Джереми не предлагает помощи и продолжает готовить.

Когда я нахожу две тарелки — одну со сколом по краю, два стакана и посуду, я чувствую себя немного победителем.

Мне требуется больше времени, чтобы отмыть поверхность стола с помощью найденного мной моющего средства. Я останавливаюсь только тогда, когда он уже не такой жирный. Чтобы убедиться в этом, я оттираю досадные следы на углах.

И так далее, и далее, я тру эти пятна, отказываясь признать поражение.

— У тебя что, ОКР?

Я вздрагиваю от голоса, раздавшегося рядом с моей спиной. Я бы солгала, если бы сказала, что забыла о его присутствии, но думала, что он все еще у плиты и у меня есть еще немного времени, чтобы попытаться забыть о его присутствии.

— Тут... жирно. — выдохнула я, когда он поставил сковороду на поверхность. — Как ты вообще можешь есть в таком месте? Это угроза гигиене.

Он открывает один из шкафов и достает бутылку водки. Я смотрю на нее так пристально, что удивляюсь, как она не разлетелась на куски.

Всякий раз, когда я вижу этот напиток, вспоминаю то время в ресторане, его карающие прикосновения, его податливые губы, властную манеру держать меня на коленях.

Странно, что Джереми может проявлять разные стороны в зависимости от ситуации. Он может быть странно заботливым, как в том клубе или после того, как отнес меня в коттедж, но может и превратиться в зверя за долю секунды.

— Все не так уж плохо. — Он опускается на диван.

— Это катастрофа. — Я занимаю место напротив него и смотрю на зловещее озеро через грязное окно и стеклянную дверь. — Что это вообще за место?

Он зачерпывает то, что выглядит как странный омлет, на мою тарелку — ту, что без сколов.

— Назовем это домом отдыха.

— Скорее, это дом ужасов.

Он поднимает плечо.

— Называй как хочешь.

Я протираю стакан бумажной салфеткой и, убедившись, что все чисто, наливаю в него немного воды.

— Как ты получил доступ к нему?

— Я купил его.

— Правда?

— Он была выставлен на продажу по выгодной цене, а мне нужно было собственное жилье за пределами особняка, поэтому я купил этот коттедж.

— Ты не мог купить квартиру или что-то в этом роде? Наверняка твоя семья может себе это позволить.

— Квартиры — это скучно. Я предпочитаю открытое пространство.

— С аурой призраков, жуткими ночными существами и готической атмосферой.

— Где еще я смогу охотиться на тебя? — он ухмыляется из своего бокала, и мне хочется выколоть ему глаза.

— Мы можем не говорить об этом?

— Почему нет?

— Серьезно, перестань отвечать на мои вопросы другими вопросами.

— С чего бы это?

— Фу. Этот урод.

Он наклоняет голову в сторону моего нетронутого блюда.

— Ешь.

— Я не голодна.

— Ты не ела всю ночь, значит, должна быть голодна

— Откуда ты знаешь...? Погоди-ка, ты опять за мной следил?

Он режет свою еду, и хотя и не отвечает мне, я уверена, что следил.

Значит ли это, что те небольшие всплески страха, которые я испытывала в течение недели, были реальными? Но это невозможно. Он не мог быть там, так как восстанавливался после того, что случилось во время пожара.

Я знаю, потому что Анни рассказала мне.

Часть меня радуется, что он в безопасности. Я бы не смогла простить себе, если бы он пострадал от пожара.

Но я все еще ненавижу его методы.

— Преследование — это преступление, ты знаешь.

— Только если это доказано.

— Что?

— Преследователь становится преступником только тогда, когда его ловят. Кроме того, я предпочитаю называть это расспросами. — Он качает головой в мою сторону. — Ешь. Если я попрошу в третий раз, то это будут не слова.

Я сжимаю пальцы вокруг посуды и смотрю на него.

— Откуда мне знать, что это не отравлено?

— Я прямой человек. Если бы я хотел убить тебя, то сделал бы это более жестокими методами.

Мой рот открывается. Я всегда знала, что Джереми принадлежит к преступной организации, но это первый раз, когда я полностью осознала это.

— А что, если ты накачал меня наркотиками, чтобы овладеть мной?

