У меня мурашки бегут по коже, когда я вспоминаю, как этот сумасшедший ублюдок чуть не убил нас обоих.

Я должна была понять, что у него нет границ после того, как это случилось.

Илья ест молча, определенно не желая предлагать какие-либо соображения о своем властном боссе.

— Итак, — я прочищаю горло. — Почему вы избили тех парней из клуба?

— Спроси у босса, — говорит он в пустоту.

Я поджимаю губы, но заставляю себя сохранять спокойствие.

— Его здесь нет, поэтому я и спрашиваю тебя.

— Я не могу тебе этого сказать.

— Хорошо, но ты можешь сказать мне, почему вы избили их, пока они не оказались в критическом состоянии?

Он поднимает плечо.

— Потому что они это заслужили.

Конечно, он так и думал.

— Где третий парень? Почему вы его забрали? Он даже не подходил ко мне.

— Мы этого не делали.

— Но он исчез.

— Это не наша заслуга. Мы оставили их троих вместе.

Я нахмурилась. Если это были не они, тогда кто...

Илай.

Конечно.

Не уверена, как Ава отнесется к этому факту.

Я двигаю ложкой в своей миске и поднимаю голову, только когда чувствую на себе взгляд.

Илья. Он смотрит на меня взглядом серийного убийцы.

— Что?

— Я знаю, что ты не такая, как Босс, и понятия не имеешь, насколько опасна и сложна его жизнь. Так что если ты не собираешься приложить усилия, чтобы понять это, я предлагаю тебе исчезнуть.

Хорошо. Это было прямо и смело.

Мне кажется, Илья меня недолюбливает.

Но это было сказано не со злым умыслом. Он действительно считает, что я не подхожу Джереми. Я согласна.

Я кладу ложку на стол, теряя аппетит.

— Я не могу поддержать его акты насилия. Я могу закрыть глаза один или два раза, но если это будет повторяться, это меня убьет.

— Босс применяет насилие только в крайнем случае или в личных целях, и только против тех, кто этого заслужил. Ты пыталась понять, почему он сделал это прошлой ночью?

— Потому что они говорили со мной и трогали меня, и ему нужно защитить свое право собственности.

— Он сделал это, потому что для него важна твоя безопасность и психическое состояние. Будь умнее. У тебя впереди долгий путь, — он качает головой, пьет прямо из чаши, затем встает и выходит.

Оставляя меня с мириадами вопросов и эмоций.

Сесилия

То, что начиналось как простая поездка домой, чтобы Анника могла убедить своего отца принять Крейтона, превратилось в кошмар.

Мало того, что ее забрали отсюда силой и заставили переехать в Нью-Йорк на неопределенный срок, так она еще и рассталась с Крейтоном, а он был вынужден расплачиваться за это.

Последние две недели были изнурительной мешаниной событий и трагедий, за которыми никто из нас не мог угнаться.

Я думаю, мы все хотели бы отмотать время назад, к тому вечеру в пабе, когда Крейтон вел себя слишком властно по отношению к Анни, а Реми его за это отчитывал.

Тогда мы все смеялись и веселились от души. Мы были группой, а теперь нас разделило отсутствие Анни.

Ава впала в депрессию после ее ухода, несмотря на то, что она явно отстранилась от нее и встала на сторону Крейтона.

Мы все были на его стороне.

Мы знаем его с юных лет и прекрасно осведомлены о его кровавом прошлом до того, как он стал членом семьи Кинг.

Поэтому всякий раз, когда швы на этой ране открываются, мы все чувствуем себя обязанными принять его сторону, несмотря ни на что.

После всего, что произошло, каждый из нас истощен как физически, так и морально. Мы заставляем себя учиться и пытаемся исцелиться вместе.

Папа сказал мне, что было бы неплохо поехать домой и немного восстановить силы, но я не могу оставить всех здесь одних. Я буду сильно волноваться и не смогу отдохнуть.

Поэтому я осталась и старалась быть рядом как можно больше с Глин и Авой, которых уход Анники задел больше, чем они сами об этом говорят.

