Палач помог Траубергу спуститься с эшафота и подвёл ближе. Бургомистр сурово взглянул на Генриха.

— По правилам мне следовало бы вернуть вас в темницу до окончания пересмотра вашего дела, господин травник. Но учитывая, что пока город остался без судьи, а исход пересмотра заведомо известен, я предоставленной мне властью милую вас. Те лишения, что выпали на вашу долю, по моему мнению, являются достаточным наказанием за то, что вы ввели суд в заблуждение ложным самообвинением. Все судебные расходы, а также плату за содержание вас в темнице и услуги палача вы обязаны внести в городскую казну не позднее следующего светлого дня после тёмной ночи.

— Это справедливо, господин бургомистр, — поклонился Генрих.

Бургомистр и энфер поднялись и сошли с помоста в окружении рыцарей и советников.

— Круто, — пробормотал Дакоста, глядя им вслед. — Продержали в тюрьме, чуть не убили, а теперь им за это и заплати?

— Это торговый город, рыцарь, — усмехнулся Донцов. — Здесь из всего делаются деньги. Разве ваша инквизиция поступала не так же?

— Почему она моя? — нахмурился Дакоста.

— В России инквизиции не было, — усмехнулся тот. — Пойду искать Хока. Нужно срочно представить его энферу, пока тот под впечатлением от его подвига и склонен пригласить его в луар.

Он отошёл, а Дакоста посмотрел на Генриха, которому кто-то из присутствовавших на казни друзей уже набросил на плечи плащ.

— Не беспокойтесь, рыцарь, — вымученно улыбнулся тот. — Это не так дорого и не разорит меня. Уже то, что я жив и свободен, стоит того. А то, что я увижу мою Ренату, и вовсе делает меня счастливым. Где она, господин Браун, вы знаете?

— Она на попечении моей жены, — весьма холодно ответил Карл. — Скоро вы её увидите. Но вам следует знать, что нужно было не идти на поводуу преступников, которые замыслили зло, а прямо явиться ко мне и всё рассказать. Вы представляете, что было б, если б нам не удалось помешать им? Вас бы казнили, Рената умерла б в колодце, энфер и бургомистр были бы убиты, власть захватил бы ставленник злобного колдуна, а город оказался бы в состоянии войны с луаром!

— Я не знал об этих ужасных последствиях, господин Браун, но и знал бы… Вы ещё очень молоды, но когда у вас появятся свои дети вы, быть может, поймёте меня. А пока я благодарю вас за всё!

— Не меня благодарите, — недовольно передёрнул плечами Карл, уязвлённый напоминанием о своей молодости. — Командор де Мариньи пришёл ко мне и потом вместе с сэром Дакостой помог размотать этот клубок. Они и нашли Ренату.

— Я благодаен вам, — Генрих растрогано посмотрел на мальтийца. — Не знаю, чем вас отблагодарить. Вы спасли жизнь мне и моей дочери, и чтоб я ни сделал, плата будет недостаточной. Быть может, если вам негде остановиться, вы примете моё приглашение и поселитесь в нашем доме? Он слишком велик для двоих, и вы можете занять несколько комнат. Рената чудно готовит, и, может, вам интересно было бы ознакомиться с моей скромной библиотекой.

Перед глазами Дакосты тут же возникли высокие светлые комнаты, ряды старинных рукописных книг в уютной лаборатории, пучки трав на стенах, кресла у камина, устроившись в которых вечерком, было бы так интересно вести учёные беседы с этим знатоком траволечения. К тому же, если девушка приготовит лишнюю порцию простой здоровой еды и для него…

— Я с радостью принимаю ваше приглашение, — кивнул он.

Генрих очень обрадовался, и ожидавшие поблизости соседи повели его домой. Хок тем временем закончил свой разговор с энфером, который, узнав, что он — правая рука леди Дарьи, тут же пригласил его ко двору. После этого Дакоста и Хок отправились в дом купца Мейера за вещами и Кисой, а Донцов и Кроу последовали за Элотом, чтоб подобрать в городских конюшнях коней, достойных свиты энфера Синего Грифона.

После полудня через восточные ворота из города выехал энфер в окружении своих рыцарей. За ним двигался большой обоз, состоящий из повозок, гружённых оружием, амуницией и упряжью, и небольшого табуна племенных лошадей. В обозе следовал незаметный человек с опущенным на глаза капюшоном, сидевший на серой лошадке. Донцов пристроил Тонни Хэйфэна к слугам, поскольку тот всё так же предпочитал оставаться незаметным.