Он проводит указательным пальцем по ободку своего бокала, вперед-назад, в загадочном ритме, словно пытаясь загипнотизировать меня.

— Это веселее, когда ты не спишь. Как еще я услышу твои стоны, дыхание и, самое главное, крики?

Мне должно быть плохо, и так и есть, но в то же время меня вводит в транс тонкое изменение его тона и выражения лица, когда он произносит последнее слово. Его голос становится глубже, а в его обычно холодных глазах вспыхивает знакомая искорка.

Такое же выражение было у него, когда он прижал меня к палубе, пока мне не стало некуда бежать.

Вместо того чтобы снова оказаться в ловушке, я опускаю голову, отрезаю маленький кусочек омлета и бросаю его в рот, намереваясь проглотить, не пробуя.

Но я все-таки пробую, делаю паузу, затем откусываю еще кусочек и на этот раз жую его медленно.

Несмотря на обычные ингредиенты и консервированного тунца, в этом есть что-то особенное, на что я не могу указать пальцем.

Может быть, это все-таки наркотики?

Поэтому я откусываю еще кусочек и еще. Просто чтобы убедиться.

— Тебе нравится?

Я поднимаю голову и вижу, что Джереми взбалтывает содержимое своего стакана и пристально смотрит на меня, едва касаясь своей тарелки.

У меня закладывает уши, когда я понимаю, что почти доела свою.

— Неплохо, — говорю я по-деловому, стараясь преуменьшить свое смущение.

Губы Джереми подергиваются, и он подталкивает свою тарелку в мою сторону.

— Ты можешь съесть и это.

— Я не так уж голодна.

Он не отвечает, но и не забирает свою тарелку. Он ставит локоть на стол, опирается подбородком на кулак и продолжает наблюдать за мной из кружки.

То, как он смотрит на меня, нервирует. Как будто он хочет поглотить меня вместо еды, а потом сломать. А может, и то, и другое одновременно.

Поэтому я сосредоточилась на омлете, пытаясь и не пытаясь понять, что за особый ингредиент. Это специи?

Я поперхнулась от спешки, и Джереми подвинул в мою сторону стакан с водой.

Только когда я выпиваю половину и меня охватывает жжение, я понимаю, что это не вода.

Я кашляю, брызгая слюной и ударяя себя в грудь, когда ожог поселяется там.

— Почему... почему, черт возьми, ты дал мне чистую водку?

Он поднимает плечо.

— Ты задыхалась.

— Вода была бы кстати.

— Алкоголь лучше. Ты мало пьешь, почему?

— Я даже не собираюсь спрашивать, откуда ты это знаешь. Просто... не люблю терять свои границы.

— Я полагаю, это связано с тем, что наркотики — это жесткий предел?

Я поджала губы, но, видимо, это весь ответ, который ему нужен, потому что он всезнающе кивает. Этот человек раздражающе наблюдателен, и когда я нахожусь рядом с ним, у меня постоянно возникает ощущение, что я нахожусь под микроскопом.

Он берет свой стакан и демонстративно пьет прямо из того места, где остались следы от моих губ.

Обычно это вызывает у меня брезгливость, но сейчас все, что я могу сделать, это остановиться и смотреть.

Я прочищаю горло, больше для того, чтобы рассеять свое внимание.

— Что произойдет после еды?

— Мы все еще едим.

— Я знаю. Я спрашиваю о том, что будет после.

— Тебе нужно научиться иногда жить в настоящем моменте. Слишком большая ориентация на будущее приведет тебя только в могилу.

— Спасибо за непрошеный совет.

— Не за что.

— Это был сарказм.

— Я знаю. Тебе не идет, но я отвлекаюсь.

Мой рот полон еды, но я все еще смотрю на него.

— Почему ты считаешь себя экспертом в том, что мне идет, а что нет?

— Я бы не назвал себя экспертом, но я замечаю признаки и закономерности. Это то, что я делаю лучше всего.

— Потому что ты член мафии?

— Потому что я должен был предсказать поведение кое-кого.

— Кого?

Он приподнимает бровь.

— Разве ты не полна вопросов сегодня? Если бы я не знал лучше, то сказал бы, что ты интересуешься мной