Иногда они называют ее имя и либо делают паузу, либо проклинают себя, когда понимают, что ее там больше нет.

Большая часть ее вещей все еще находится в ее комнате, и никто из нас не осмелился прикоснуться к ним или даже открыть ее дверь.

Когда я тоскую по ней, мне хочется верить, что она там, слушает Чайковского и занимается балетом.

В приюте другие волонтеры, технический персонал и даже доктор Стефани скучают по ней как сумасшедшие.

Она всегда была веселой и жизнерадостной душой, которая следила за тем, чтобы все вокруг были довольны.

Теперь, когда она ушла, то словно оставила после себя темное пятно.

Пожелав персоналу спокойной ночи, я выхожу из приюта с поникшими плечами и тяжелым сердцем.

Я останавливаюсь на углу улицы в поисках Ильи.

Он преследует меня с того самого дня в коттедже и ведет себя как псевдо-преследователь своего босса.

В первую неделю, когда все произошло, я была настолько взвинчена и встревожена, что почти не обращала на него внимания.

Мне тогда не хватало способности здраво мыслить.

После этого я попросила его оставить меня в покое, но он проигнорировал меня и продолжил следить за каждым моим шагом.

С той ночи в клубе я не встречалась с Джереми.

Первую неделю он был так же занят, как и я, учитывая, что Николай получил травму, а Аннике пришлось уехать.

Потом он уехал на несколько дней, вероятно, в Нью-Йорк.

Я видела его только за пару дней до отъезда Анники — встреча была короткой и без какого-либо реального разговора.

Несмотря на тупую боль, пронизывающую меня при одном напоминании о нем, мне нужно было пространство.

Мне нужно было понять, готова ли я попытаться понять его, как сказал мне Илья тем утром. Готова ли я спуститься с ним в кроличью нору и, возможно, никогда оттуда не выбраться.

Хотя я до сих пор не нашла ответа на этот вопрос, одно я знаю точно. Меня немного задел тот факт, что он исчез из-за меня.

Не то чтобы я из кожи вон лезла, чтобы связаться с ним. Я не звонила и не писала ему.

Я не понимала, как после того грубого признания, которое он мне прислал.

Я чувствую, что если сделаю это, если сдамся, то от меня ничего не останется. Он высосет меня досуха и оставит пустой.

Мне становится все тяжелее, чем дольше я ищу Илью и не нахожу его следов. По моему настоянию Илья стал провожать меня от приюта до квартиры, а не следовать за мной издалека.

И хотя Илья молчаливее ночи, он был желанной компанией.

Не говоря уже о том, что он напоминал о нем.

Но сегодня его нигде не видно.

Может, он решил, что со мной, в конце концов, покончено, и приказал своей страже перестать следить за мной.

Эта мысль должна была бы меня обрадовать, но вместо этого я топаю ногами по тротуару.

В любом случае, все к лучшему.

Надеюсь.

Возможно.

Я начинаю вытаскивать наушники из рюкзака, когда замечаю тень под деревом. Прислонившуюся к мотоциклу.

Внезапный трепет пробегает по моему животу, когда я смотрю на него.

Черные джинсы облегают мускулистые бедра, футболка обрисовывает его рельефную грудь, которая, как я знаю, покрыта множеством татуировок, а куртка натянут на широкие плечи.

Затем, наконец, я изучаю его лицо, затененное темнотой, но все равно выглядящее не иначе, чем лицо военачальника, выполняющего миссию по завоеванию всего на своем пути.

Начиная с меня.

Его лодыжки скрещены, а палец поглаживает поверхность шлема, вперед-назад, в контролируемом ритме.

Это он.

Тот, кто мучает меня кошмарами больше, чем этот придурок Джон. В каком-то смысле, я должна быть благодарна, но к черту его.

Если он думает, что я побегу к нему с распростертыми объятиями, то он, должно быть, не знает, что поступил неправильно.

Я прерываю зрительный контакт, засовываю наушники в уши и включаю музыку на максимум, шагая по пустой улице.