В то же время из западных ворот в сторону Сен-Марко выехал купеческий обоз, охраняемый нанятыми для этого рыцарями, среди которых были Булатов и Стаховски.

Таким образом, для членов экипажа, недавно покинувших «Пилигрим», всё сложилось наилучшим образом, словно сама судьба помогала осуществлению их планов. А, может, это была не судьба?

Я осталась в замке на Грозовой горе. Местечко это, надо сказать, было довольно депрессивное, мрачное и безрадостное. Здесь никогда не было по-настоящему светло. Даже в самый разгар дня замок окутывал слой грозовых туч, столь плотный, что под ним всегда царил сумрак. Стены были сложены из базальтовых валунов почти чёрного цвета, архитектура не отличалась изяществом, зато с ходу ломала мозг своей непредсказуемостью.

Расставшись с Олдриджем, я подумала, что мне нужно обдумать наш разговор, и потому неплохо было бы остаться в одиночестве. Выйдя из его кабинета в ту же дверь, что и вошла, я вдруг оказалась вовсе не в тронном зале, а в коридоре, который мягко закруглялся, уходя куда-то за поворот. Я побрела по нему и вскоре поняла, что этот замок является зеркальным отражением этого мира, потому что его планировка изменялась ежесекундно. Можно было бесконечно кружить в плоскости одного этажа по мрачному лабиринту, скудно освещённому редкими факелами, можно было сколь угодно долго спускаться и подниматься по узким крутым лестницам. Стоило задуматься о том, почему здесь одни лестницы и коридоры, и где все комнаты и залы, как коридор выходил в просторную комнату, заставленную ветхой мебелью и подозрительно напоминающую интерьер с какой-нибудь старинный картины, или была пуста и мрачна, и тут же в памяти возникали катакомбы и подвалы, знакомые по давним экспедициям и школьным экскурсиям. Это было похоже на странный виртуальный аттракцион, который был так популярен в годы моей юности, когда мощный компьютер с готовностью изготавливал трассу для прохождения многоуровневой игры, моментально считывая из подсознания картинки ожидаемого развития событий. Довольно быстро я разобралась с правилами этой игры, и, очутившись в уютной комнатке, где возле растопленного камина стояло старое кресло с вытертой бархатной обивкой, села в него, чтобы вернуться к своим размышлениям. Из углов тут же выскользнули тени, пугливо извиваясь на расстоянии, но я уже настолько привыкла к ним, что, лишь отметив их появление, перестала обращать на них внимание.

Впрочем, после этого неожиданно обнаружилась ещё одна помеха. Я и раньше, пока бродила по замку, слышала где-то далеко странный шелест, похожий на многоголосый шёпот, но принимала его за вой ветра за стенами и шум дождевой воды, стекающей по пустотам в толще камня. Но теперь я явственно услышала вокруг себя тихие голоса, жалобные, сердитые, зовущие. Комната была пуста, да и тени были здесь явно не при чём. Подумав немного, я решила, что, должно быть, поселившийся здесь некромант и таинственная колдовская сила Грозовой горы притягивают сюда неупокоенные души. Меня даже слегка удивило, что эта мысль вовсе не показалась мне жуткой. Найдя отгадку, я просто перестала прислушиваться и вернулась к своим мыслям.

Разговор с Беном Олдриджем меня заинтриговал. Раньше я мало общалась с ним. Он был не из тех, что быстро идут на контакт с малознакомыми людьми. Формальные приветствия, малозначительные фразы и чисто деловое общение в рамках служебной деятельности. Впрочем, и этого было достаточно, чтоб понять, что он умный и скрытный человек. Он явно не желал моего появления здесь, но при этом ему хотелось поговорить со мной. Он даже слегка приоткрыл завесу тайны над своими способностями. Что это было? Одиночество, затаённая тоска по прежней жизни? Он не выгнал меня из своего замка, хотя явно демонстрировал свою враждебность. Но она была вызвана не антипатией, вовсе нет, я-то как раз не вызывала у него столь уж сильного неприятия. Щетинился он только тогда, когда ощущал опасность для своей тайны, именно той тайны, которую я вознамерилась, во что бы то ни стало, узнать. Именно её, эту тайну он готов был защищать и, похоже, у него были для этого причины. Его внезапная оговорка о той цене, которой может быть оплачена возможность поднять с поверхности планеты наши звездолёты, навела меня на мысль, что он знает и способ, как это сделать, и эту самую цену, которую он не вправе заплатить. Здесь было скрыто что-то важное. И я впервые подумала о том, что у него могли быть причины, чтоб действовать именно так, как он действовал.