмерного насилия и разрушительных путей.

По этой причине крайне важно держать его на поводке, поэтому я и нахожусь в бойцовском клубе.

Шум и возбужденная энергия витают в переполненном здании. Толпа смешивается, болтает и делает ставки на то, кто сегодня выйдет победителем.

Я не обращаю внимания на всю эту сцену. Было бы идеально, если бы я мог схватить Николая за шею и уйти, но что-то подсказывает мне, что мой не в себе друг будет против этой идеи.